Главный бой - Юрий Никитин

— Богатырь назвал себя?

— Он сказал, что здесь назовут его имя. Он был в красном плаще, шлем остроконечный, лицом светел, кудри на плечи падают как золото… С ним была молодая женщина с ясным лицом и глазами небесной девы.

Пока он называл приметы, говор среди богатырей становился громче, слышались выкрики: «Добрыня!», «Добрыня послал!», «Рука Добрыни чуется!» — но когда упомянул женщину, сразу наступило ошарашенное молчание.

— Женщина? — переспросил Владимир. — Гм… Если бы Попович или Миша Потык… Но Добрыня?.. Как, говоришь, он выглядел?

Автанбор повторил, дивясь замешательству. Владимир сказал с некоторым сомнением:

— Я бы сказал, что победил тебя… Добрыня.

Воин прищурился:

— У тебя только один воин сильнее меня?

— У меня много таких воинов, — отрезал Владимир. — Но одни здесь, другие на кордонах… Искать подвигов в той стороне отправился один Добрыня. Иначе я бы указал на другого!.. Гм… с женщиной… Молодая, говоришь? Со старушкой бы — еще понятно, он жалостливый… Но мне сдается, ты не слишком рвешься служить нашему, как говоришь, маленькому лесному племени. Правда, перед ним уже вздрагивают соседи, но ты прав: пока еще маленькое. Ему еще долго расти!

Автанбор кивнул:

— Конечно, не рвусь. Но я дал слово, так что буду служить верно и честно. До тех пор, пока… — Он остановился.

Владимир спросил резко:

— До каких?

Богатырь двинул плечами:

— Я должен объяснять такие простые вещи? В вашем племени этого не знают?

К Владимиру наклонился Волчий Хвост, прошептал громко:

— До тех пор, пока мы не учиним ущерб или поношение его воинскому достоинству. Тогда он вправе, не нарушая слова чести, покинуть наш двор.

Владимир недовольно дернул плечом. В последнее время и этот воевода слишком часто выказывает перед пирующими, что великий князь чего-то не знает, в чем-то ошибается.

— Принимаю, — сказал он громко. — Отныне ты, Автанбор Загорный, входишь в старшую дружину! У тебя право на место за княжеским столом в Золотой Палате. Твое жалованье, как и остальных старших гридней, сто золотых ромейских монет. Ты имеешь все права и обязанности, что и остальные сорок богатырей…

Автанбор поклонился, голос из насмешливого стал почтительным:

— Повинуюсь, великий князь. Только с доблестным Добрыней, победившим меня, будет сорок один.

— Да, сорок один, — согласился Владимир, но голос его дрогнул, а взор потемнел.

В палате кто-то громко прокричал здравицу в честь Добрыни, Владимир первым встал и вскинул кубок. Автанбору дали место за столом, сунули в руку огромную чашу. Он невозмутимо смотрел, как отрок наливает густое красное вино, лишь чуть-чуть скривил губы в улыбке, когда заметил три пустых места за княжеским столом.

Глава 31

Лес закончился, а дорога повела на холм. Рассвет уже теснил ночь, с востока поднималась алая заря. По небосводу поднималось пурпурное сияние. Кони вышли на вершину холма. Леся ахнула во весь голос: от копыт их коней внизу раскинулся без конца и края ровный серый туман. Бескрайний, ровный как обеденный стол, он тянулся и тянулся, уходя за видноколо.

А в трех-пяти верстах отсюда прямо из тумана торчали крыши и стены удивительного города. Не в излучине реки, не на горе или даже холме — это было бы заметно, такой туман поднимается от земли не выше конских стремян, — город присел посреди долины. Не раскинулся, как большинство славянских городов, а именно присел, словно собранный в комок зверь перед прыжком. Высокая стена со всех сторон стискивает как тугим поясом, дома лепятся изнутри к стене, крыши соприкасаются по всему городу, так что метко пущенная зажженная стрела может сжечь весь город…

Добрыня молча пустил коня в галоп. Он много слышал об этом странном городе, но увидел впервые. Кром — русский город, а до этого славянский, до славянского… ну, еще чей-то. Странный город. По этим землям столько раз прокатывались волны разных народов, всякий раз уничтожали предыдущие племена, их города и жилища. Добрыня ничего не ожидал увидеть, кроме добротных теремов из толстых бревен, городской стены в виде частокола, опять же множества конюшен, амбаров, — все из дерева, все нестойкое, однако с изумлением заметил даже целиком каменные здания, а у многих теремов первый поверх сложен из толстых гранитных глыб.

Город, судя по черным от копоти камням, по выщербинам на плитах, что остаются от железных наконечников стрел, брошенных катапультами каменных глыб, не раз брали приступом, сжигали, разрушали. Но уцелевшие жители, как он слышал, всякий раз отстраивали на том же месте. А жителей истребить невозможно: при любой войне немалая часть тут же уходит в леса, где не отыщут среди топких болот никакие вражеские рати.

Добрыня рассмотрел высокие башни по углам городских стен. Все четыре из серого камня, настолько высокие, что острыми шпилями царапают тучам брюха. Увидел длинный ряд оружейных, куда день и ночь подвозят из кузниц готовый металл, железную проволоку для кольчуг, мешки с гремящими наконечниками для стрел и копий. Опрятные домики горшечников, булочников, а под самой стеной, подальше от жилых домов, расположились ряды кожевников, где могучий запах сырых кож забивает все ароматы. Везде в городе кипит жизнь, народ снует быстрый, не растерявший живого огня, хотя история их города, как ему объяснили, идет с прадавних времен.

На главной площади, от которой расходятся все улицы, высится огромный каменный столб. Такие же и в Киеве, как и других городах, но даже в Киеве столбы богам из дерева, а здесь настоящий гранит, прочный и неразрушимый, словно долго и упорно обтесывали целую скалу.

Выпуклые глаза древнего бога смотрят сурово, непримиримо. Солнце блестит на гордо вздернутых скулах, челюсть вызывающе выдвинулась вперед. Вид у Крома был настолько надменный, что у Добрыни кулаки зачесались двинуть в зубы. Лицо чужого бога смутно показалось знакомым, но вспомнить не мог, хотя богов и демонов за годы странствий повидал немало.

Леся громко фыркнула. Добрыня перехватил ее взгляд. Вид у Леси был такой, словно тоже собиралась двинуть кулаком в челюсть. Только почему-то смотрела на него.

— Эй! — крикнул он прохожему. — Здесь есть корчма?

Прохожий даже не повернул голову, ответил с безразличием к варвару:

— Какой город без корчмы?

— А где? — спросил Добрыня.

Прохожий толкнул калитку, успел крикнуть через плечо:

— Ты настолько дик?

Леся проворчала в захлопнувшуюся калитку:

— Грубые тут какие-то…

— Да нет, — ответил Добрыня. — Здесь не любят праздных вопросов. Он понимал, что я знаю, где корчма.