Знамена над штыками - Иван Петрович Шамякин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама ответила не очень, правда, уверенно:
— Сделаем, товарищ Ленин. Пошлю Васю в школу.
— Отлично. Отлично, — от души обрадовался Владимир Ильич, будто давно знал нашего Васю и беспокоился о нем. А потом сразу же спросил о другом: — А как живут ваши братья? Что в деревне? Что говорят мужики?
— Братья мои довольны, что землей крестьян наделили. Говорят, если земля будет у тех, кто трудится на ней, то Россия не умрет с голоду.
— Правильно, очень правильно рассуждают ваши братья. Землю помещичью им дали?
— Князя великого земля возле нашего села. И лес его…
— Великие и малые князья владели миллионами десятин, а крестьяне гнули на них спины. Сколько земли было у ваших братьев?
— Мало. Я даже не знаю, сколько ее было, но знаю, что мало. Отец только одного, старшего, Кузьму смог отделить. Когда я замуж выходила, то братья радовались, что за заводского выхожу, земли не надо давать.
— Радовались? — переспросил Владимир Ильич.
Мать испугалась, что Ленин может плохо подумать о ее братьях, и пояснила:
— От бедности эта радость.
— Да, от бедности, — согласился Ильич. — А вы не жалеете, что пошли в город?
— Не жалею. Тяжела на селе бабья доля. В городе нашей сестре вольнее дышится. Если муж не пьет да не бьет. Мой не пил и очень уж мастеровой человек. Дай бог дождаться его…
Зазвенел телефон. Ленин попросил извинения, быстро поднялся из кресла. Пока он шел к телефону, что висел на стене, сбоку от стола, мама с ужасом подумала, что она так откровенно разговорилась, расселась, как в гостях, и жалобами своими отнимает у Ленина время, которое нужно не для таких мелких, как у нее, дел, а для больших, государственных. Да еще бога вспомнила, а большевики в бога не верят.
Ленин взял трубку, стал слушать, и мама увидела, как изменилось его лицо. Только что был добрым, внимательным и вдруг сделался строгим-строгим:
— Да, я читал и уже написал члену Реввоенсовета предписание по этому делу, Феликс Эдмундович! От чека требуют обязательно — подчеркиваю, — обязательно поймать и расстрелять этих спекулянтов и взяточников. С этой сволочью нужно расправиться так, чтоб все на долгие годы запомнили эту историю. Прошу вас взять дело под контроль. Пошлите умных чекистов.
Маме от таких слов сделалось страшно, она тогда не знала еще всей сложности законов классовой борьбы и само слово «расстрел» ее пугало.
Ленин повесил трубку и возбужденно прошелся по кабинету, заложив руки за спину, как бы забыв о маме, охваченный другими мыслями. Но вскоре остановился перед ней, пояснил:
— Банда спекулянтов и взяточников пробралась в советские органы и срывает обеспечение армии. Мы воюем за каждый пуд хлеба, отрываем его от вашей больной дочери, чтоб накормить армию, а они крадут тысячи пудов, одежду. Что прикажете делать с такими людьми? Расстреливать! Да, да, расстреливать! Ибо они хуже тех, кто стреляет в красноармейцев на фронте. Да, да, хуже самых заклятых открытых врагов.
Владимир Ильич повернулся к столу, на миг задумался, потом взял тот же блокнот, спросил, где мы живем. Записал адрес и, держа в одной руке блокнот, крутнул ручку телефона:
— Пожалуйста, товарища Семашко. Николай Александрович! Я прошу вас выполнить одну мою просьбу. У меня на приеме работница патронного завода товарищ Кузьменкова. У нее больна дочь, девочке шесть лет. Дайте, пожалуйста, указание больнице послать на квартиру Кузьменковой толкового доктора. Да, опытного врача, который мог бы поставить диагноз, назначить лечение. Запишите адрес: улица Околоточная, дом номер семнадцать, квартира три. И дайте указание, чтоб лекарства, которые будут назначены, выдали Кузьменковой бесплатно. И еще, Николай Александрович. Может ли Наркомздрав взять всех больных детей на учет?.. Не повторяйте, пожалуйста, общеизвестные истины. Я знаю, что у нас мало врачей, больниц. Но мы должны начать это дело. Начните с Москвы. Внесите ваши предложения в Совнарком.
Мама сидела и думала: выходит, Ленин ничего не забыл — ни больную Анечку, ни фамилию ее, имя и отчество, а заодно подумал и обо всех детях.
И тут же Владимир Ильич сказал маме:
— Аксинья Ерофеевна, я напишу в Московский продсовдеп, попрошу товарищей, чтоб выдали вам удостоверение на право провоза некупленного, своего, от братьев, хлеба.
Мать почувствовала, что вот-вот разрыдается — от радости, от благодарности. Понимала, как это будет глупо, стыдно зареветь по-бабьи у Ленина, и держалась изо всех сил, закрыла рот, будто у нее разболелись зубы.
Ленин сел в кресло за стол и начал писать. Остановился. Поднял глаза:
— Сколько братья обещают вам хлеба?
Мама прошептала, как тайну:
— Три пуда.
— Напишем, — четыре, — сказал Владимир Ильич и, дописав, вырвал листок из блокнота, подошел к маме, протянул записку: — В приемной вам расскажут, как пройти в совдеп, к кому обратиться. Всего вам доброго, товарищ. — Пожал на прощание руку. Провел к двери и снова напомнил: — А сына все-таки пошлите в школу. Обязательно.
Слова ленинские сильно запечатлелись в памяти — на всю жизнь: мама все сделала, чтоб мы учились. А вот ответила ли она что Владимиру Ильичу на эти слова — не помнила. Помнила только, что не поблагодарила. Забыла. Когда вышла в приемную, только тогда подумала об этом. И так ей нехорошо сделалось, оттого что не поблагодарила. Остановилась посреди комнаты, осторожно, чтоб не помять, прижимая записку к груди, и смотрела на тех, кто ждал своей очереди — а их много было в приемной, всем хотелось поговорить с Лениным. И они смотрели на маму, некоторые с улыбкой — очевидно, понимали, что у нее на душе после такой встречи. Улыбнувшись, прошла мимо нее — в кабинет к Ленину — Лидия Александровна.
Мама решила подождать, когда она вернется, и передать благодарность через нее, чтоб не подумал Ленин, что она такая побираха и глупёна: получила записку на провоз хлеба и обо всем забыла.
Секретарь вскоре вышла и обратилась к маме:
— Подождите минутку, товарищ Кузьменкова.
А потом пригласила к Ленину тех, что разговаривали между собой на иностранном языке.
Когда двери за ними закрылись, Лидия Александровна подошла к маме, тихо сказала:
— Сейчас Вас проведут в совнаркомовскую столовую, и вы позавтракаете. Вот вам талончик. Подкрепитесь, вы, наверное, давно из дома. И очень бледны.
Мама догадалась, что все это — от Ленина, и… задохнулась, спазмы сдавили горло; проглотив слезы, она призналась:
— А я не поблагодарила… Пожалуйста, прошу вас, передайте товарищу Ленину, что я… мои дети…
— Не волнуйтесь. Владимир Ильич все понимает, — успокоила маму
