Трансформация войны - Мартин Кревельд

Применить стратегию в ее классическом смысле к конфликтам низкой интенсивности всегда было проблематично. Даже в то время, когда Жомини работал над сочинением «Краткий обзор крупных военных операций» («Precis des grandes operations de la guerre»), испанские партизаны доказывали на деле, что возможно вести войну, и очень жестокую войну, в небольших масштабах. Многие из участников этой войны были неграмотные крестьяне, а также женщины, дети и священники. Вероятно, они даже никогда не слышали о стратегии, которая, как писал Толстой в романе «Война и мир», была новомодным понятием с неким элементом кажущейся искушенности. Столкнувшись с самыми мощными вооруженными силами традиционного типа из всех когда-либо существовавших в мире, повстанцы обошлись без «армий», кампаний, сражений, баз, целей, внешних и внутренних линий, опорных пунктов и даже территориальных единиц, имеющих четкие границы на карте.

Хотя партизанская война не всегда бывает успешной, с давних пор и до наших дней тысячи раз преподавался урок, доказывавший, что стратегия к ней отношения не имеет. Мао Цзедун сравнивал партизан с «рыбой», плавающей в «море», которое представляет собой весь остальной народ. Смысл данного сравнения состоит именно в том, что море не обладает качествами, отличающими одну его часть от другой. Точно так же американцы во Вьетнаме убедились в том, что стратегия, как ее преподают в штабных и военных колледжах, абсолютно не годится для понимания сути «войны без линий фронта», не говоря уже об успешном ее ведении. В свете этого четко видна привязанность стратегии, как ее понимали Жомини, Мольтке и Лиддел Гарт, к географии, что также объясняет, почему последний, в частности, не приводит ни единого примера из Средневековья, когда война во многих отношениях походила на современный конфликт низкой интенсивности. В общем, подобный конфликт отличается от традиционной войны так же, как картина мира по Эйнштейну отличается от картины мира по Ньютону.

Если будущее действительно за конфликтом низкой интенсивности, то стратегия в ее классическом понимании обречена на исчезновение. Многие считают, что уже сегодня она мало чем отличается от игры фантазии, и ее применимость ограничена военными играми, в которые играют в генеральных штабах. Подобно сфере, к которой она принадлежит, а именно — традиционной войне, стратегия попала между Сциллой ядерного оружия и Харибдой конфликта низкой интенсивности. Ядерное оружие способствует стиранию любых географических различий: в будущем, если вооруженные силы — или, что вероятнее всего, политические образования, их создающие, — захотят выжить и сражаться всерьез, им придется перемешаться друг с другом и с мирным населением. Конфликт низкой интенсивности приведет к тому, что как только они перемешаются, сражения уступят место стычкам, терактам и массовым убийствам. На смену линиям коммуникаций придут временные, легкотрансформируемые каналы малой протяженности. На смену базам — укрытия и временные склады, а на смену крупным геостратегическим целям — контроль за населением, который будет обеспечиваться сочетанием пропаганды и террора.

Распространение спорадических мелкомасштабных войн приведет к видоизменению регулярных армий, уменьшению численности и, в конце концов, их полному исчезновению. Когда это произойдет, многие повседневные заботы, связанные с защитой общества от угрозы конфликтов низкой интенсивности, перейдет к бурно развивающемуся охранному бизнесу. На самом деле может настать день, когда организации, занимающиеся этим бизнесом, придут на смену государству, подобно в былые времена кондотьерам. Необходимость противостоять конфликтам низкой интенсивности приведет к тому, что регулярные войска переродятся в полицейские отряды или, в случае если борьба длится очень долго, в обычные вооруженные группировки, как это уже произошло в Ливане и во многих других странах. Хотя большинство представителей современных милиционных формирований сегодня все еще носят нечто вроде униформы, когда это отвечает их целям, можно предположить, что со временем униформу заменят просто знаки отличия, такие как пояса, нарукавные повязки и т. п. Те, кто будут носить подобные знаки отличия, не будут армией в нашем понимании данного термина.

Отдельная глава в летописи будущих войн будет написана оружием, которое будет в них применяться. Стратегия была изобретена в конце XVIII в. как раз в то время, когда обслуживаемое расчетом оружие, в течение долгого времени господствовавшее в осадной войне, также начало определять ход полевых операций. Хотя это совпадение редко отмечается, возможно, оно неслучайно. Начиная с середины XIX в., тенденция использовать тяжелое, обслуживаемое расчетом оружие вместо личного стала одним из лейтмотивов современной войны. Основная масса такого оружия была создана главным образом для использования против ему подобного, как говорится, en rase campagne[72]. Многие виды самого мощного оружия, например танки, действительно больше не годятся ни для чего другого; там, где есть люди и их жилища, другими словами, где есть то, ради чего имеет смысл сражаться, им просто не хватает места для маневров. Целью других видов мощнейшего оружия было атаковать объекты в глубине тыла. В случае с тяжелыми бомбардировщиками и баллистическими ракетами их неспособность уничтожать точечные цели означала, что эти виды оружия можно использовать лишь в том случае, когда никаких своих или дружественных сил нет в радиусе многих миль.

Сегодня даже третьеразрядные державы начинают обзаводиться оружием с практически неограниченным радиусом действия, которое способно поразить всякий объект на территории любого потенциального противника. Используя новейшие разработки в области электроники, другие виды оружия обладают достаточной мощностью, чтобы накрыть огнем все поле боя, а также разбить вдребезги концентрированную оборону. Однако большинство систем, включая тяжелую артиллерию, ракеты и авиацию, по-прежнему недостаточно точны, чтобы произвести впечатление на противника, чьи силы крайне рассредоточены, или неотделимы от гражданского населения, или смешаны с войсками противника. По этой причине сближение (вплоть до взаимопроникновения) с силами врага, растворение среди гражданского населения и максимальное рассредоточение сил стало обычной практикой в конфликтах низкой интенсивности. Если бесчисленные примеры, начиная с Вьетнама и Никарагуа и заканчивая Ливаном и Афганистаном, чему-нибудь и научили, так это тому, что основная часть самого современного оружия там просто бесполезна. Как показывает опыт, причина этого состоит в том, что вся польза, которую оно может принести, сводится на нет ущербом, наносимым окружающей среде, а также ненасытными потребностями в материально-техническом снабжении и техобслуживании.

В этом смысле большинство современного обслуживаемого расчетом оружия, особенно самого мощного и сложного, ждет судьба динозавров: подобно им, оно обречено на исчезновение, и этот процесс уже идет полным ходом. Во время Второй мировой войны Соединенные Штаты производили до 100 тысяч самолетов в год. Сегодня военно-воздушные силы США, будучи богатейшей организацией среди себе подобных, с трудом могут позволить себе покупать больше ста истребителей ежегодно. При стоимости, доходящей до 500 млн долл., — столько стоит бомбардировщик «Стелс» — сегодня современные системы оружия столь редки, что, подобно каким-нибудь поддельным антикварным вещам, каждая из них является буквально штучной работой. Поскольку современные крупные системы редко удается довести до рабочего состояния, не превысив запланированного уровня расходов, всегда существует тенденция снижать их численность и расширять программы, что приводит к росту стоимости каждой их единицы. Когда оружие произведено, оно оказывается слишком дорогим, чтобы проводить испытания или боевые учения с его применением, поэтому приходится использовать тренажеры. Наконец, когда вспыхивает конфликт низкой интенсивности и предоставляется возможность применить тяжелую технику, использование таких дорогостоящих систем против людей, которые фактически представляют собой неграмотную, необученную толпу, а не против солдат регулярной армии, оказывается расточительством. В результате, например в Ливане, первый удар с воздуха американских военно-морских сил, приведший к потере двух самолетов общей стоимостью приблизительно 60 млн долл., стал также и последним. Summa summarum, уже сегодня только одно государство, а именно США, может позволить себе содержать больше чем лишь несколько таких систем; и даже оно не планирует заменять те, которые были утрачены во время войны в Персидском заливе.

Внушительным показателем того, насколько серьезно люди относятся к военной технологии, является степень секретности, ее окутывающей. Если взять 75-миллиметровую пушку начала века (Франция); гигантские гаубицы (Германия) и танки (Великобритания) Первой мировой войны; баллистические ракеты (Германия) и дистанционный взрыватель (Великобритания) Второй мировой войны — вокруг всех этих изобретений царила такая секретность, что это иногда препятствовало самому процессу их разработки, внедрения и использования в операциях. Когда Гарри Трумэн сменил Рузвельта на посту президента США в апреле 1945 г. и ему сообщили об атомной бомбе, то, застигнутый врасплох, он смог только пробормотать, что это «величайшее изобретение в мире». Напротив, начиная с 1945 г. ореол секретности вокруг военных технологий и оружия в западных странах почти исчез. Никого не удивляет, что пластиковые модели самых современных тактических самолетов появляются в магазинах игрушек прежде, чем о них официально сообщают в открытой печати, и никому не приходит в голову подать на изготовителей в суд. Переживает расцвет литература, основная цель которой — реклама новых систем оружия в мельчайших подробностях. Дошло до того, что журнал Aviation Week and Space Technology израильские пилоты называют Aviation Week and Spy Technology[73].