Величья нашего заря. Том 1. Мы чужды ложного стыда! - Василий Звягинцев

Однако, буквально за несколько минут до того, как Кристина могла бы ощутить первые дуновения влюблённости, провоцируемой великолепным шампанским, случилось нечто другое.

На очередной танец, который моряк должен был пропустить, чтобы не привлекать уж слишком пристального внимания общества (три-четыре танца подряд с одной и той же девицей здесь истолковывались почти как заявка на помолвку), валькирию пригласил мужчина, вначале ею незамеченный. В кремовом летнем костюме из тонкого вельвета в мелкий рубчик, прекрасно подстриженный, с ухоженными так называемыми «офицерскими» усами. От него пахло суховатым, с полынным оттенком одеколоном и совсем немного – табачным, скорее всего трубочным дымом. Фигура подтянутая, даже через костюм видно, что мускулистая, пружинистая, хотя и аккуратная, не перекачанная. Опыт сразу подсказал Кристине, что этот человек много времени уделяет занятиям спортом, но специфическим. Фехтование, скорее всего, и, безусловно восточные единоборства. Движения очень координированные и выверенные.

Странно, что она его сразу не заметила. Уж больно он характерно выглядел. Войны и революции украсили его лицо несколькими шрамами, столь аккуратными и правильно расположенными, будто их делали не вражеские осколки, а хороший косметолог. Походная жизнь снабдила несходящим, но не слишком тёмным загаром, на фоне которого особенно ярко выделялись сизо-стальные глаза и очень светло-русые волосы. Ещё он имел высокий лоб, тонкие, хорошего рисунка губы, приличный рост и неожиданно тихий голос бархатистого баритонального оттенка. Вроде как у знаменитого советского диктора военных времен Левитана.

Может быть, он появился позже, или просто проводил время с гостями постарше за ломберным столом. Но вот он с полупоклоном протянул ей руку и, взглянув в его глаза, Кристина почувствовала, что поплыла. Это было совсем новое чувство, равно не похожее на то, что вызвал у неё Катранджи в том странном полусне-полуяви или которое только что промелькнуло в объятиях князя Бахметьева.

Просто непередаваемо! Он посмотрел на неё, ещё ничего не сказав, а она ощутила, что у неё будто птичка затрепыхалась в груди.

– Вы позволите, барышня? Полковник Кирсанов, Павел Васильевич. Позволите?

Она кивнула и сделала шаг навстречу с лёгким, едва заметным книксеном.

И всё. Князь для неё больше не существовал, ну вот совершенно. При объявлении следующего танца он к ней подлетел и с первых же тактов понял, что никакое продолжение ему не светит. И голос девушки изменился, и в теле появилась напряжённость, какой только что не было. Она выполняла положенные движения как бы через силу и не скрывала, что ждёт, когда музыка закончится.

Бахметьев был неглупый человек и сразу сообразил, что произошло. Он видел, с кем Кристина танцевала до этого, и знал, кто такой Кирсанов. Неясно было одно – он что-то сказал ей касающееся личности князя или – её самой. Но проверять лейтенант не собирался. Повода ведь не было, а создавать его – увольте. Мы себе лучше другую найдём.

Самое интересное, на Кирсанова, очевидно, Кристина тоже произвела впечатление и сразу заметила это, при том, что отнюдь не включала специальных механизмов обольщения. Разве что вовсю начала разыгрывать карту «тоже княжны», никак не пошлой «мадемуазель Волынской», зарабатывающей на жизнь прислуживанием богатому купцу. Благо у неё на всякий случай была отработана роль праправнучки знаменитого Артемия Волынского, вожака «верховников», казненного при Анне Иоанновне[135]. В «печенегах» она тему своей принадлежности к титулованным особам никак не форсировала, но после получения первого серьёзного гонорара от Катранджи кое-какие самостоятельные действия в Департаменте герольдии произвела и имела в личном сейфе все необходимые документы, подтверждающие её право на титул. И не думали Майя с Татьяной, выбирая для «девушки № 291» фамилию из адресно-биографического справочника «Вся Москва», что, случайно ткнув пальцев в строчку, создают, можно сказать, новую родовую ветвь Рюриковичей. Кристина тоже не думала, последнее время связывая своё будущее с Катранджи-Катановым, а протанцевав с необыкновенным полковником следующее танго, позволила ему «приложиться к ручке», с которой благосклонно стянула невесомую бальную перчатку – и задумалась.

Получалось так, что все её предыдущие планы разом посыпались прахом. Павел Васильевич – это вам не Катранджи. Конечно, не столь богат и влиятелен, может быть, вообще живёт на жалованье, но это как раз не проблема. Она-то достаточно богата. Титул свой здесь сохранить сумеет, даже выйдя замуж. Испросит право на двойную фамилию.

Конечно, она не воображала, что такой человек будет вымаливать, пусть не на коленях и со слезами на глазах, её руку и сердце – не тот человек. Да и вообще мысль о возможном браке с этим человеком мелькнула просто как вариант. Надо повнимательнее к Павлу Васильевичу присмотреться. Что он её полюбит, если она захочет, Кристина не сомневалась. Захотеть бы самой, чтобы промаха не дать. Чтоб непременно любовь до гроба и всё такое… Она будто совсем забыла, что всего полдня назад заявила Марине: «Любовь – это абстракция, вымысел, неосязаемый чувствами звук».

Потом весь очень длинный вечер, и застолье тоже, он от валькирии почти не отходил. Она, судя по всему, его тоже заинтересовала. Он был сдержанно остроумен, эрудирован в любой области, какой ни коснись. Легко сошёлся с Мариной, буквально с первых слов, а вот с Катранджи держался весьма корректно, но чувствовалось, что исключительно за счёт хорошего воспитания. Сам по себе турок, пусть и изображавший русского, его заинтересовал весьма незначительно. И это Кристине тоже понравилось.

Когда они стояли на веранде, откуда открывался вид на ночное море, Павел Васильевич даже прочитал ей несколько стихотворений, Кристине незнакомых, но очень трогательных, о настроениях человека, вынужденного воевать на никому не нужной войне. Валькирия заподозрила, что он сам их написал, но уточнять не стала. Одно её особенно тронуло:

Мы не увидимся с тобой,А женщина ещё не знала;Бродя по городу со мной,Тебя живого вспоминала.Но чем ей горе облегчить,Когда солдатскою судьбоюЯ сам назавтра, может бытьСравняюсь где-нибудь с тобою.И будет женщине другой —Всё повторяется сначала —Вернувшийся товарищ мой,Как я, весь вечер лгать устало.Печальна участь нас, друзей,Мы всё поймём и не осудимИ всё-таки о мёртвом ейНапоминать некстати будем.Её спасём не мы, а тот,Кто руки на плечи положит,Не зная мёртвого, придётИ позабыть его поможет…[136]

– Очень хорошо, – после долгой паузы, вздохнув, сказала Кристина. – Но как мрачно. Это вы о себе написали? С вами такое было?