Наша Маша (Книга для родителей) - Алексей Пантелеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
— Я все-таки, мама, некоторых вещей не понимаю,— говорит Машка.— Вот Каринэ! Ведь она хорошая девочка, воспитанная, и Маринэ— тоже. И мама у них приличная женщина. А папа у них пират. Ведь пират— это же разбойник?
— Да, разбойник. Но кто тебе сказал, что он пират?
— Ты сама мне сказала.
И тут маму осенило:
— Не пират, Машенька, а оператор! Кинооператор!
27.9.61.
Цирка еще не видела, но играет (в парке Ленина) в Маргариту Назарову.
— Сейчас будет цирк! Буду тигра в рот совать... Буду кормить. Буду мясо давать. Не бойтесь, не бойтесь!
Обращается ко мне:
— Испугайся! Папсинька, раскинь вот так руки и “ох” вот так!
* * *
На днях в Зоопарке. Семейство жирафов в двух загонах-клетках. В одном— самец, в другом самка и жирафенок.
Машка про жирафа-отца:
— Как ты, папа! Да? В другой комнате.
* * *
Вчера была в Русском музее на выставке ленинградских художников.
Смотрела с удовольствием.
— Папочка, запиши! Запиши вот эту!
Кое в чем наши вкусы совпали.
30.9.61.
Дочитали “Часы”. Слушала до конца хорошо.
Но не все еще держит ее память. То и дело перебивает меня, задает вопросы.
— Это кто? Петька?
— Какой Петька? Это же о Пятакове речь идет!
Не сердиться надо, а писать понятнее!..
* * *
Прибегает к маме.
— Мама, загадка!
— Что такое?
— Угадай, что такое “грузинская чепуха”?
— Не знаю.
— Наш обед!
В этом нет никакой дерзости и ни малейшей попытки унизить кулинарные способности мамы или бабушки. Третьего дня и вчера у нас на обед был грузинский суп чихиртма. Вот эта чихиртма (которую, кстати сказать, Машка очень любит) и превратилась в чепуху.
* * *
Нашел старую заметку. Летом в Дубулти стоит в саду под балконом и скандирует:
Ма-моч-ка!
Ско-ро ли
Мы пой-дем
На мо-ри?!
И так каждое утро.
2.10.61.
Вчера весь день провела без меня. Гуляла с мамой и с Толей. С Толей, говорят, ссорилась из-за велосипеда. “Я, я!”— “Нет, я!”
На моих же глазах, то есть в моем присутствии, была с Толей нежна.
Вечером я показывал “кино”: “Снегурочку”, “Трех медведей” и “Упрямого котенка”. Машка сидела на одной скамеечке с Толей, держала его за талию.
А он все рвался от нее, оглядывался, ему интересно было посмотреть, что я делаю с аппаратом и как это кино получается.
Утром они с Машей играли в школу, писали цифры. Вечером повторили эту игру у меня. Учителем на этот раз был я.
Толя, кажется, впервые попал в мою комнату. Оглядел со страхом и уважением мой большой книжный шкаф и спрашивает:
— Алексей Иванович, это вы все эти книги написали?
— Нет, это не я написал.
— А что? Это все еще надо вам написать?
По-видимому, решил, что это одни переплеты стоят, а я должен заполнить их— стихами, сказками, рассказами и арифметическими задачами.
* * *
Сегодня оба проспали. Машке— той ничего, а Толя опоздал в интернат. Узнав, что опаздывает, плакал.
* * *
Все еще стоит бабье лето. За открытым окном— солнце, голубое небо.
Мама и Маша собираются к Мариинскому театру— заказывать Маше стельки для ее плоскостопиков.
* * *
Все чаще: “А помнишь?” или: “А помнишь, когда я была маленькая?”
Сегодня за завтраком:
— Помните, когда я была маленькая, у нас скатерть загорела?
— Не загорела, а прожгли, наверно, скатерть, Маша?
— Да. Прожгли. Вот такая дырка была! Помните?
Помним. И нисколько это нас не радует. А для нее это счастливые воспоминания детства.
* * *
Но и о будущем тоже думает.
В планы ее входит— быть одновременно: медицинской сестрой, балериной, художницей и учительницей.
Сегодня видела, как наш Кисо вышел за окно на железный карниз.
— Он не убежит? Не упадет?
И сразу же:
— А помнишь, как наш кот убежал и у какой-то балерины нашли его?!
— Помню. Это ты нашла его.
Задумалась, ушла в себя. Говорит с улыбкой:
— Папа, а? А вдруг я тоже буду балериной и вдруг ко мне тоже чужой кот придет?!
Мерещится целая заманчивая картина.
3.10.61.
Учим ее быть доброй, вежливой, отзывчивой, помогать людям. Осуждаем жадность и скупость. И плоды воспитания зреют, так сказать, на глазах.
Но вот Машка приходит в сад, на детскую площадку. Там— железная четырехместная качалка. Сидят три девочки лет по шести, лениво покачиваются.
— Папочка, можно мне покататься?
— Покачаться?
— Да, покачаться...
— Иди. Пожалуйста.
Идет. Вежливо говорит девочке, которая одна сидит на скамеечке:
— Девочка, можно мне с тобой покачаться?
Та— нос кверху:
— Нет!..
Машка вспыхивает, стоит еще полминуты и возвращается.
— Ты что?
— Девочка не разрешила.
Так не один раз бывало. Вот это уж воистину плохо воспитанные девчонки. Глядишь— и Машке понравится, и ей захочется проявить самовластие. А еще хуже— ханжа вырастет. И это уже бывает:
— Нехорошие девочки.
— Ну, они глупые,— скажешь ей,— их не научили.
— Что ты! Папа! Им же уже по шесть лет!
Рядом с нами сидит старуха с младенцем на руках.
Смотрит на Машку и говорит:
— Какая-то она у вас очень уж застенчивая.
— Лучше,— говорю,— бабушка, пусть будет застенчивой, чем нахалкой.
— А вот это правда!..
* * *
Пьет сегодня утром молоко. Встречает меня возгласом:
— Папочка, ты бы знал!
— Что такое?
Всплескивает руками:
— Ты бы знал!
— Да что? Что случилось?
— Сколько мне пенок попалось!
* * *
Кажется, осень наконец постучалась в окно. Небо сегодня пасмурное. Но мама и Маша собираются в Михайловский сад...
5 ЛЕТ 2 МЕСЯЦА
4.10.61.
Сегодня к четырем старым профессиям прибавилась пятая: хочет быть газовщицей.
— Я всем хочу быть!— заявила она мне.
* * *
Разговор о фифах и труженицах.
Я довольно часто употребляю это слово— “фифа”.
Машка заинтересовалась:
— Папа, а что такое фифа?
— А это женщины, которые не работают. Только одеваются и наряжаются...
— Разве такие есть?
— Да, есть такие. Другие женщины труженицы, а эти только губки мажут, по театрам ходят, конфетки кушают.
— А я— труженица? Я работаю?
— Да, конечно. Ты работаешь.
* * *
И действительно, работает. Каждый день мать дает ей какое-нибудь посильное дело: полить цветы, натереть пол в коридоре, почистить башмаки, вытереть посуду и убрать ее в шкаф.
* * *
Обнимает нас с мамой, целует:
— Антибиотики вы мои маленькие!
Откуда-то залетело к ней это слово. Не удивительно, впрочем: антибиотиков потребляют в нашем доме вряд ли меньше, чем соли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});