Мы вовсе не такие - Бернгард Гржимек

туда входит, обычно удивлению и восхищению нет конца: все обитатели загона подходят им полюбоваться. Головы всех жирафов непременно спустятся со своих высот, чтобы обнюхать нового гражданина зоопарка. Ни разу не было случая, чтобы кто-нибудь из них хоть чем-то обидел малыша, даже если тот неуклюже наступит кому-то из них на ногу или перепутает с матерью и начнет протискиваться между ног жирафа в напрасных поисках материнского вымени.

Что касается самца Ганса, то тот считает себя, по-видимому, вполне подходящим кавалером для самок жирафа. Иной раз он принимается настойчиво их преследовать своими ухаживаниями, что Отто, к счастью, всерьез не воспринимает.

Мы заметили, что все жирафы без исключения любят воду. Когда идет дождь, они часто выходят под открытое небо и стоят там, явно блаженствуя. Мне даже кажется, что они после такого душа становятся гораздо желтей и чище. Они бывают довольны и тогда, когда служитель поливает их из шланга.

Недавно служитель заметил, что, оказывается, и окапи по кличке Эпулу такой же любитель душа. У окапи ведь только туловище блестящего черного цвета — сверху его ноги полосатые, как у зебры, а книзу кончаются снежнобелыми «чулочками». Содержать эти «чулочки» в чистоте в условиях зоопарка дело отнюдь не легкое. Ведь Эпулу не дает скрести себе ноги щеткой — он, по-видимому, боится щекотки. А меня всегда огорчает, когда он укладывается на грязную солому, а потом расхаживает перед посетителями с желтыми неопрятными ногами. Поэтому очень кстати, что служитель как-то обнаружил, что вечно удирающий от щетки и мыла окапи с удовольствием подставляется под струю бьющей из шланга воды. Он даже подойдет поближе на пару шагов, чтобы она в него обязательно попала. Таким способом нам теперь удается содержать в чистоте белые «чулки» нашего окапи, как это и положено такому редкому и важному заморскому гостю.

Вот так протекает жизнь наших четырех жирафов в их новом доме; здесь у них и любовь, и ссоры, и появление на свет детенышей, и так до самой их кончины. Потому что покинуть наш зоопарк они уже не смогут: для этого они стали слишком высокими. Ведь и в Африке отлавливают только молодняк, а рослых особей снова отпускают на волю, когда они вместе с молодняком попадают в специально построенные краали-ловушки. Потому что для перевозки годятся лишь особи не выше трех метров тридцати сантиметров. Если они больше, то с ними не проедешь под железнодорожными и автострадными мостами.

В цирках иногда применяли особые фургоны для перевозки жирафов, в которых крышу с мягкой обивкой при необходимости можно было опускать вниз с тем, чтобы стоящему внутри животному приходилось наклонять голову и держать ее в таком положении, пока крышу не поднимут снова кверху. Однако к таким манипуляциям жирафа надо приучать путем долгой дрессировки. На подобное соглашаются лишь очень ручные, привыкшие к частым переездам с места на место животные. А когда несколько лет тому назад одного жирафа перевозили в Лондонский зоопарк, ему на шею накинули канат и каждый раз, когда грузовик, в котором его везли, проезжал под мостом, служитель тянул за канат, заставляя жирафа опускать голову. Так они и добрались благополучно до места назначения. Служитель подсчитал, что Нелли пришлось «кланяться» сорок три раза!

За последнее столетие нас, европейцев, ознакомили не только с такими чудесами, как железная дорога, самолеты и электрическое освещение, но и с животным миром далеких континентов. Это, безусловно, заслуга зоопарков. Сегодня почти каждый ребенок в городе может похвастать тем, что видел живого жирафа. Но трудно вообразить себе тот переполох и столпотворение, когда в 1828 году такое удивительное, ни на что не похожее создание прибыло в Вену в качестве подарка немецкому кайзеру от паши Египта Мухаммеда Али! Незадолго до этого тот же Мухаммед Али послал двух жирафов в Англию и одного в Париж; но это был первый, ступивший на немецкую землю.

Животное перенесло почти месячную (с 30 марта по 27 апреля) качку на парусной шхуне от Египта до Венеции. А оттуда уже (после небольшой передышки) оно отправилось пешком через всю Венгрию до Австрии.

В те времена всех крупных животных, предназначенных для зверинцев, водили пешком. В первые дни жираф очень уставал, потому что у него не было привычки к длительным переходам, так что приходилось подвозить его время от времени на плоской телеге. Но потом египетскому служителю, сопровождавшему животное, снова удавалось побудить его встать и идти дальше своим ходом. Под конец жираф уже преодолевал за день около пятнадцати километров. Кайзер отрядил нескольких солдат из морской пехоты, которые составляли нечто вроде почетного эскорта при «заморском госте». Шестого августа жираф прибыл наконец в пригород Вены и был представлен кайзеру и придворным.

А «парижскому» жирафу французский король Луи Филипп даже вышел навстречу и в качестве угощения преподнес корзину, наполненную лепестками роз. Поэтому, когда наши три жирафа въезжали в новый, построенный для них павильон, франкфуртский бургомистр доктор Лайске решил повторить эту церемонию и, стоя на увитой цветами лестнице, приветствовал вновь прибывших таким же изысканным образом.

Что творилось тогда, первый раз, в Шёнбруннском зверинце в Вене, где экспонировался первый «венский» жираф, даже трудно себе представить. Из сохранившихся описаний видно, что колоссальные массы посетителей, желающих посмотреть на заморскую диковинку, было трудно удержать в узде. Так, одна дама защемила себе голову между прутьями клетки, и только с большим трудом ее удалось высвободить оттуда. Специальные выпуски газет были целиком посвящены этому необычайному событию. В одной из крупнейших гостиниц был организован бал, на котором каждой из участвовавших в нем дам преподнесли букет цветов, из которого торчали голова и шея жирафа, искусно изготовленные из рафинада. Парикмахеры тотчас же изобрели новую прическу «а-ля жираф», кондитеры стали выпекать новое печенье, которое до самого конца столетия продолжало называться «жирафельки», а в театре долго еще шел водевиль под названием «Все как у жирафа» с участием знаменитого тогда актера Фердинанда Раймунда.

Венскому жирафу не суждено было стать взрослым — он прожил всего три четверти года. В те времена эти прекрасные животные часто страдали от деформации суставов ног, потому что тогда еще не знали, чем их нужно кормить. Потом, когда зоопарки уже набрались опыта, отдельные особи доживали в неволе до двадцатипятилетнего возраста и умирали просто от старости. Первое время, когда их еще показывали в зверинцах и возили по разным городам, то по улице всегда водили пешком, привязанными веревкой за шею. Тогда зачастую случались разного рода происшествия, потому что никак не удавалось помешать