Джейтест - Борис Иванов

И еще — Тому это запомнилось, словно какой-то сон наяву, — там, наполовину утопая в тумане, а наполовину — в жидкой илистой трясине, над рекой высилось то, что он принял сначала за какое-то странное, словно пародирующее идею Смерти, в издевку над ней сооруженное гигантское изваяние. Пустые, выгоревшие глазницы пялились на текущие мимо воды из неправильной формы, нечеловеческого, уродливого черепа, водруженного на изуродованное, впечатанное в стену обрушенного берега — на века теперь — туловище величиной с солидный утес. И только когда череп этот вдруг со скрежетом стал разворачиваться, словно удерживая взглядом пустых глазниц уходящий вниз по течению плот, до Тома дошло. Это древнее изваяние. Это выпотрошенный попаданием плазменного заряда, наполовину разрушенный «тролль» умирал своею жуткой смертью — смертью никогда не бывшего живым творения ненависти и страха. Счетчик на поясе у Тома нервно засигналил: на шкале его огонек индикатора поднялся совсем близко к отметке предельно допустимого уровня. Тот, кого здесь всего пару часов назад гвоздили атомным пламенем, умел, оказывается, огрызаться.

Теперь плавание не требовало такого дьявольского напряжения, как днем, и они решили не делать ночного привала: спали по очереди, сменяя друг друга на вахте каждые три часа. Хотя небо и было напрочь скрыто гребнями низких туч, видимость была неплохой: к зловещим отсветам пожарища добавлялась вечная иллюминация Внутренних Пространств — зыбкий, трепетный свет электрических разрядов, тлеющих вокруг горизонта, в складках облачных гряд, вдоль зубцов горных кряжей вдали. С плотом теперь вполне можно было справляться в одиночку, течение само сносило его к фарватеру, и скоро уже на западе должна была показаться кромка Предельных хребтов, а там — где-то на полпути до первых их отрогов — и замаскированный на опушке, на границе болотистых пустошей, лагерь.

— К полудню будем на месте. — Сухов присел к Тому, который пытался задремать, привалившись к плечу Кайла, погруженного в иную явь — в явь Больного Царства. — К вечеру подтянутся проводники, расконсервируем глайдеры — и на следующее утро двинем на Большую землю. В первых числах будем в Вестуиче. Гос-с-споди! Как же я там давно не был.

— Да, там, наверное, многое для вас изменилось за эти годы, — согласился Том. — Вестуич хорошо подойдет для... Для того, чтобы дождаться результата. Пока что это — все еще провинция. Там дом Кайла. Значит, туда и тронемся. Или «Линчжи» нас приютит где-то ближе к столице. Вот что...

Он потер лоб. Сухов выжидающе смотрел на него. Он, видно, давно уже понял, что у Тома есть что сказать ему. Оглянувшись через плечо, он позвал Цинь, та тоже и не думала спать — о чем-то тихо говорила с Проводником, который нес вахту у рулевого весла. Тот кивком отпустил ее.

— Дело в том, — Том снова, морщась, начал растирать лицо, — дело в том, что, похоже, со мной снова было... это. Я... Я на какое-то время был им. — Он кивком указал на Кайла. — Им или тем, кем он стал. В кого воплотился — там.

— Но... — начал Павел. — Сказано было, что «он не сможет докричаться до нас». Он изолирован там.

— Сказано было, что «наделенные особым Даром люди иногда устанавливают какое-то подобие контакта с Мирами Царств», — напомнила Цинь.

И смолкла, приглядываясь к медленно скользящей мимо громаде берега.

— Похоже, что Джей держит слово — наделяет каждого прошедшего Испытание Даром, — вздохнул Сухов. — Надо только присмотреться к себе.

— Вот, — вдруг резко выбросила вперед руку Цинь. — Видите?

— М-м... Что я должен видеть? — несколько недоуменно спросил Павел.

Том осторожно перехватил узкое запястье ученицы Мастера Лю и присмотрелся к нему:

— По-моему, мы должны были видеть те два шрама — ритуальных, вы говорили. — Он перевел взгляд на лицо девушки. Тряхнул головой. — Слушай, а ты... Вы... Я в том Мире проснулся, в котором надо? Может, вас, часом, подменили, пока мы шатаемся по этим краям, мисс Циньмэй? Или то были не настоящие шрамы?

— Самые настоящие, будьте спокойны. И никто меня не подменял. Просто... Сначала я думала, что это все мне только кажется, а потом убедилась: на мне все заживать стало как на кошке. И... и потом — не только это. Я в принципе знаю некоторые приемы. Ну, первой помощи, лечения. А теперь — после того, как... После Испытания... У меня появилась способность. Лечить. Заживлять. Но там, на Большой земле, все не так было. А теперь — очень стало заметно. Да вы и сами помните — тогда... Когда мы вернули Павла. И еще — помнишь, когда разбитые часы, вот эти, у меня снова пошли? Сами.

— Да, — Том кивнул. — Я очень поразился тогда.

— У меня не только это получается. Вот ты помнишь... Помнишь, как мы поссорились тогда?

Роббинс ожесточенно потер виски:

— Разве мы с тобой ссорились, Цинь?

Проводник задумчиво переводил взгляд то на одного, то на другую.

— Вы ссорились, — тихо уточнил он.

— А я захотела, чтобы ты это забыл. Чтобы не было этого вовсе — для тебя. И ты... И этого для тебя не стало. Я могу... — Она сделала перед глазами жест — узкой, темной ладошкой, словно снимая невидимую паутину. Или — стирая что-то с доски. — Вот. Я могу очищать. Сознание. Душу. Другим. — Она вдруг сгорбилась, по-детски горестно прикусила губы: — Другим. Себе — не получается. — Она снова выпрямилась. — Вот сейчас я скажу слова. А ты их запомнишь. Слушай: «Семь ветров, семь судеб, семь самураев». Повтори!

— М-м... «Семь ветров, семь судеб, семь самураев», — повторил Том.

— А сейчас...

И снова бронзовая ладошка взлетела вверх. Теперь к лицу Тома. Смахнула невидимые знаки.

— Повтори! Повтори теперь!

— Что повторить? — Он ожесточенно тер виски.

Впервые в его глазах Цинь увидела эту тень — тень страха.

— Повтори слова, которые я просила тебя запомнить.

— Ах да... Ты же только что... Только что сказала. Вот черт! — Том сильно сжал руками голову, словно хотел сломать свой череп к чертовой матери. — Ты — вот что. Ты не делай так больше, Цинь. Это... Это плохо. Понимаешь?

Тень не уходила из его огромных, словно фосфоресцирующих глаз — глаз потомка африканских колдунов.

— Я не буду этого делать. Друзьям. — Она неожиданно провела рукой по его жестким волосам. Ей хотелось прогнать злую тень. — Только если меня попросят. Или если без этого нельзя будет.

— А наоборот... Вернуть память ты можешь? — уже своим, не ломающимся от напряжения голосом спросил Том.

— Нет. Это — насовсем. Только от кого-нибудь другого можешь узнать то, что я... отнимаю.

— «Семь ветров, семь судеб, семь самураев», — тихо напомнил Проводник.

Том потряс головой. Нет, никогда он не слышал этих слов.

— Не могу возвращать, — вздохнула Цинь. — И никто не может. Я пробовала, и там, в Стае; и с нашими «яйцеголовыми» из институтов. В «Линчжи» есть хорошие специалисты, и работают с памятью тоже. Может, это придет. Потом. А может, это так и надо — уметь навсегда отнимать у человека что-то, что ему не надо, что губит его. Это ведь тоже исцеление.

Том улыбнулся. Только сейчас он заметил, что снова держит Цинь за тонкое запястье. И что страх ушел из его души.

— Значит, это, наверное, и есть твой Дар — быть Целительницей. А мой — вот это. Влезать в чужую шкуру. Точнее — в душу. А Павел получил в подарок Демона.

— Лучше не поминай его в ночной час, — хмуро прервал монолог Тома Сухов. — Не подарок это. Тут... Когда понесло нас на чертей этих... — Он кивнул головой за спину, туда, где набирало силу зарево лесного пожара. — Я тогда грешным делом подумал, что неспроста это. Что здешнему Богу угодно, чтобы я кинулся в ножки своему теперешнему покровителю. Но вроде как пронесло.

И тут же, словно для того, чтобы опровергнуть его слова, издалека — оттуда, с гнилой равнины, простирающейся до скрытого еще за горизонтом подножья гор, донесся уже знакомый им вой: то ли боевой клич заблудившихся в веках циклопических боевых роботов, то ли мольба, обращенная к навеки сгинувшим, покинувшим их, создателям и властелинам, — прийти и отдать Приказ. Хоть какой-то, пусть даже гибельный, но Приказ, который освободил бы их мертвые души от гнета необходимости снова и снова принимать решения в этом давно чужом для них мире.

Они молчали секунд десять — двадцать. Потом Том тряхнул головой, кивнул на Кайла:

— Вот и он... тоже говорил о том, что стал ощущать нечто необычное. Какие-то проходы в пространстве, невидимые для других. Чувство какого-то лабиринта. Я не знаю даже, как назвать это. А что касается Марики Карои, то ее Дар даже официально зарегистрировала без малого дюжина комиссий в монастыре Кунта-ин-Шая.

— Марика Карои, — Сухов тяжело вздохнул, — это особый разговор. — Мне кажется, Цинь, что и ты почувствовала, кто нам потребуется, когда придет пора выручать Кайла из Больного Царства.

— Если она жива и если ваши предчувствия вас не обманывают, то я беру ее поиски на себя, — уверенно произнес Том. — Собственно, я их уже начал — эти поиски. В конце концов, это моя работа — искать и идти по следу.