Проклятие Батори - Линда Лафферти

– Здесь мокро.

Они увидели пробивавшийся сквозь грязь и мох ручеек и проследили, откуда течет вода – она сочилась из дыры в скалах. Отодвинув сухие стебли, Бетси услышала журчание.

– Должно быть, какой-то подземный источник, – сказала она, – потому что вода не замерзает. Словакия вся усеяна пещерами и термальными источниками.

– Ну а у меня нога мерзнет, – сказал Джон. – Эта вода совсем не горячая, уверяю тебя.

Бетси не слушала. Она смотрела куда-то в сторону.

– Что там? – спросил он, оборачиваясь.

В полусотне шагов от них виднелся серебрящийся льдом пруд.

Снег прекратился, и от воды поднимался белый туман. На голых ветвях плакучих ив намерз лед. Иней покрывал печальные глаза на коре берез.

Замерзший мир сверкал в просачивающихся сквозь туман лучах, а над водой нежными волнами поднимался туман, как будто над прудом парили призраки.

– Похоже, у меня дежавю, – прошептала Бетси. – Я уже видела это место раньше. Готова поклясться.

– Напоминает рождественскую открытку – так красиво, – сказал Джон и обнял ее одной рукой.

Бетси кивнула, скользнув в его объятия, и подумала, как хорошо, когда он прижимает ее к себе. Она закрыла глаза, давая себя успокоить.

Когда женщина снова открыла глаза, ее внимание привлекло нечто новое. Глаз уловил какой-то белый клочок на фоне колючей изгороди, и она высвободилась из объятий Джона.

– Не подходи к ограде! – шепнул он ей. – У них, наверное, установлена видеокамера.

Но Бетси уже взбиралась по склону. Добравшись до ограды, она поняла, что белый клочок был листком бумаги, и подпрыгнула, чтобы достать его.

Ее глаза были устремлены на этот трепыхавшийся на ветру листок, и опасность она ощутила лишь в последнее мгновение. Она увидела свору немецких овчарок. Специально обученные сторожевые собаки молча подкрались и стали хватать ее за вытянутые руки, оскалив зубы и просовывая морды сквозь железные прутья ограды. Одна вцепилась зубами в ее лыжную куртку и потянула к себе; две другие норовили добраться до головы.

Джон бросился к ограде и закричал на них. Он ударил кулаком по собачьей морде, и овчарка выпустила куртку.

Сжав в руке листок бумаги, Бетси навзничь упала в снег.

– Боже, Бетси!

Собаки за оградой продолжали рычать, скаля длинные белые зубы.

Джон, тяжело дыша, сел рядом с Бетси. Он взглянул на бумажку у нее в руке – фотокопию какой-то картины. Под ней была надпись: «Возвращение жуткого двора графини Эржебет Батори, Кровавой Графини». Фотография была обведена красным и перечеркнута по диагонали.

– Похоже, граф вызывает подозрение не только у нас, – тихо проговорила Бетси.

Джон, глядя ей через плечо, рассматривал изображение – черно-белую копию картины, изображавшей ужасную сцену. В засыпанном снегом дворе крестьянки в белых платках окружают нескольких обнаженных женщин, умирающих на лютом морозе. Одну жертву поддерживают трое слуг, схватив за плечи, тело ее обвисло, оно, будучи в тисках смерти, оседает в снег. На ее лице ужас, рот приоткрыт в немом крике, а белые руки даже перед смертью прикрывают обнаженную грудь.

Другая лежит ничком, упираясь в снег локтями, из последних сил моля не убивать, а одна из крестьянок льет на нее из ведра ледяную воду.

Остальные две лежат в снегу, то ли умирая, то ли уже мертвые, и уже не пытаются прикрыть наготу.

Вокруг горстка тепло одетых мужчин и женщин смотрят на все это, их лица искажены злобой и ненавистью.

А на деревянном троне восседает надменная фигура в многослойной парче, укутанная в черную шаль, удовлетворенно откинувшись на спинку и наслаждаясь зрелищем.

– Помнишь, что нам говорил детектив Уайтхолл? «Графиня Батори в подсознании каждого словака», – сказал Джон. Он постучал пальцем по зернистой фотокопии. – Ну и сука!

– Это самое отвратительное изображение садизма, какое я только видела, – проговорила Бетси.

– Эржебет просто тащится, – заметил Джон. – Посмотри, как она откинулась и наблюдает, будто это рождественское утро.

– Похоже, она близка к оргазму, – сказала Бетси, рассматривая ее лицо. – Художник верно это уловил. И не она одна. Посмотри на это дикое наслаждение в глазах истязательниц.

– У той, что с ведром воды, – согласился Джон. – И у наблюдающих мужчин. Какой блеск в глазах!

Бетси ничего не ответила, и он продолжил:

– У меня когда-то был учитель фотографии, так он говорил: если хочешь уловить правду о катастрофе, отвернись от нее и фотографируй эмоции в глазах и на лицах смотрящих. В этом суть.

Бетси кивнула, водя пальцами по искаженным дикой радостью лицам злодеев и зевак. И особенно графини Батори.

– Фрейд бы сказал, что это «оно» – звериное внутри нас – пробивает барьеры эго и особенно суперэго.

– Не знаю, слышал ли я раньше, чтобы ты цитировала Фрейда.

– В данном случае он попал в самую точку.

Оба продолжали рассматривать черно-белое фото.

– От такого зрелища всякий уравновешенный человек содрогнется в отчаянии. Но… – Бетси в нерешительности замолчала.

– Но что?

– Если такое увидит психически больная личность – какой-нибудь садист или убийца, – то действительно ощутит воодушевление.

– Бетси! Подумать только…

– Нет, я серьезно. Эта картина написана для темных, извращенных душ, для тех, кто захочет повторить такое истязание.

– Нет, Бетси, нет. Это предостережение. Посмотри, изображение перечеркнуто. Кто-то бросает вызов Батори.

Джон обнял Бетси и прижал к себе. Завороженная картиной, она припала к мягкой шерсти его свитера.

Дейзи склонилась над своим айфоном, и черные волосы упали ей на лицо. Откинувшись, она раздраженно встряхнула головой. За последний час она не получила от Морган никаких новостей. Девочка прокрутила десятки сообщений в своем почтовом ящике.

«Морган всегда вела себя непредсказуемо, – подумала она и укусила себя за руку. – Непредсказуемо? Чему тогда удивляться?»

Беззвучно шевеля губами, Дейзи вновь прокрутила в голове их разговор. Она ждала его слишком долго.

Почему-то именно сейчас, когда все было на грани безумия, все вышло из-под контроля, в этот самый момент она смогла. В тот момент, когда это должно было случиться. Нужно просто высказать, и все будет кончено.

Морган, я нашла у тебя на подушке письмо. Очень трогательное и откровенное любовное письмо, написанное его почерком.

Да, я прочла его. И после этого меня вывернуло наизнанку.

Мама подумала, что я чем-то отравилась. Я стала задыхаться, когда попыталась ей рассказать.

Как я могла ей сказать, что творит ее родная дочь? Это просто убило бы ее. Что ее муж психопат-извращенец и ее дочь трахается с ним?