Месть Демона - Владимир Лосев

Я так и поступил, с благодарностью думая о тех, кто когда-то это придумал, и с тех пор не исправляет этот дверной дефект.

Я вошел и низко поклонился, отдавая уважение зданию, скорее по выработанной когда-то привычке, чем из настоящего почтения. Прошел по коридору мимо пустых бытовок и заглянул в зал.

Занятия шли полным ходом, Николай Васильевич сидел на матах недалеко от меня в позе лотоса. Глаза его были закрыты, руки сложены на коленях, похоже, он занимался медитацией.

…Ты никогда не сможешь совершить подвиг, если будешь следить за ходом сражения. Только тогда достигнешь многого, когда, не обращая внимания на окружающее, станешь биться отчаянно, как бешенный…

…Ты сможешь понять своего противника только тогда, когда научишься заглядывать в самого себя, в свою истинную суть…

Заглядывать в себя учит нас кодекс самураев.

Глава девятая

Тучи сгущаются

Взглянув в зеркало, замечаю глаза убийцы

из-под нависшего низкого лба

А я был когда-то другим …

В зале занималось около тридцати мальчишек и девчонок, вел занятие по каратэ Сергей, я его знал, когда-то тренировались вместе, только он, в отличие от меня, продолжал заниматься этим все эти годы и достиг неплохих результатов.

Даже не знаю, какой у него сейчас дан, но шансов победить его, у меня не было ни раньше, и уж тем более нет сейчас.

Я поклонился еще раз старым стенам и прокрался к старику за спину. Тот сидел одетый в серое кимоно, бормоча что-то себе под нос, глаза его были закрыты — казалось, что он не замечал ничего вокруг.

Я бесшумно и незаметно, как мне казалось, сел сзади и протянул руку, чтобы потрепать старика по плечу.

— Зачем крадешься? — спросил он насмешливо, не оборачиваясь. — Пришел незваным, зашел с заднего входа, двигался тихо и бесшумно. Прошел за матами так, чтобы тебя никто не увидел из учеников. Хочешь кого- то убить? Может быть меня?

Я опешил на мгновение, но быстро пришел в себя. Старик все еще находился в хорошей боевой форме, маразмом здесь и не пахло. К нему и раньше было невозможно незаметно подкрасться сзади — казалось, что у него глаза имелись и на затылке.

— Нет, убивать я вас не хочу, Николай Васильевич, А пришел тихо и незаметно, чтобы поговорить с вами. У меня наступили трудные времена, и мне нужен ваш совет.

Наслышан о твоих проблемах. Рассказывали, что тебя ищут бандиты…

Говорить было трудно, приходилось напрягать голос, шум в спортзале стоял еще тот. Слышались звонкие удары, крики, команды…

— Громко, — пробормотал я. — Для разговора надо бы найти местечко тише.

— Так ты точно не хочешь меня убить? — старик наслаждался ситуацией, глаза он по- прежнему не открывал, хоть уже вряд ли находился в трансе.

— Нет, не хочу, и никогда не хотел…

— Даже не знаю благодарить тебя за это или осуждать, — тренер зашевелился. — Иногда так устаешь от жизни, что быстрая кончина кажется спасением, хоть и понимаю, что смерть только дверь, а за ней каждый найдет свои проблемы. Если убивать не хочешь, то пойдем — у меня есть ключ от тренерской комнаты, там и поговорим.

Он встал, Сергей заметил, наконец, меня и наклонил вопросительно голову.

Николай Васильевич сделал рукой непонятный для меня знак, который видимо что-то объяснил, потому что Сергей сразу отвернулся и занялся учениками, а из его глаз исчезло недоумение.

Тренерская комната находилась сразу за раздевалкой. Она была большой и пустой, на стенах висели деревянные мечи и другие принадлежности для обучения, в углу стоял письменный стол, заваленный бумагами, перед ним два потертых кресла, а на пол была брошена циновка. Старик опустился на нее, закрыл глаза и замер в позе лотоса.

— Чего стоишь? — спросил он, когда я недоуменно посмотрел на него. — Ты хотел поговорить, а я согласился тебя послушать.

Слушать мне нравится в такой позе, в ней ничто не остается без внимания, даже твое энергетическое состояние, а ты уж сам выбирай себе место и позу, в которой будешь говорить.

Я сел в кресло, оно было продавленным, жестким, и очень неудобным — что ж придется терпеть…

Еще одна иллюстрация к вопросу о том, что выбираем в жизни…

Неудобно, плохо, но буду страдать. А мог бы, прежде чем принять решения, сначала взвесить все и обдумать. Не зря же мне предложили выбирать? Значит, имелся какой-то подвох…

— Дело в том, что для меня настали сложные времена… — начал я и замолчал. Говорить почему-то стало трудно. Может быть потому, что Николай Васильевич на меня не смотрел, или потому, что мне неожиданно захотелось встать и уйти?

Или может оттого, что болью сжалось сердце? Мне не хотелось думать, анализировать и вспоминать…

Что-то происходило рядом, это касалось меня, и было смертельно опасно.

Зато лицо тренера стало неожиданно спокойным, умиротворенным и бесстрастным.

— Я продолжаю слушать тебя, — произнес он чуть слышно. — У тебя напряженный голос, тебе действительно очень трудно сейчас. Ты боишься за свою жизнь…

Я чувствую стеснение в твоей груди, а также дрожание рук слишком велико, вероятно, это от плохих снов…

Но, вероятно, все-таки не страх смерти, а то, что я пока не понимаю. Продолжай, раз начал…

Да…старик был в своем амплуа, он действительно слышал и понимал все. Можно было рассказывать…

Я вздохнул:

— Все началось с того, что убили ангела.

Сначала надругались, а потом взрезали ему живот и уехали, оставив умирать. Девушка проползла почти сто метров. Я не знаю, куда она ползла. Может быть, искала людей, которые могли бы ей помочь, но никого не было рядом. Она умерла, одна, глубокой ночью, в кустах шиповника, а нашли ее только через неделю. Тело было обезображено гниением. О чем она думала перед смертью, никому неизвестно. Когда я узнал о ее смерти, то мир потемнел для меня, словно солнце ушло навсегда…

Видимо, очень хотела жить, прокомментировал тренер. — Вероятно, считала, что многое не успела. Ее смерть не была запланированной, она не готовилась к ней, поэтому чувствовала незавершенность жизни. Смерть пришла к ней внезапно — это плохо…

— Она действительно мечтала о многом, ждала этого и готовилась к будущей жизни, а не к мучительной смерти. Думаю, она какое-то время даже не понимала, что умирает. Ей было больно, плохо, но еще верила в то, что ей удастся спастись, принять смерть было для нее слишком обидным…

Николай Васильевич поднял вверх руку, потом резко опустил:

— Слова сказаны, возможно, они в чем-то верны, но это всего лишь слова…

Я перевел дыхание:

— Мне было трудно, эта девушка была тем, что придавало смысл моей жизни. А после ее смерти даже солнце почернело от горя, и стало тусклым. Я плакал, а потом решил отомстить…