По ту сторону тьмы - Йэн Бэнкс

Над падающей птицей, держась чуть позади нее, уверенно спускалась по спирали другая, будто не в силах бросить своего товарища.

Шеррис следила за ними. Вскоре два маленьких пятнышка скрылись за колышущимся пологом листьев, тускневшим вдалеке. Когда она снова взглянула вверх, стом нырнул обратно в просвет среди листьев, в километре над землей. Другие птицы оставили погоню. Миц, Зеф и Дло понимающе хмыкнули и вновь вернулись к еде.

Немного погодя Шеррис тоже села.

Она медленно жевала, не вступая в общую беседу, то и дело поглядывая туда, где исчезли две птицы, и лишь отхлебнула глоток вина, когда одна из птиц появилась опять. Птица медленно, с усилием, будто устав, в одиночестве летела домой.

Глава 13

При дворе Бесполезных Королей

Его Величество, король Тард Семнадцатый, семьдесят четвертый из Бесполезных Королей, Презренный Повелитель, Лорд-Протектор и Господин Фарпека, всех его земель, граждан, низших классов, животных и женщин, Верховный Богоненавистник, Презирающий Дьявольского Чародея, Казначей Богатств и Попечитель Имперской Хартии, восседал на Троне Стома в Тронном зале Фарпекского замка и, сошурясь, недоверчиво поглядывал на тощего монаха с подозрительно смышленым лицом, преклонившего колени на ступенях перед троном.

Зал был темным и задымленным. Окна отсутствовали, дабы Бог не имел возможности подсмотреть, что делается внутри. Тяжелые ароматы благовоний поднимались из курильниц — дабы Его неукротимый дух не проник в зал. На маленьких скамеечках, установленных на ступенях тронного помоста, сидело с десяток королевских советников и секретарей. Степень значимости того или иного придворного определялась его близостью к трону.

Сам Трон Стома был выполнен в виде громадной летающей рептилии. Его крылья служили боковыми сторонами трона, спина — спинкой, а голова — подставкой для ног. Голова стома свисала с закопченного потолка на веревках, покачиваясь всего в нескольких сантиметрах от пыльного и потертого ковра, устилавшего помост.

Придворные утверждали, что трону придали такой вид, дабы он служил символом королевского авторитета и его превосходства над подданными. На самом же деле Его Величеству просто нравилось раскачиваться на троне взад и вперед. На широком хвосте стома безмолвно стояли двое могучих королевских охранников, вооруженных замаскированными под мушкеты лазерными карабинами. Время от времени Его Величество приказывал им помогать раскачивать трон. Когда человек стоит на коленях перед троном и что-то говорит, можно начать раскачиваться, добиваясь, чтобы большой кривой клюв стома ударил говорящего в голову или в грудь, сбив с помоста. Сбитого же слушать уже необязательно. Не поступить ли так же и с этим монахом?

Король не привык общаться с подобными личностями — его придворные старались не допускать их пред очи Его Величества. Если же советники отступали от своих правил, король начинал их подозревать. Правда, он знал, что придворные боятся и уважают его, но порой ему казалось, что они проворачивают какие-то мелкие делишки за его спиной. Да и вообще лицо монаха ему явно не нравилось. Оно было слишком узким, с резкими чертами и пронзительным взглядом, в котором королю почудилось презрение и насмешка — может быть, над королем или даже надо всем его королевством. Король не испытывал к монаху ни малейшего доверия. Людей казнят и за меньшие провинности. Гораздо меньшие…

Один из советников принялся бормотать в ухо королю что-то насчет цели прибытия монаха. По мере того как советник бормотал, король удивлялся все больше и больше, но его подозрительность все еще не рассеялась.

— Итак, — обратился он к монаху, — я надеюсь, что орден, который ты представляешь, также презирает Великого Дьявольского Чародея.

— Разумеется, Ваше Милостивое Величество, — сказал монах, скромно потупив взор. В его голосе звучало почтение. — Наша вера — возможно, она не слишком отличается от вашей, несомненно, более древней и обладающей большим числом приверженцев, — состоит в том, что Бог есть Сумасшедший Ученый, а мы — объекты Его экспериментов, навеки обреченные блуждать по лабиринту жизни, усеянному случайными и бессмысленными карами и презренными наградами, и посему нет никаких причин потакать Его дьявольским желаниям.

— Король разглядывал тощего монаха: Его акцент был почти незаметен, а речь — безупречна, но король не мог отделаться от странного ощущения, что монах просто хочет ему польстить. Он откинулся на спинку мягко покачивающегося трона.

— Вы тоже ненавидите Бога? — осведомился Его Величество, сморщив нос и нахмурив брови.

Тщедушный монах в черной рясе странно улыбнулся и ответил:

— Да, Ваше Величество. В полном смысле этого слова.

На шее монаха висела на ремешке маленькая металлическая коробочка.

— Хорошо, — сказал король, продолжая изучать гостя.

Тот взглянул на шептавшегося с королем советника, который лишь покачивал головой. Он не смел перебивать короля.

Король гордился своим статусом государственного деятеля и понимал значение союзников, хотя само по себе его королевство являлось самодостаточным и в данный момент совершенно не нуждалось в помощи извне. В провинции всегда хватало и бандитов, и бунтовщиков, а в столице — обычных закулисных заговорщиков (которых хватало, впрочем, и при дворе). Однако король умел с ними управляться — достаточно было спросить придворных, как обходились с подобными затруднениями в прошлом. Но времена меняются, если не в самом королевстве, так за его пределами, и Фарпеку не помешает обзавестись сторонниками в большом мире. Короля всегда беспокоило то обстоятельство, что так мало людей знает о существовании его государства.

Монаха следует получше расспросить.

— Сколько же вас всего?

— Здесь, Ваше Величество? В вашем государстве? Из нашего ордена — только я один…

Король покачал головой.

— Нет, сколько всего приверженцев вашей веры?

— На сегодняшний день — только несколько тысяч, Ваше Величество, — признался монах. — Хотя многие из нас занимают довольно высокое положение и вынуждены хранить свои убеждения при себе.

Король хмыкнул.

— А кто ваш владыка?

— Ваше Величество, — монах, казалось, был обеспокоен, — владыки у нас нет. У нас есть парламент — собрание равных — первосвященников. В этом-то и заключается наша основная проблема.

Монах поднял глаза и робко улыбнулся.

— Видите ли, Ваше Величество, я прибыл сюда, чтобы от имени моих братьев смиренно просить вас — стать нашим духовным владыкой.