Динка - Валентина Осеева

Динка смотрит из-за кустов на гамак, где сидит Мышка. Подойти или не подойти? Мышка читает. Гога, узнав про ее слезы о Марьяшке, подарил ей несколько книг Диккенса в красивых переплетах. Для Мышки это, конечно, было отвлечением, но Динка окончательно затосковала без сестры.

«Никто не соскучивается без меня, никому я не нужна!» – с горечью думает Динка.

Но Мышка вдруг поднимает голову от книги и тихонько зовет:

– Динка, иди сюда!

Динка подбегает к ней, садится на гамак, обнимает Мышку за шею.

– Диночка, – тихонько шепчет Мышка, – я все думаю... Неужели мы никогда уже не увидим Марьяшки!.. Куда ее увезли?

У Динки сразу падает сердце, она болезненно кривится и умоляюще смотрит на сестру:

– Не говори ни о чем грустном... Не говори...

– Но как же, Диночка... Разве ты уже ее забыла? – удивленно спрашивает Мышка.

– Никто не забыл... Но я умру, если буду обо всем думать... Ах, зачем ты сказала!

Динка встает и, заткнув обеими руками уши, бежит по дорожке.

«Карл у Клары украл кораллы... Карл у Клары...» Но что-то сжимает ей горло, и слова путаются: «Карл у Клары клорал кораллы...»

Глава 40

Снова белоглазый человек

В этот день Митрич поручил Леньке продать рыбу. Ленька с вечера забежал к Федьке и соблазнил его ехать вместе.

– У Митрича рыба крупная, и торговать он велел по десяткам... Вот и будем класть девять штук его да одну твою... Поедем! Заработаешь! Я так делал единово! – вспомнив свой базар с Динкой, сказал Ленька.

Федька согласился. На базаре в этот день было людно, в рыбном ряду не протолкаться, и рыбины у торговок все большие, жирные, не чета Митричевым.

– Большой привоз нынче, – с огорчением сказал Федька. – Боюсь, простоим мы зря и вся наша рыба протухнет.

– Так пойдем на пристань, – предложил Ленька. – Наша рыба дешевая, ее живо около рабочей столовки раскупят.

Мальчики пошли на пристань. Там тоже царило оживление, только покупатель здесь был попроще и победнее, а товар – похуже и подешевле. Торговки, покупая у рыбаков весь их улов скопом, тут же отделяли лучшую рыбу на базар, а остальное продавали за гроши толпившейся на пристани бедноте.

Мальчики пристроились прямо на земле, выложив свой товар на мешок.

– Наша рыба еще лучше! Гляди, какую мятую здесь продают! – с гордостью сказал Федька.

К мальчикам начали подходить покупатели. Торгуя, Ленька вытягивал шею и искал в толпе Степана.

«Как раз завтрак сейчас у рабочих... Может, и он где около столовки ходит...»

Ему очень хотелось повидать Степана, но пойти поискать его он не решился, так как один раз, во время разговора, Степан вдруг сказал:

«Около столовки меня не окликай и не ищи! Это привлекает внимание и может испортить дело. Дома увидимся».

Ленька испугался и, слоняясь по базару в поисках работы, вовсе перестал появляться у пристани.

Сегодня он не собирался заходить к Степану и на дом, так как торопился. Его беспокоила Динка. Девочка выглядела какой-то запуганной, и, когда под вечер он, приезжая из города, звал ее на утес пить чай, она нерешительно оглядывалась вокруг и качала головой:

«Нет, Лень. Уже скоро вечер, деревья и кусты станут черными...»

«Да какой сейчас вечер? Еще до приезда твоей матери целый час! Пойдем!» – звал ее Ленька.

«Нет... Лучше побудь здесь. Я, знаешь... – Она прижимала к щели лицо и тихо говорила: – Я хозяина твоего боюсь...»

«Да брось ты об нем думать! Зачем он тебе нужен?!»

«Как – нужен? – Динка в испуге трясла головой. – Он мне совсем не нужен! Совсем не нужен!»

«Ну, так чего ты к нему пристала?» – возмущался Ленька.

«Не я к нему пристала, а он ко мне пристал. Вот так закрою глаза – и сразу подымается, подымается... Особенно если темно... И даже дома... Я так боюсь, Лень... – морщась, говорила Динка и тихо добавляла: – У меня вообще всякое в голове страшное. Я и не хочу думать, а думаю...»

Ленька растерянно глядел в ее испуганное лицо и не мог понять, что с ней случилось.

«В воскресенье ее мать дома, а сейчас она все больше с Мышкой, а Мышка и сама расстроенная... И Лина у них собирается – это небось тоже действует, да еще беда, рассказал при ней Вася про хозяина...»

Озабоченный этими мыслями, Ленька забыл о Степане и торопился продать рыбу, чтобы поскорей уехать домой. На его счастье, покупателей было много, и, нанизав на бечевку «набор для ухи», как учил Митрич, он легко прикидывал к каждой связке десятую рыбешку Федьки.

– Вот стерлядь, потроха, вот жирная уха! – выкликал он, подражая Динке.

Покупатели подходили, и Федька, похлопывая рукой по стертому кожаному кошельку, весело говорил:

– Здорово получается! Гляди-ка, сколько Митричевых рыб в нашу пользу остается! Старику-то ведь лишь бы цену взять. Мы и его не обидели, и сами заработали!

– Да я ж про то и говорил! – с гордостью отвечал Ленька, вглядываясь в проходивших покупателей. – Рабочие жены мяса не покупают, им подешевле что давай... Вот рыба, рыба! Дешево и сердито! – бойко закричал Ленька и вдруг осекся...

За толпившимися женщинами, рваными платками, ситцевыми кофтами и вылинявшими кепками вдруг мелькнуло знакомое серое лицо... Ленька вытянул шею и впился взглядом в длинную фигуру, серую шляпу, прилипшие к вискам жидкие волосы и бесцветные, словно вымоченные в воде, глаза.

Федька тоже разглядел что-то в толпе и, подтолкнув товарища локтем, тихо сказал:

– Гляди-ка... полиция... Ловит, что ли, кого?

– Торгуй тут! – быстро сказал Ленька и, перепрыгнув через мешок с рыбой, скрылся в толпе.

«Сыщик! Сыщик... тот самый...» – мысленно повторял он про себя и, стараясь не бежать, изо всех сил пробивался вперед...

До столовки было далеко. От пристани то и дело отъезжали груженные мешками возы, босоногие, рваные мальчишки шмыгали между ними, подбирая просыпавшуюся картошку и ловко прорезая сзади мешки... Всюду стоял шум и гам: возчики щелкали кнутами, торговки визгливо нападали друг на дружку, с пароходов доносились резкие гудки, смачно ругались грузчики... Всюду толпился народ, но Ленька, расталкивая всех локтями и слыша позади сердитые окрики, протиснулся сквозь толпу и выбежал к столовке. В замусоленные потными руками двери входили и выходили рабочие. Затягиваясь махоркой, они громко ругали протухшие щи и, сплевывая в сторону, поминали червивую селедку... Ленька шмыгнул в дверь, нетерпеливо и жадно оглядывая сидевших за столами и стоявших у стойки рабочих. Громкие голоса, звон тарелок и тошнотный запах пареных кислых щей ошеломили Леньку.

«Степан! Степан!» – в отчаянии взывал он про себя, пробегая взглядом по чужим изможденным лицам...

Половые, в серых передниках, с горой грязных тарелок и пустыми чайниками, бесцеремонно толкали его в спину... Но нигде не было видно знакомой долговязой фигуры в старой шинели...

Холодный пот выступил на лбу мальчика, колени задрожали... И вдруг за одним из столиков, под засиженной мухами занавеской, шевельнулась серая шинель. Степан спокойно беседовал с рабочими, прихлебывая чай и прикусывая хлеб. За стулом его висела знакомая Леньке плетеная кошелка.

Ленька прошмыгнул мимо столиков и, стараясь казаться спокойным, подошел к Степану.

– Степан, – тихо сказал он, нетерпеливо дернув своего друга за локоть.

Степан быстро оглянулся и, сердито сдвинув брови, посмотрел ему в глаза:

– Зачем ты тут?

Но лицо Леньки поразило его, и, не сказав больше ни слова, он поднялся и отошел с ним в сторону.

– Сыщик... полиция... – пробормотал белый как мел Ленька и потянул к себе плетеную кошелку. – Давайте, что есть... скорее...

Степан еще раз оглянулся и, уставившись на него близорукими глазами, вспыхнул от гнева:

– Да ты, понимаешь ли ты, помешался на сыщиках...

– Степан! – умоляюще прошептал Ленька. – Это тот... белоглазый... идут ведь... давайте скорей!

Степан сжал его руку, подошел к окну... Ленька тоже вскинул голову, поглядел в окно... И оба они одновременно увидели осторожно пробирающуюся между людьми длинную фигуру сыщика и следующих за ним в почтительном отдалении жандармов.

Степан отшатнулся и с ненавистью сказал:

– Меркурий... предатель! – Потом быстро сунул руку в кошелку и, вытащив завернутую в газету пачку бумаг, сунул их Леньке: – Уходи... Вечером принесешь...

– Еще где? В кармане смотрите! – пряча под пиджак пачку, прошептал Ленька.

– Нету! Уходи! – быстро шепнул Степан и, словно вспомнив что-то, вытащил из-за обшлага сложенную вчетверо бумажку.

Ленька жадно выхватил ее из его ладони и, пригнувшись между столами, бросился к двери.

Прячась за спинами рабочих, он под самым носом жандармов выскочил на улицу.

Степан сел на свое место и, не спеша прихлебывая чай, наблюдал за входившими в дверь жандармами. Белоглазого предателя Меркурия между ними не было.

В столовой все смолкло... Рабочие перестали есть и настороженно смотрели на пробиравшегося между столами жандармского офицера.