Последняя кровь первой революции. Мятеж на Балтике и Тихом океане - Владимир Виленович Шигин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Утром 20 июля Кронштадт был объявлен на осадном положении. В этот же день последовало «высочайшее повеление»: участников восстания судить военно-полевым судом.
Разумеется, что, по старой революционной традиции, тема еды (в данном случае сахара и масла) присутствовала и во время второго Кронштадтского восстания в 1906 году. Газета «Московские вести» от 29 ноября 1906 года, например, стращала своих читателей, расписывая ужасы кровавого самодержавия: «В кронштадтских полицейских участках в настоящее время томится 1500 человек, арестованных за время осадного положения в городе. Арестованные сидят почти без белья, платья, чаю и сахару, в сырых, грязных помещениях. Никаких свиданий с ними не разрешается».
Тут уж речь не о простых погромщиках, которые всего-то спалили половину города, убили парочку солдат правительственных войск, расшибли парочке офицеров головы булыжниками… Тут дела посерьезнее, тут речь о тех ребятках, которые убивали высших офицеров и членов их семей, захватили форт и пытались стрелять из орудий. И вот теперь, бедные, сидят без чая и сахара.
Затем начались судебные процессы и над матросами. Из 760 человек, привлеченных к суду, к смертной казни были приговорены 19 человек. Всего по четырем процессам участников восстания в Кронштадте было казнено 36 человек, на каторгу сослано 130 человек, в тюрьмы гражданского и военного ведомства заключено 316 человек, отдано в исправительно-арестантские отделения — 935 человек. Более тысячи арестованных были оправданы. Были привлечены к ответу уже известный нам Мануильский, а также сын армянского народа эсер и «студент» Абрам Тер-Мкртычанц, непонятно, как и когда появившийся в Кронштадте. Из них к расстрелу были приговорены 10 человек. Остальные — к разным срокам каторги.
Из приговора Временного военного суда: «Они (мятежники. — В.Ш.), с целью оказать сопротивление наступавшим на них войскам, произвели по ним с форта “Константин” боевой выстрел из орудия и открыли ружейный огонь; но после стрельбы по ним из пулеметов — сдались и были захвачены. Оставшиеся во дворе около 100 чел. стали организовываться в другую команду, но в это время к ним подошел капитан 2-го ранга Добровольский, увещевавший опомниться и не нарушать принятой присяги; после весьма резкого, однако, ответа одного из матросов капитан Добровольский возвысил голос; тогда кто-то сильно ударил его по лицу, а затем на него набросилась толпа, начавшая наносить удары винтовками, от чего он тут же и умер. Таким же образом погиб от штыковых ран при встрече с толпой, шедший по Павловской ул., командир 7-го экипажа капитан 2-го ранга Шумов. Ружья, револьверы и патроны сводной роты 11, 16 и 20-го экипажей находились в канцелярии под наблюдением часового, охранявшего денежный ящик, и дежурного офицера, которым был в этот день штабс-капитан по адмиралтейству Стояновский. В 11 часов в канцелярию ворвались вооруженные матросы и, забирая хранившееся там оружие, набросились на штабс-капитана Стояновского, вытащили его в прихожую и там нанесли несколько колотых смертельных ран. Вооружившись, толпа выбежала на двор и стала строиться; в это время навстречу ей подошли младший флагман 2-й флотской дивизии контр-адмирал Беклемишев и командир 20-го экипажа капитан 1-го ранга Родионов. После увещевания по адресу толпы разойтись и не продолжать беспорядков упомянутые начальствующие лица направились к 11-му экипажу, но когда они стали подходить к коридору, то их встретила новая толпа вооруженных матросов, из которых кто-то крикнул: “Сдавайтесь лучше, ваше высокоблагородие”, и из толпы раздалось в то же время несколько выстрелов, которыми капитан Родионов был тут же убит, а контр-адмирал Беклемишев тяжело ранен. Когда на улице раздались залпы частей, действовавших по мятежникам, то нижние чины побежали с криками и свистом во двор, но на лестнице были встречены командовавшим 12-м и 14-м экипажами капитаном 2-го ранга Паттон-Фантон де Веррайоном, которому и удалось возвратить часть толпы обратно в свое помещение. Капитан Паттон зашел в караул, бывший в нижнем этаже, и приказал зарядить ружья, предполагая стрелять из окон в толпу, врывавшуюся с улицы, если бы ей удалось разломать наружные ворота; подойдя затем к толпе матросов, стоявшей на дворе около помещения арестованных, он увещевал ее и пошел по направлению к 19-му экипажу, но в это время раздался выстрел, и капитан Паттон упал, раненный в плечо. Бывшие во дворе матросы бросились тогда к воротам, оттолкнули дежурных, но, сломав ворота ломом, не выходили, однако, на улицу или, выйдя, возвращались тотчас же обратно, так как там происходила стрельба сухопутных войск. Ехавший в казармы на извозчике капитан 2-го ранга Криницкий был остановлен толпой матросов и под угрозой быть застреленным вышел из экипажа; тогда мятежники стали действовать против него штыками, нанеся несколько ран, а затем, отобрав оружие, взяли его под конвой, под которым он и пробыл в толпе до освобождения ротою Енисейского полка. В ту же ночь был арестован мятежниками на улице еще штурманский офицер капитан Полетаев и ранен пулей в живот проезжавший на извозчике мичман Мальцов».
Из отчета коменданта гарнизона генерала Адлерберга: «Я с начальником штаба крепости генерал-майором Шульманом, командиром 1-го крепостного пехотного батальона полковником Гулиным и другими офицерами отправился на поезде на Косу в 8 часов утра 20-го. В это время вели уже арестованных в город, — встретили их у разъезда загородных сараев. Приказал повернуть обратно, к лагерю инженерных войск. Здесь начал расследование опросом офицеров, которые затем давали письменные показания, вызвал начальника электротехнической школы генерал-майора Павлова, опросил его… Мною генерал Павлов был приглашен помочь производить расследование, а затем членом суда. На полковника Гулина была возложена обязанность прокурора, а защищать предложено было подпоручику 1-го крепостного пехотного батальона Сидорову; делопроизводителем я назначил поручика минной роты Беляева. Все расследование и суд происходили в присутствии товарища прокурора Кронштадтского военно-морского суда штабс-капитана Твердого. Опросы нижних чинов и составление списка их было поручено офицерам пехотных батальонов, саперной и минной рот, под руководством полковника Гулина. Видя, что дело туго подвигается, я вошел в круг арестованных, обратился к ним с увещаниями выдать зачинщиков и убийц своих начальников, пригрозив при запирательстве массовым расстрелянием, — немедленно нижние чины минеры начали выдавать зачинщиков и убийц, фамилии таковых записывались. После того были
