Последний шанс - Dana D
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Никаких но! Ты хоть понимаешь что он делает с девушками?! Ни одна ещё не ушла от него живой! Я не хочу потом стоять и оплакивать тебя на твоей же могиле!
— А я не хочу тебя оплакивать на твоей, братик…
Наше время.
— Лиза…?
Женя зовёт меня сосредоточенным голосом по имени, а я мгновенно выхожу из пучины своих воспоминаний.
— Что дальше? Что произошло с вами потом?
— Потом, все превратилось в искрометный ад, я как будто оказалась в нескончаемом кошмаре. Палач узнал кто под него капал и сливал информацию полиции, узнал про брата… И верные псы Палача его убили, а я… Меня он держал при себе и наказывал за моё предательство день за днём.
Вспоминая о брате, мой голос невыносимо дрожал, и как бы я не сдерживалась, слезы всё-таки покатились по бледным щекам. Это моя вина… Только моя…
— И потом ты решила мстить?
— Да, решила таким способом закончить дело брата.
Мне было очень тяжело вспоминать прошлое, мы сидели так близко друг к другу и напросто молчали некоторое время, каждый из нас окунулся в свои воспоминания.
— Поверь… Одержимость местью иногда не приносит такого долгожданного удовольствия которого изначально желаешь… По себе знаю.
— По себе, значит…?
Конечно я понимала что и у Жени есть какая-то своя тяжелая история, но пока не решилась лезть к нему в душу. Все потом… Хватит на сегодня этих болезненных мыслей.
— Иди сюда.
Женя раскинул свои руки по обеим сторонам, пытаясь меня обнять, но смахнув небольшой ручек слез, я тоненькой ручкой мягко сжала крепкое плечо Казанцева и сразу же натянула на себя легкую улыбку.
— Ой, слушай Казанцев, не надо, все нормально, я это рассказала не для того чтобы ты меня пожалел, просто, чтобы ты знал, что я не была какой-то там подстилкой, я любила… По настоящему любила, а потом… Он затянул меня в паутину своего обмана и жестокости.
Неосознанно, опускаю глаза на предплечье, на котором была расписана в ярком тату вся моя рука, и Женя словно все прекрасно понимает. Осторожно, прикасается рукой к моему набитому рисунку, поднимаясь к плечам, костяшками пальцев трепетно он очерчивал расписной узор.
— Твоё тату на руке, так ты пыталась перекрыть многочисленные рамы, верно? Он тебя избивал? Поэтому, когда я тебя ударил, ты так сильно испугалась? Придурок блять!
Женя матерится, зарываясь руками в лицо, а я… Вот так и знала, что во мне медленно начнет просыпаться эта нежная и сопливая натура, которая сейчас решила утешить этого страдальца, касаюсь пальцами взъерошенных волос Жени, слегка их поглаживая.
— Вы как всегда очень догадливы, товарищ полицейский.
— Прости меня, Лиз. Сорвался тогда. Я правда жалею… Я больше не причиню тебе боли. Никакой. Клянусь!
Вижу прекрасно с каким трудом Женька сглатывает и поднимает на меня виноватые глаза, а я от его признания уже во всю кусаю свои губы чуть ли не до привкуса крови, сердце болезненно отбивает бешеный ритм внутри, а я улавливаю неприятный пульс, который противно колет острыми иглами прямо в пересохшем горле.
— Обед!
На весь больничный коридор раздается голос нашей поварихи, которая уже гремя кастрюлями, приближалась к моей палате.
— Ну, я наверно пойду, зайду к тебе ещё позже, а ты ешь и отдыхай.
— Ну нееет… Опять это вонючая тушеная капуста, которую потом не выветришь… У тебя табельное с собой? Давай её шуганем, а? Может хоть че нормальное приготовит.
Жалобно скулю, зарываясь лицом под одеяло как маленький ребёнок, слыша как с губ Жени срывается славленный смешок.
— Да ладно тебе, неужели так плохо здесь кормят?
Опускаю одеяло, тяжело выдыхая.
— Мне бы сейчас в какой KFS, картошечки фри… Или крылья… Ммм… Да с сырным соусом… А не эту вонючку в собственном соку!
Запах тушенной капусты уже во всю проникал в мои ноздри, заставляя желудок молиться всем известным Богам в конвульсиях. Внезапно, в палату вошла наша повариха, которая катила небольшой поднос с подмазанными кастрюлями.
— Ну шо, небось уже проголодалась? А я тебе кое что вкусненькое принесла.
— Наглая ложь! Нет там ничего вкусненького.
Сморщившись, я привстала и взглянула на то, что мне предложили, мать моя… Ну и что это за блевотная жижа? Вместо аппетитного блюда я увидела невразумительную кашу и порцию каких-то ужасно невкусных и дурнопахнущих овощей.
— Снова эта вонючка?! Я так и знала! Я не буду больше это есть. Галяяяя, отмена!
Фыркнула я, убирая выставленную на тумбочку тарелку в сторону.
— Что случилось? Ты не голодная, деточка?
Удивленно спросила повариха.
— Голодная, но это есть невыносимо! Да… Собаки лучше на помойках питаются!
Казанцев стоял в стороне и откровенно забавлялся моими возмущениями с хитрой, дебильной улыбочкой. Не обращая на него внимания, я собачилась с работницей общепита, а сама понимала, как уже во всю мой гнев начинает накапливаться внутри, ещё немного, и я эту капусту напросто вывалю горочкой на чью нибудь голову.
— Слушай, теть Галь, ну у тебя же ведь есть другие блюда? Ну может где нибудь хоть завалялся один бутерброд с маслом… Ради бутерброда с маслом, я на все готова.
— Бутерброда нет, но есть кое что ещё, специально для тебя.
Я уже потирала в предвкушении ладошки. Господи… Хоть бы там была какая нибудь моя любимая лепешка со сгущенкой, или на крайний случай какой нибудь сочный, мясистый беляш. А не… Банка тушенки, правда, воспоминание у меня о ней не самые приятные, когда последний раз я ее открывала, чуть не вспорола себе пол руки, хотя, вроде открывалка была нормальная, которая должна была прорезать ровные края, а не эти бушующие металлические скалы и овраги.
— Вот… Спецзаказ, от тайного поклонника.
Моя кулинарная фея, кивнула Казанцеву и вынудила из одной небольшой кастрюли картонное ведерко. Мать моя! Этот запах я узнаю везде, даже если буду лежать в какой канаве без сознания.
— Да! Да! Да! Давай сюда скорее!
Как ненормальная я подорвалась и стала прыгать на кровати, игнорируя приступы легкой боли. Я видела как жирная тетка смотрела на мои крылья и чуть ли не слюнями давилась. Ну нет, милочка! На чужой каравай рот не разевай! За них и убить могу! Свои огрызки прочь от моей запанированной прелести. Как голодная собака, вырываю тарелку из её рук и удобно усевшись на кровать, начинаю с прикрытыми глазами наслаждаться острым