Ричард Длинные Руки — бургграф - Гай Орловский

Я быстро оглядел его усталое лицо.

— Собираетесь воспрепятствовать? — Он покачал головой:

— Был бы моложе, попробовал бы. И погиб бы сразу. Даже сейчас у меня недостаточно сил. Слаб я духом, колеблюсь даже в основах, в незыблемых догматах веры. Потому отыду от Зла... и буду удерживать горожан.

Я оглядел поляну, зябко передернул плечами, холод не оставляет, вот-вот начну стучать зубами.

— Я тоже отыду. Это не моя война. Мне скоро отчаливать, а за это время неплохо бы как-то защитить госпожу Амелию.

Священник кротко взглянул мне в глаза:

— А если не успеешь?

Я выдержал укоряющий взгляд невинных, как у ребенка, глаз.

— Святой отец, женщин, которых обижают, сотни даже в этом городе. Я не могу остаться и всем вытирать носы и слезки. Как бы и что бы ни случилось, я всё равно — клянусь! — через неделю вступлю на палубу корабля. Иначе превращусь в какого-то иисусика, а Господь Бог такую дурость не одобряет, иначе бы не пустил и самого Иисуса на крест и распятие...

Он отшатнулся, перекрестился, меня перекрестил с таким отвращением на лице, словно это я — ожившая гарпия, так что пришлось отступить с извиняющейся улыбкой, что за дурак, разве можно ляпать правду, как корова хвостом.

— Святой отец, — сказал я, защищаясь, — уразумей, чтобы уверовать, как сказал блаженный Августин. Я вот стараюсь уразуметь, так что я истинный сын церкви! И всё подвергай сомнению, как сказал другой раввин... нет, сын раввина.

— Я слышу знакомые слова, — произнес он печально, — но для меня темен смысл, который ты в них вкладываешь...

— Я все лишь цитирую отцов церкви!

— Но как цитируешь...

Я вздохнул, развел руками:

— Святой отец, вообще вода в облацех темна, как история мидян. Но всё проясняется со временем. Вдруг я и окажусь не последним говном на свете? Хотя, конечно, пока что я в смятении, святой отец... Я знаю, что любая жизнь священна, но я только в этом городе лишил жизни десятка два человек, если не больше, и, самое главное... наверное, это ужасно... нет, это должно быть ужасно, но я абсолютно не чувствую угрызений совести!

Он смотрел на меня со страхом, но на лице проступило усиленное внимание.

— Не чувствуешь?

— Не чувствую, — признался я. — А ведь там, в саду, веселились совсем не отъявленные злодеи!.. Обычные горожане, только пьяные и раззадоренные... Но я убивал их без всякой жалости, и, самое худшее, что даже сейчас, когда давно остыл, всё равно мне их не жалко. И то, что каждая жизнь священна, до меня как-то не доходит. — Он медленно перекрестил меня:

— Сын мой, ты всё чувствуешь, не наговаривай на себя... Потому ты и в смятении. Но когда-то ты получишь ответ.

— От кого?

— От себя, — ответил он просто. Подумав, добавил: — Господь подскажет правильный ответ.

Я поклонился и поспешно пустился в обратный путь, отец Шкред всё смотрел мне вслед и, вскинув руки с крестом и книгой, благословлял. Всё-таки благословляет, святая душа...

Глава 10

Вечер наступил быстро, я всё еще ходил вокруг дома Бриклайта то с одной стороны, то с другой, прорабатывал варианты, как вдруг пришла холодная волна, я инстинктивно поменял место, с той стороны пришла другая, я задергался, прикидывая, куда метнуться, а с крыши прозвучал голос:

— Застынь!

Я вскинул голову, двое целятся из арбалетов. Стальные болты пробьют череп, как глиняный кувшин, никакая регенерация не спасет.

Я замер, из темноты выскочили крепкие парни, мигом скрутили руки. Кто-то набросил мне на голову капюшон, опустил так, что я не видел даже своего подбородка. Я старался спотыкаться правдоподобно, вроде бы в самом деле даже под ногами не вижу камешки.

Быстро и умело отобрали меч и лук, только молот оставили на моем поясе, слишком уж он не похож на оружие, кто-то воскликнул в восторге:

— Ого, какой меч!.. Это мое! — Второй голос сказал жестко:

— Всё сложи в мешок.

— Зачем?

— Господин Джафар сам решит, кого чем наградить.

Подошел еще один, я сразу ощутил холод и странный запах, словно из глубины болота поднялась древняя рептилия. Сильный властный голос прозвучал с магической силой:

— В лес!.. Наш Повелитель получит на одну жертву больше.

— Это же сам Ричард, — напомнил кто-то подобострастно, — его господин Вильд хотел сам...

Я услышал звук смачной пощечины и болезненный вскрик. Жестокий голос сказал холодно:

— Над нами есть только один Господин!

— Простите, ваша милость...

Я видел сквозь плотную ткань капюшона этого человека отчетливо. Огромный, сильный, он тогда сопровождал жену Бриклайта, она называла его Джафаром. Еще отец Шкред и Торкилстон говорили о нем как о темном человеке, то ли маге, то ли колдуне.

— В лес, — повторил он непререкаемым голосом. Меня ухватили под руки, я сказал глухо под капюшоном:

— Не боишься, что Бриклайт оторвет тебе голову?

Я успел увидеть взмах его руки, пощечина обожгла лицо, я ощутил соленую влагу на губах, да и нос эта сволочь разбила так, что теплые струйки текут из ноздрей.

— Заткнись!

— Молчу, — пробормотал я.

— В лес, — повторил он.

Меня потащили с такой быстротой, что ноги поволоклись по земле. Но я тяжел, и едва нещадный Джафар скрылся из виду, заставили встать на ноги и, тыкая в спину острым, велели не останавливаться.

Руки связаны крепко, сердце колотится, как у пойманного зайца, я и есть пойманный заяц, вижу через капюшон, как мимо проплыли факелы перед дверьми крайних домов, а дальше только лунный свет...

...И тот исчез, едва подошли к темной стене деревьев. Двоё все так же держат меня за руки, вроде бы еще есть третий, кто-то же тыкает острым то в спину, то в бока. Боль пронизывает всякий раз с такой силой, что не понимаю, как герои терпят, не моргнув глазом. Теплые струйки сползают медленно, щекочут кожу. Огромным усилием воли не позволяю себе тут же заживить, тихонько вскрикиваю всякий раз, вовсе не притворно, а когда вошли в лес, в самом деле начал чувствовать головокружение, словно от большой потери крови.

В лесу один, который с ножом, зашел вперед и пошел, выбирая дорогу. На спине у него большой мешок, но явно заполнен не камнями, болтается свободно. Двое идут по бокам, уже привыкнув к моей безвольной покорности, почти не держат.

Я сказал слабым голосом:

— Вам придется нести меня...

— Еще чего? — рыкнул тот, что слева.

— Тот дурак истыкал меня ножом, — простонал я. — Я истекаю кровью, сейчас упаду...

Тот рыкнул люто:

— Цасхен, я ж говорил, не увлекайся! Упадет, тебе нести!

— Не так уж я и тыкал, — возразил Цасхен, не оборачиваясь. — Я что, не понимаю? Пусть не прикидывается.

В лесу хоть глаза выколи, Цасхен остановился и после долгих попыток разжег небольшой смолистый факел. Довольный, пошел впереди, освещая себе и нам дорогу.