Перекрёстки Эгредеума - Эмпирика Аттонита

Как же там было… обезопасить себя и пострадавшего — ха, ну конечно!.. Обнажить рану… Позвать на помощь…

Окровавленные руки шарят в карманах пальто — но там пусто. Телефона нет. Нет ничего: она ведь знала, что не вернётся домой.

Вокруг — ни души. Только…

Сиреневый всполох, замеченный краем глаза.

— Ты не сможешь ему помочь. Эта рана смертельна.

Эмпирика оборачивается. Эйкундайо — за спиной. В его руках — два меча: непроглядная тьма и сиреневое сияние. Меч Теотекри.

— Я этого не хотел, ведь мы оба — сыновья Хюглир. Он не оставил мне выбора.

Хранитель безмолвен. Чёрная прореха зияет над сердцем. Дрожат полуопущенные ресницы, дрожат губы, роняя прерывистые вздохи — всё реже и реже.

Яркое мерцание.

Что-то сияющее выползает из его рта.

* * *

Ослепительная искра взрывается гигантским снопом света, непроглядно-белым на миг застилая взор. Сумрак сожжён разгоревшимся под деревьями серебряным пламенем, охватившим изумлённое пространство до самого неба, чей чёрный купол отшатывается в ужасе, проваливается в необозримую вышину космической бездны.

Мир распадается вспышками невообразимой ясности — детальными кадрами замедленной киноленты.

Эйкундайо отбрасывает назад, как тряпичную куклу. Развевая лохмотья, он беспомощно вскидывает руки, в ошеломлении выпуская оба меча.

Теперь Эмпирика может отчётливо разглядеть его лицо: слева испещрённое изломами шрамов, обрамлённое белыми растрёпанными космами, бледно-серое, с оттенком мертвенной синевы и застывшей непонятной гримасой, напоминавшей надтреснутую маску, за которой проступает простодушное удивление. В водянистой мгле бесцветных глаз тонут серебряные отблески.

Яркое сияние обретает подобие формы. Пугающие очертания огромного существа проступают сквозь яркий свет — жуткие, невообразимо противоречащие ожиданиям.

Чудовищный паук размером вдвое больше человека. Мерцающий серебром, словно сотканный из звёздного света, он бросается на врага со страшно раззявленными челюстями-хелицерами.

Обжигающий вихрь. Оглушительный треск, словно рвётся ткань самого пространства. Невыносимый свет.

Склонившись к Хранителю, Эмпирика силится укрыть его от беды бережным объятием. На его лице — чересчур близком — застыла неумолимая чуждость. Осторожная рука на израненной груди судорожно вздрагивает, ощутив её явственную неподвижность. Он не дышит.

И что-то обрывается внутри, руша опоры видимого мироздания.

Внутри с пронзительной болью разверзается парализующая волю оглушительная пустота. Точно душу разорвали напополам, и сквозь прореху разливается по скованному телу бесчувственная тьма.

— У тебя есть мой ключ?

Застыв в неподвижности, не в силах издать ни звука, Эмпирика не сразу соображает, откуда раздаётся этот мелодичный голос — серебристый напев, дрожащий на тонких струнах под вздохами ветра.

— Золотая гранка. У тебя?

Она медленно поднимает голову.

Сияющее чудовище выжидающе застыло рядом, так близко, что она запросто может дотянуться до его выпуклых глаз — непроглядно чёрных.

Рука машинально лезет в карман, хоть это и бессмысленно. Ключа там нет, да и быть не может.

Его забрал сбежавший…

Эйкундайо! Ключ должен быть у него!

На четвереньках — ноги не держат — Эмпирика ползёт к рвано-серой груде тряпья, бездвижно застывшей на земле. Вместо тела — сплошные лохмотья плаща, которые треплет ветер. Шарит руками наугад, стараясь не думать о том, что это мгновение назад было человеком. Человеком ли?

Холодная тяжесть гранки сама ложится в ладонь.

— Это было сокрыто от моего взора, — таинственно и неожиданно холодно серебрится голос паука. — Теперь понятно, кто открыл им Врата.

Так вот оно что! Это Эйкундайо впустил демонов Чиатумы через Солнечные Врата!

— Ты можешь его спасти? — Эмпирика указывает на Хранителя.

Безумная мысль. Но что остаётся в отчаянии, как не просить помощи у гигантского паука?

— Именно для этого я здесь. Хюглир приходят тогда, когда другой надежды нет. Хюглир защищают своих детей до последнего. Даже друг от друга.

Судорожно выдыхая, Эмпирика стучит зубами.

Всё уже давно не поддаётся разумному пониманию, всё вышло не только за рамки пресловутого здравого смысла, но и за пределы возможности мыслить хоть сколько-нибудь связно и последовательно. Ещё мгновение — и она окончательно соскользнёт в бурлящий водоворот фрагментарных образов-вспышек и бессловесных догадок-предчувствий, моментально сливающихся вереницей разорванных реальностей, несовместимых и несомненных.

Нужно держаться. Из последних сил цепляться за ясность осознания себя и окружающего. Пусть это дико, пусть совершенно невероятно, пусть противоречит общепринятой логике — но это незамутнённое отражение той эмпирической действительности, которая перед ней сейчас предстала. Нельзя трусливо отказываться верить своим глазам и ушам потому только, что ощущаемый мир противоречит его привычному образу.

— Как мне вернуться на Эгредеум?

Из бездны вопросов, рвущих разум на части, Эмпирика, не раздумывая, выхватывает этот.

Паучье свечение разгорается всполохами, взмывает сиреневым пламенем к самому небу — и вот перед ней возникает призрачная фигура, сотканная, подобно чудищу, из серебристых нитей.

Дивная фигура, чьи снежные пряди развеваются на ветру — прекрасная, но как грозен взор её звёздных очей!

«Гедрёза», — понимание приходит само собой, как во сне.

Она протягивает руку, и Эмпирика, не в силах сопротивляться, послушно кладёт гранку на сияющую ладонь.

— Ты никогда туда не вернёшься.

Ледяной голос бьёт в лицо порывом стылого ветра.

Ключ растекается на ладони расплавленным золотом, капли падают на землю — и, не достигнув её, оборачиваются жёлтыми листьями.

Нестерпимая небесная вспышка пронзает пространство острым лучом.

Чёрная башня за деревьями с надрывным стоном истаивает во тьме, рассыпается осколками каменного наваждения, ставшими невесомым пеплом.

— Архнэ, — обращается сияющий призрак к пауку, — зачем ты дала Ингвару ключ? Он потерян для нас, потерян давно и безвозвратно — с тех самых пор, как ринулся в бездну вслед за Гибелью мира.

Архнэ молчит.

Молчит Эмпирика.

Молчит Хранитель, объятый страшным безмолвием.

И пламенеющий паук, разгораясь пуще прежнего, разметав серебристые и сиреневые искры, водружает его тело себе на спину.

— Архнэ!

Голос Гедрёзы разносится грохотом по округе, взмётывает ветер, сгибая испуганные деревья, — но Архнэ уже над ними, взбирается по невидимой паутине к небу, к звёзднооким прорехам тьмы — и дальше, дальше, по звёздным тропам, по призрачным нитям, сплетающим миры и времена, явь и сон, быль и небыль, реальность и то, что могло бы ею быть.

* * *

Тихий скрип в темноте.

Под ногами — деревянные ступени, рука — на узких перилах. Мурашки по коже. Прохладно, пахнет сыростью, как в подвале, а откуда-то сверху веет теплом и запахом ели.

Не видно ни зги, только узенькая полоска света маячит впереди, и Эмпирика поднимается к ней, почти не дыша — не может вздохнуть, словно грудь окаменела. Странно, но ей не страшно. Она просто идёт, не думая о том, куда приведёт её скрипучая лестница и как она здесь оказалась. Давний полузабытый сон? Чужое воспоминание? Что-то, некогда прочитанное или