Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий - Венди Голдман

Ситуация ухудшилась, когда партийное руководство страны начало подготовку к войне. По всей стране не хватало топлива и еды. ВЦСПС был завален письмами от профсоюзных руководителей с просьбами о помощи. Председатель Союза рабочих железорудной промышленности Криворожского бассейна просил Шверника прислать уголь для обогрева промерзших общежитий и общественных бань. Председатель ЦК Союза работников парикмахерских, бань и прачечных сообщил, что общественные бани в Омске закрыты из-за отсутствия топлива. Только десять рабочих могли рубить лес на выделенных делянках, так как у остальных не было теплой одежды. Температура в банях упала до минус сорока, и трубы лопнули. Общественные бани в Горьком и в Москве также были на грани закрытия. Повсюду люди стояли в очередях за хлебом. Не имея возможности решить кажущихся неустранимыми проблем, профсоюзные активисты обратились с просьбой в ВЦСПС и к руководству ЦК профсоюзов прислать продукты или топливо, приехать и посетить магазины и сказать им, что делать.{530}

С устранением Ежова репрессии не закончились. В июне 1940 года вышел новый декрет, согласно которому прекращение работы или отсутствие на работе считалось противозаконным действием. Уход с работы без разрешения директора карался заключением в тюрьму на срок от двух до четырех месяцев; отсутствие или опоздание без уважительной причины — на срок до шести месяцев исправительных работ на рабочем месте с вычетом 25% заработка. Рабочий день увеличился на два часа, при этом ставка заработной платы и сама зарплата оставались на прежнем уровне. В результате декрета было осуждено более двух миллионов человек.{531} Местные судьи, используя политический опыт террора, организовали показательные судебные процессы над рабочими, не выполнявшими установленные правила. На текстильной фабрике «Красная роза» районный судья устроил показательный процесс над работницей, опоздавшей на работу Женщина жила в 30 километрах от Москвы. Каждый день она со своими двумя маленькими детьми больше километра шла пешком до железнодорожной станции, садилась на электричку в Москву и оставляла детей в яслях, расположенных далеко от работы. Она пришла на суд вместе с детьми, судья занялся рассмотрением ее дела только в 11 часов вечера. Дети и мать рыдали, пока длилось разбирательство. Ее приговорили к четырем месяцам принудительных работ с вычетом 15% из зарплаты. Она вернулась домой далеко за полночь и на следующий день снова опоздала на работу. Другую работницу текстильной фабрики в Ярославле осудили за то, что она без разрешения ушла с работы после того, как получила письмо, в котором сообщалось, что ее пожилая мать заболела. Шестьсот рабочих следили за ходом судебного разбирательства. Она плакала во время суда. Ее приговорили к трем месяцам лишения свободы, взяли под стражу и отправили в тюрьму Огромная толпа рабочих, громко возмущаясь несправедливым приговором, проводила ее до ворот тюрьмы. Шверник написал гневное письмо наркому юстиции, требуя положить конец судебным разбирательствам в связи с нехваткой рабочих рук.{532} Но вынесение обвинительных приговоров не прекращалось. С 1940 по 1952 годы 17 млн. человек были признаны виновными в нарушении закона — с целью укрепления трудовой дисциплины. Из этого количества 3,9 млн. человек были арестованы. Эти рабочие, совершившие ошибку, теперь составляли большинство осужденных.{533}

Репрессии, начавшиеся с устранения «террористов», распространились на бывших оппозиционеров, на преданных членов партии, на крупные социальные и этнические группы, которых подозревали в политической измене. Отражая угрозу «террористов», Сталинское руководство отменило гражданские свободы, наделило властными полномочиями полицию, нарушило нормы закона. Со временем репрессии затронули и рабочих — ту самую социальную группу, права которой защищала революция. Простые люди активно участвовали в охоте на затаившихся «врагов» и «террористов», и эти же простые люди заполняли тюрьмы и лагеря.

Эта книга начинается словами горняка, и было бы уместным закончить ее словами шахтера. В 1930 году молодой рабочий угольной шахты написал письмо Сталину, протестуя против судов над рабочими за нарушения трудовой дисциплины. Он поднял вопрос о том, являются ли репрессии эффективным средством для построения свободного и справедливого государства. Он написал: «Суд, как говорил Вышинский, — это мера перевоспитания для тех людей, которые трудно поддаются убеждению или разъяснению. Значит, из всего этого можно сделать один общий вывод, который покажет следующее: для того, чтобы массы были сознательными и имели свою воинскую дисциплину (закон), должны были ввести суд. Теперь посмотрим у нас: население — 193 миллиона. И в будущем у нас окажется такая картина: пройдет этот страшный суд, и все будут подсудимыми… И что может получиться, Иосиф Виссарионович, если окажется 100 миллионов подсудимых? К чему может привести эта масса?»{534} ,[74] Сталин не ответил на вопрос молодого шахтера, хотя на него ответили профсоюз и райком партии. Они начали собирать сведения против него.

Примечания

1

Эти строки написаны ленинградской коммунисткой Е. Л. Владимировой, высланной в лагеря в конце 1930-х гг. Полностью стихотворение воспроизведено в книге Р. А. Медведева. См.: Medvedev R. Let History Judge: The Origins and Consequences of Stalinism. New York: Columbia University Press, 1989. P. 634.

2

Термины «ежовщина» и «террор» обозначают ссылки, репрессии и общую атмосферу страха. Понятие «чистка» относится к процессу проверки членов коммунистической партии, в результате которой некоторые коммунисты были исключены из партии за коррупцию, пассивность, халатность, безнравственность, за принадлежность к политической оппозиции или по каким-либо другим причинам. В конце 1930-х гг. эти чистки были беспощадными. Исключение из рядов партии часто, хотя и не всегда, являлось прелюдией к аресту, заключению в тюрьму или смертной казни. Слово «чистка» также иногда используется для описания увольнений из учреждений. Термин «репрессия» относится к более широкому явлению, когда аресты, лишение свободы и смертная казнь влияли не только на членов партии, но и беспартийных.

3

2,5 млн. человек были обвинены по политическим и неполитическим мотивам, в числе этих людей были 1 млн. 575 тыс. человек, арестованных службой безопасности. См.: Getty]. А., Rittersporn G., Zemskov V. Victims of the Soviet Penal System in the Pre-War Years. P. 1022-1023.

4

Л. Виола, У. Чейз, Дж. Арч Гетти — все, в свое время называвшиеся «ревизионистами», внесли большой вклад в наше понимание политических репрессий.

5

Роберта Маннинг приводит доводы в пользу того, что экономический кризис 1936 года явился причиной чисток. См.: Manning R. The Soviet Economic Crisis of 1936-1940 and the Great Purges // Stalinist Terror: New Perspectives / eds. J. A. Getty, R. Manning. New York: Cambridge University Press, 1993. P. 116-141. Однако Р. У. Дэвис утверждает, что к 1936 году советская экономика добилась «ошеломляющих успехов». См.: Davies К W. The Soviet Economy and the Launching of the Great Terror // Stalin's Terror Revisited / ed. M. Ilia Basingstoke: Palgrave, 2006. P. 12, 29.

6

Конфликт между «продуктивизмом» и «воркеризмом» относится к периоду гражданской войны. Однако «продуктивизм» достиг своего апогея в 1930-х, в годы индустриализации. См.: Koenker D. Republic of Labor: Russian Printers and Soviet Socialism, 1918-1930. Ithaca: Cornell University Press, 2005. P. 45-76, 260.

7

Фильтцер отмечает, что нехватка рабочей силы привела к стремительному росту текучести рабочей силы.

8

Нормы, основанные на хронометраже процесса труда, устанавливали нормы выработки для различных видов работ. В 1924 году нормирование было распространено во всех отраслях промышленности и стало ключевым средством повышения производительности труда.

9

Комиссия планировала повысить производительность труда на 14%, заработную плату — на 9% и уменьшить цены на 3,9%.

10

Цифры, официально заявленные 79 профсоюзными организациями, включали производственные травмы, полученные в 1934-1937 годы, что привело к большим потерям времени. В статистических отчетах за 1934 и 1936 годы указывалось, что уровень травматизма вырос в пятидесяти профсоюзных организациях из шестидесяти. Из сорока восьми профсоюзов, сообщивших о случаях травматизма в 1937 году, сорок четыре заявили о снижении уровня травматизма. См.: Таблица. Производственный и бытовой травматизм в 1934-1937 гг. // ГА РФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 74. Л. 1-3.

11

Рабочие стекольной фабрики в западном регионе также отказались подписаться и сорвали лозунги со стен. Об отрицательных настроениях, выявленных в кампании по займу // ГА РФ. Ф. 5451. Оп. 43. Д. 12. Л. 114.