Драгоценности - Джоанна Кингсли

– Они появятся на свет не раньше, чем мне представится возможность для этого, а пока они все здесь. – Пет постучала по голове, и Люк улыбнулся.

Она села в машину и включила зажигание. В зеркало заднего обзора Пет видела, что он стоит на дороге и смотрит ей вслед.

Что она могла сказать? Чего ждала от него? Кто виноват, он или она? Пет размышляла об этом всю дорогу до города.

Но к утру мысли о Люке Сэнфорде были вытеснены злостью на деда.

Конечно, он с нетерпением ждет ее прихода в больницу, чтобы услышать, как они с мамой провели День благодарения и понравился ли Беттине шоколад.

Пет откладывала поход в госпиталь до полудня.

Дед полусидел на кровати, а его загипсованная нога висела на системе рычагов. Увидев внучку, он просиял:

– Ты должна мне все рассказать о вчерашнем дне. Как моя девочка?

– Это ты должен был мне все рассказать, – ответила Пет, и весь ее гнев выплеснулся наружу. Она с силой сжала пальцами округлую перекладину спинки кровати. – Ты должен был рассказать мне правду о маме. Я вправе знать это.

– О чем ты говоришь? О какой такой правде? – Голос Джозефа дрогнул.

– О войне. Об Освенциме. О том, что сделали с мамой нацистские подонки.

Старик выпрямился, насколько позволяла подвешенная нога, но, поняв, что отрицать все бесполезно, обмяк на подушках.

– Как я мог сказать маленькой девочке, что ее мать – шлюха?

– Она не шлюха! Не смей никогда больше так называть ее! Мама – жертва. Она была беспомощной девушкой, прошедшей через ад концлагеря.

Его лицо посерело, на глаза навернулись слезы.

– Я старался сделать все, чтобы она забыла. Я думал, если мы не будем вспоминать об этом, моя любовь и любовь Стива заставят ее со временем забыть все, что произошло. Надеялся, что Беттине будет казаться, будто этого никогда не было.

– Но это было, деда, а ты не позволил ей посмотреть правде в глаза, почувствовать ненависть, боль и пережить свое горе.

Старик вымученно улыбнулся.

– Тебе надо было остаться в колледже, Петра. Из тебя получился бы хороший психиатр.

– А мне ты не дал возможности понять маму. Знай я все, может, мне и удалось бы помочь ей.

– Наверное, я был не прав.

– Да, дед. Ты был не прав. Ты так не прав, что не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить тебя.

Он зажмурился, и Пет увидела, как по его морщинистым щекам покатились слезы.

– Пожалуйста, Петра, – прошептал Джозеф. – Я потерял жену. Потерял дочь. Я не могу потерять и тебя.

После этих слов ее гнев иссяк. Пет села на стул рядом с дедом.

– Расскажи мне все, – попросила она, взяв его за руку, – как вас обнаружили, что случилось с тобой, как ты нашел маму после войны. Возможно, уже слишком поздно помочь ей, но помоги мне.

Усталым, дрожащим от волнения голосом он начал свой рассказ. Они так и не узнали, кто их выдал, но в конце июля 1944 года в тайное убежище на чердаке ворвались гестаповцы. Джозефа, как голландца, отправили на работы в Германию, а Беттину – в Вестерборк, где находился пересыльный пункт для голландских евреев. В сентябре, в последнем эшелоне с евреями, она покинула Голландию.

– В том же самом, в котором увезли в Освенцим Анну Франк и ее семью, – содрогнувшись прошептала Пет. – Товарный состав, по семьдесят пять человек в каждом вагоне, с маленьким зарешеченным окном. Путь занял трое суток.

Дед поведал внучке все, что знал о жизни Беттины в лагере по рассказам ее подруги, которая была с ней в те ужасные дни. Эту же историю Пет слышала вчера, но от повторения она не стала менее страшной.

– Я не знал, где Беттина и жива ли она, – продолжал старик. – Меня послали в угольные шахты в Саар, где я работал до тех пор, пока нас не освободили союзники. Потом я несколько месяцев провел в лагере для перемещенных лиц. Я делал все, чтобы разыскать Беттину и Аннеке, твою бабушку. В конце концов мне подтвердили, что мою жену отправили в газовую камеру в Освенциме, и только в конце сорок пятого года я узнал, что твоя мать жива. Я нашел ее в клинике в Марселе.

Сначала она не узнала его. Стоило ему прикоснуться к дочери или заговорить с ней, Беттина срывала с себя одежду, падала на колени и делала то, что видела вчера Пет. Но в конце концов она начала выздоравливать, и Джозеф взял ее домой.

– Но Роттердам был связан для нас с очень страшными воспоминаниями, и я решил, что на новом месте Беттина скорее забудет кошмары прошлого. А что может быть новее Америки?

– Здесь ты встретил папу и ему тоже ничего не сказал.

– Думаешь, если бы он все знал о Беттине, то женился бы на ней?

– Не знаю.

– Я считаю, что поступил правильно, познакомив их. Твой отец тоже потерял на войне близкого человека. Ты не слышала об этом?

– Нет, – ответила Пет, пораженная тем, что в их семье столько тайн.

– Я надеялся, что они помогут друг другу, но ничего не получилось. И все же я не жалею. Они подарили мне тебя.

Пет обняла деда, и они оба заплакали.

– Я прощен, дорогая? Я не перенесу, если нет.

– Прощен, потому что я не могу на тебя долго сердиться. Но обещай мне кое-что.

– Что?

– Больше никаких секретов.

– Обещаю, – ответил он.

Глава 6

Пет была уже в квартале от магазина, когда хлынул дождь. Настоящий апрельский дождь.

Когда Пет выходила утром из дома, светило солнце, и она надела итальянские туфли, купленные несколько месяцев назад. Если не поспешить, они размокнут и потеряют вид.

Приближаясь к магазину, Пет увидела, как двое служащих выставляют плакат с малиновой надписью на серебристом фоне: «Сегодня тот самый дождь». Это была еще одна выдумка Андреа. Рекламный постер «дождя бриллиантов» появился в модных журналах в феврале и вызвал такой резонанс, что Андреа решила вывешивать его в магазине всякий раз, когда начинался дождь. Пет не могла сказать, насколько эта кампания увеличила продажу, но многие одинокие женщины стали чаще заходить в магазин – если не купить товар, то хотя бы посмотреть на него. Андреа Скаппа все-таки изменила имидж «Дюфор и Иверес». Добившись признания своих способностей, она, возможно, станет менее подозрительной и враждебной. Или останется заклятым врагом Пет и однажды убедит Марселя избавиться от нее?

Швейцар Фрэнк, увидев Пет сквозь стеклянную вращающуюся дверь, бросился к ней с зонтиком в руке.

– Доброе утро, мисс д'Анжели, – приветливо сказал он, провожая ее к магазину.

– Уж не знаю, доброе ли, но мокрое уж точно.

– Помните, что говорится об апрельском дожде? – спросил Фрэнк. – Он взрастит цветы, которые зацветут в мае…

«Неплохая строчка для песни», – подумала Пет. Правда, ее будущее выглядело не столь радостно. Все планы Пет пошли насмарку с тех пор, как несколько месяцев назад с мамой случился тот приступ.