Кантор идет по следу - Самош Рудольф

– Слушаюсь, – произнес лейтенант и выскочил из кабинета.

Зазвонил телефон. Вошедший в это время Калди снял трубку и протянул ее капитану со словами:

– Товарищ начальник, у телефона Ковач, он спрашивает, что ему делать. Тип, за которым он следовал, дошел до башни Погани и снова вернулся в квартиру девушки.

Шатори подошел к телефону:

– Продолжайте следить за ним. Башню тоже возьмите под наблюдение.

– Докладываю: у меня нет людей.

– Попросите у дежурного…

– Понял, – произнес Калди и протянул Шатори блокнот.

– Что это? – спросил капитан.

– Здесь краткая характеристика некоторых типов, посещающих салон Илоны.

– Спасибо… Других следов не обнаруживали?

– Нет.

– Жаль.

– Я могу идти?

Калди вышел из кабинета. Капитан откинулся на спинку кресла, прислонился головой к стене. Его охватила усталость. Он думал о том, насколько правилен путь, по которому идет розыск, приведет ли он к цели или, напротив, заведет их в тупик.

Немного поразмыслив, Шатори начал перелистывать блокнот Калди:

«Бела Лази – корреспондент еженедельника, несудим.

Иштван Шюмеги – художник, несудим.

Лайош Коцог – артист, несудим.

Пал Паку – истопник…

Шандор Шимон – мебельщик…

Ласло Карпат – солист…

Лайош Лади…

Петер Микулка…

Ласло Шо…

Марика Лонтаи…

Камопек…

Алагаонь…

Все несудимы».

– Так-так, – проговорил капитан, продолжая читать дальше.

«Геза Хиртеленди, судим. Проживает в третьем районе, Араньхедъ, 17/34».

– Знаете, где расположена Араньхедъ? – спросил Шатори у вошедшего в кабинет шофера.

– Так точно, в Обуде.

– Гоните как можно быстрее к башне Погани.

Шатори быстро спустился к машине, в которой уже сидели Калди и старшина Чупати с собакой. Чупати слушал незнакомые ему названия улиц и с сожалением вспоминал старую погранзаставу, где ему прекрасно была знакома каждая тропка, каждый ручеек.

Машина помчалась по набережной Дуная и, миновав кладбище, свернула к горе Араньхедь.

По обе стороны улицы, ведущей к башне Погани, стояли утопающие в зелени садов небольшие домики. На вершине холма виднелись заброшенные, заросшие кустарником земельные участки. Колокольню башни окружали развалины каменного забора.

Неожиданно из зарослей бурьяна показалась фигура полицейского, который жестом руки остановил машину.

– Окружайте башню! – высунувшись из окна машины, приказал полицейскому капитан Шатори.

Дежурная полицейская машина остановилась перед входом в башню. Первым в здание капитан впустил Кантора.

Узкая винтовая лестница вела наверх. Слева от нее находилась дверь, ведущая в похожее на тюремную камеру помещение. У стены стояли два ящика с пустыми пивными бутылками. Напротив двери – деревянный топчан, покрытый суконным одеялом. Посреди комнаты – простой стол из неструганых досок и два табурета.

Пока капитан осматривал нижний этаж, старшина с Кантором поднялись на второй этаж, где тоже оказалась дверь. Чупати толкнул ее плечом, но дверь была заперта.

– Откройте! – крикнул старшина, стукнув в дверь кулаком.

Услышав стук в дверь, на второй этаж поднялся капитан Шатори. Вытащив из кармана набор отмычек, он попытался открыть дверь, но это не удалось, так как в замочной скважине изнутри торчал ключ.

Старшина снова забарабанил в дверь.

– Полиция! Откройте! – крикнул Шатори. – Именем закона – откройте!

За дверью сначала послышалось сопение, потом шорох, затем дверь открылась, и на пороге показался бородатый мужчина в ночной сорочке до пят. Он кулаками протирал заспанные глаза.

– Что вам нужно?

– Полиция, – строго сказал Чупати. – Впустите нас.

– Сейчас, я только оденусь.

– Это не имеет значения, – заметил Шатори. – Вы Виктор Аланд?

– Да.

– Кто живет в этом здании кроме вас?

– Никто… вернее… На нижнем этаже живет мой приятель.

– Его фамилия?

– Геза Хиртеленди.

– Вы здесь прописаны?

– Да.

– А помимо вас?

Аланд явно медлил.

– Почему молчите?! – Шатори сверлил взглядом бородатого мужчину.

– Видите ли, Геза – мой приятель… Он иногда здесь ночует.

– Он здесь прописан?

– Нет…

– А вам разве не известно, что любое лицо, находящееся в здании более двадцати четырех часов, подлежит временной прописке?

– Известно… но я не думал, что… Он ведь здесь не всегда ночует. Этот Доктор…

– Что за Доктор?

– Это друг Гезы по фамилии Йоцо Гажо.

– А где в данный момент находится сам Хиртеленди?

– Не знаю. В полдень, когда я вернулся домой, он был еще здесь с ребятами.

– С какими ребятами?

– С ребятами… нашими общими знакомыми…

– Назовите их по именам и фамилиям! – приказал Шатори.

– Я видел только Лаци Шо… Видите ли, я работаю по двенадцать часов подряд на насосной станции в Дунакеси: с десяти вечера до десяти утра. Сегодня, например, снова в ночь заступаю.

– А как зовут остальных?

– Я к ним не заходил – меня позвал Патер…

– Кто этот Патер?

– Да тот же Хиртеленди.

– И что он вам сказал?

– Чтобы я им не мешал. Но по голосам я вроде бы узнал учителя Лади, еще маленького Микулку Ушастика, но это уже не точно.

– Одевайтесь.

«Так вот как выглядит этот теолог Аланд, который завтра вечером должен читать доклад „Построение молекул“! – подумал Шатори.

– Пока я разговариваю с этим типом, – шепнул капитан старшине, – ты с Кантором хорошенько обыщите местность вокруг.

Заброшенная башня и ее окрестности с запущенным садом были прекрасным местом для укрытия преступников.

Шатори с большим интересом выслушал Аланда, хотя тот говорил монотонно и тихо. Капитан даже поверил, что теолог и на самом деле не знает, когда и куда удалились его друзья. Шатори поразило то, как образно и точно обрисовал каждого члена салона Илоны этот лохматый примитив, кажущийся на первый взгляд туповатым.

Аланд начал характеристику пестрого общества салона Илоны с фигуры Хиртеленди.

Оказалось, что друг Аланда, дожив до девятнадцати лет, вдруг понял, что без аттестата зрелости ему карьеры не сделать. Придя к такому выводу, он сразу же записался на вечернее отделение будапештской гимназии. Три недели он посещал гимназию и успел за это время зарекомендовать себя самым прилежным учеником, однако надолго его не хватило, и он с каждым днем стал отставать все больше и больше. Но этого срока было вполне достаточно для того, чтобы он узнал, где что лежит. Однажды ночью он забрался в кабинет директора гимназии и, открыв сейф, выкрал оттуда гербовую печать и чистый бланк аттестата зрелости. Заполнить этот бланк и поставить печать было делом уже нетрудным.

В салоне Илоны его называли Патером, потому что Хиртеленди в течение полугода числился семинаристом Эстергомской духовной семинарии. И он, видимо, без труда закончил бы ее, если бы не его страсть к женщинам. Семинаристом он был способным, о чем свидетельствует хотя бы то, что курс латыни был пройден им всего за полтора месяца. В один зимний вечер Хиртеленди вдруг сбежал из семинарии в город, где прокутил всю ночь в обществе девиц. На рассвете он привел в собор, который находился на территории семинарии, какую-то легкомысленную девицу и заснул в ее объятиях на молельном коврике перед алтарем. В таком положении его и застал утром священник. Само собой разумеется, что Хиртеленди немедленно отчислили из семинарии.

– Интересный тип, – с усмешкой заметил Шатори. – Расскажите, где вы с ним познакомились? – спросил капитан, трогая руками самодельную подзорную трубу, укрепленную на подставке у окна.

– У Ицы познакомился.

– У Ицы Сони?

– Да. Хиртеленди тогда пожаловался мне, что ему негде жить, и я предложил ему пожить пока у меня.

– И чем же занимался этот Патер?

– Маляром работал. Одно время вместе с Доктором. Иногда и я им помогал.

– Понятно, – кивнул Шатори и, показав пальцем на подзорную трубу, спросил: – А это вы где приобрели?