Миграции - Игорь Клех

Из Мадабы мы отправились прямо… на Небо — библейскую гору Нево, с которой Моисей показал своему народу землю обетованную Ханаана и отдал Богу душу (как ему и было предсказано — может, оттого и бродяжил перед тем сорок лет, что умирать не спешил). В 2000 году эту гору с приземистым францисканским храмом наверху освятил Папа Римский Иоанн Павел II, отчего число паломников сюда резко возросло. Вид отсюда открывается замечательный — на окрестные холмы, пещеру Моисея внизу, серпантин дороги, сбегающей к Мертвому морю, и что-то совсем уж туманное за слепящими водами Мертвого моря. Дышится на горе легко даже в зной. Стоишь на ней — веришь и не веришь, что именно здесь происходили те далекие и легендарные события. На выходе отсюда мы разминулись с одной из сестер молодого короля, привезшей сюда своих гостей. На ее вооруженных охранниках были малиновые береты, но они не походили на тех породистых черкесов, из которых набирается королевская гвардия.

Еще одно место, освященное тогда же Папой Римским, находится в Бетани — библейской Вифании, куда мы отправились следующим утром. Чуть не полвека разные серьезные комиссии — историков, археологов, богословов — устанавливали и наконец установили, что с очень малой степенью погрешности именно в этом месте долины Вади Харрар некогда Иоанн Креститель крестил Иисуса Христа. Источники ведь пересыхают, меняются русла рек. «Вади», кстати, и означает по-арабски сухое русло, оживающее только в сезон дождей.

Берег реки Иордан — пограничная зона, и этот его участок разминировали и обустроили только после заключения мира с Израилем. Соорудили крестильные купели и бассейны, в которых особо любят креститься американцы и российские политики (так, в год своего премьерства в солоноватом и мутном источнике Иоанна Крестителя, как нам сообщили, крестился Примаков). В 2003 году на самом берегу Иордана построена русская православная церковь и будет строиться гостиница для паломников, поскольку ежегодно сюда приезжает около 5–6 тысяч россиян. Нашим гидом вызвался быть замдиректора заповедника (директор, ни много ни мало, брат короля) по фамилии Аль-Джамал (по-русски было бы Дромадеров или Верблюжанский) — одышливый, милый, чуточку смешной человек, учившийся в Мариуполе. Говорить по-русски было для него что вспоминать молодость — названия станций московского метрополитена он перечислял, как имена любимых, и сокрушался, узнав, что некоторые давно переименованы. Через густые тамарисковые заросли он вывел нас непосредственно к тому сухому месту, где был окрещен Христос. По остроумной версии какой-то из комиссий, об этом свидетельствовал частично сохранившийся древний храм… без алтаря. «Купель Иисуса служила алтарем, уважаемые!» — торжественно заявил наш гид.

Я вышел на берег Иордана, мутной, заросшей осокой речонки. В пяти метрах был израильский берег, а там, километрах в двухстах всего, жила моя дочь, недавно родившая внучку. Но не речушка, которую можно перейти вброд, разделяла нас, а политая кровью с двух сторон государственная граница. Метрах в пяти за плечами стоял иорданский хлопец с автоматом, вышедший проводить меня до спуска к воде. Я омыл лицо, повернулся и стал подниматься по стоптанным каменным ступеням к нему.

Почему в русских сказках изрубленное тело сращивает мертвая вода, так что потом остается только сбрызнуть его живой водой? Целый водоем мертвой воды (из которой не выловишь даже воблы) притягивает воображение и отвращает одновременно. Не знаю, как насчет целебных свойств и отдыха, но даже из обыкновенного жгучего любопытства побывать на нем стоит. Что в нем интригующего, кроме того, что, лежа на воде, можно читать газету или журнал — например, «Гео»? Ну, нельзя утонуть. Поэтому, по договоренности с Израилем и ввиду угрозы терроризма, выход к воде и купание после заката солнца запрещены (а в декабре оно заходит перед пятью — и сразу темнеет).

Мы поселились в пятизвездном отеле «Мёвенпик» на закате солнца. На полчаса нас задержала охрана, пристально заинтересовавшаяся аппаратурой нашего фотографа и им самим, — перетряхивала, просвечивала, расспрашивала. Как оказалось, наутро в отеле начинался международный конгресс. По номерам нас развез на электрокаре светловолосый и сероглазый иорданский кабардинец (для иорданцев все выходцы с Северного Кавказа — «черкесы»), слегка говоривший по-русски после учебы в Нальчике. А распорядилась об этом менеджер… из Будапешта, с которой мы поговорили немного по-английски. Сами бы мы заблудились в подобии глинобитной татарской деревни, словно вылепленной из бурого пластилина — как несложный двухэтажный лабиринт для взрослых, в котором так приятно заблудиться. Журчат в пустых дворах фонтаны, под деревьями валяются апельсины, по заросшему мусульманскому саду сбегает вниз ручей, стоят бассейны всклянь, на фоне звездного неба бродит кошка по крышам, готовясь к утренней охоте на птичек.

Николай все-таки успел забежать на пляж за пять минут до его закрытия, и долго потом охрана выманивала его на берег знаками. Опоздавший Сергей огорченно переходил из прохладного бассейна в подогретый и обратно. Суфьян с Махмудом вернулись ночевать в Амман. А я после ужина лег спать, чтоб искупаться на рассвете в густой маслянистой воде Мертвого моря. Ощущение, что тебе сказать, читатель? Необычное, точно. На прибрежных камнях, одетых в панцири соли, легко пораниться, глаза надо беречь от попадания влаги, имеющей вкус разведенной соляной кислоты, желания нырнуть не возникает. Короче, удовольствием такое купание вряд ли назовешь, зато для здоровья, говорят, полезно. В отеле предлагалась масса дорогущих процедур со всеми этими солями да грязями, но я еще в сувенирном магазине позарился на фунт серой грязи, помогающей при артрите, за 7 баксов (дешевле там ничего не было). Я и не подозревал по необразованности, что покупаю грязь, а не мазь, зато теперь знаю новое английское слово — «mud». Со мной на рассвете купалась еще прибывшая на конференцию китаянка с Тайваня.

Я посоветовал ей быть осторожной, чтобы не порезаться о высолы на камнях, и она купалась в кроссовках — лежала на воде, как буратино, а ее кроссовки еще в тот же день, думаю, превратились в хрустальные башмачки. Вдруг что-то затарахтело, и повалили клубы сизого дыма. «Что за трактор, — удивился я, — в такую рань на территории пятизвездного отеля? Во дают!..» Но дым оказался не едким — это окуривали кусты, чтобы поменьше стало мух, которых в долине Иордана и вдоль берега Мертвого моря немерено. Говорят, это из-за интенсивного земледелия с применением органических удобрений — узкая прибрежная полоска земли, дающая два урожая в год, кормит всю Иорданию. После такого экстремального купания с китаянкой мы расстались чуть не друзьями. А отель на берегу Мертвого моря мне запомнился как глиняная сказка арабской ночи, где я всякий раз не без труда отыскивал свой номер с террасой, выходящей в журчащий сад с певчими птицами.