Иосиф Бродский глазами современников (1995-2006) - Валентина Полухина

С кем он дружил в Энн Арборе? Были ли у него там серьезные увлечения?

В то время, когда я училась в Энн Арборе, он часто бывал в разъездах, это было после его первой операции на сердце, он сильно переживал и был уязвим. В Энн Арборе Бродский жил бесплатно на чердаке одного большого особняка, владельцы которого считали за честь иметь такого квартиранта. Бродский у них часто бывал в гостях. А что касается сердечных увлечений, ну, помимо кошки хозяев, приходившей к нему поспать, наверняка был обычный антураж влюбленных поклонниц. А вообще-то он в основном общался там с Лосевым, Ефимовым, Проффером и со старым питерским другом Гариком Восковым.

Были ли у него серьезные недруги в Энн Арборё?

Не знаю, если были, то сейчас это уже все забыто, как поется в одной старой эмигрантской песне: "Все что было, все что было, / все давным-давно уплыло".

Почему вы решили учиться в Мичиганском университете, а не в Вашингтонском, где жили ваши родители?

Да в Америке хорошие университеты разбросаны по всей стране, и никто не принимает решения о том, где учиться по принципу места жительства. Так называемые государственные университеты, университеты при штатах, как Мичиганский, привлекают много студентов из других штатов, и основная разница в том, что для тех студентов или их родителей, которые являются налогоплательщиками штата, стоимость обучения намного дешевле. Но я изначально решила там учиться — в основном потому, что там преподавал Бродский.

Кстати, Мичиганский университет иногда называют Гарвардом Среднего Запада, а Гарвард — Мичиганом Востока. В Мичиганском университете преподавали в свое время и Оден и Фрост. А Рэтке вместе с Фростом получили почетную докторскую степень в этом университете. Оден, кстати, дружил с Рэтке и даже был у него на свадьбе. А медовый месяц Рэтке со своей женой провели на вилле Одена в Искии. Бродский тоже бывал в Искии, наверное по стопам Одена.

Судя по эссе об Одене, Ахматовой и других, Бродский был очень благодарным человеком. Таким ли он был и в жизни?

Благодарным кому и чему — другим поэтам или своей судьбе? Не знаю, мне кажется, что, во-первых, он был благодарен своему дару и своему голосу. А во-вторых, всем другим и всему остальному. Безусловно, он всегда помнил и отдавал должное и Одену, и Фросту, и Ахматовой, и Цветаевой, и Мандельштаму, и всем остальным поэтам, которых он в себя впитал. В конечном итоге его судьба была легче, чем судьба поэтов плеяды Серебряного века, и он это осознавал. Бродский не раз говорил о так называемой вине оставшихся в живых и явно эту вину на себе ощущал. Хотя сам он был по- своему везуч и любим, он был общительным любимчиком многих незаурядных личностей, у него было такое замечательное качество — не только заряжать других, но и трансформировать их как своим присутствием, так и своими стихами, то есть он был сущим харизматиком, в понятии Макса Вебера, в смысле харизмы божественного происхождения.

Но в ответ на ваш вопрос я бы сказала, что Бродский был, наверное, не только благодарен, но и обязан многим. Обязан в том плане, что ему трудно было существовать в вакууме или без общения, ему несвойственно было писать стихи в стол, он очень хотел стать классиком и сильно стремился к признанию. Он не был самодостаточен, ибо сильно нуждался в общении и признании. Конечно, он мог жаловаться, что, мол, ему не дают покоя, но он сам сильно зависел от этого постоянного беспокойства. Оно его заряжало и вдохновляло.

Нобелевская премия над ним висела, как дамоклов меч с обратным знаком, он не угомонился, пока этот меч не упал, есть у него где-то даже такие слова: "ждать топора да зеленого лавра".

Мы все знаем, какую большую роль сыграл в судьбе Бродского Оден. Но о влиянии Одена на поэтику Бродского написано пока ничтожно мало. Вы чувствуете это влияние?

Да, чувствую, но в основном не в стиле и не в конкретных словосочетаниях, а в драматической позе его как автора пророческих строк, в самом его обращении к читателю с некоторым авторитетом. Бродский якобы говорил, что начал писать по-английски, чтобы угодить тени, имеется в виду Оден. Вообще, как, наверное, известно, все, что Бродский ценил в других поэтах, он ценил ив самом себе. При разборке стихотворения Одена "Памяти Йейтса" Бродский подчеркивал оденовские переходы с высокого на более низкие стили, как тот употреблял то гражданский, то ироничный, то интимный лексикон. Бродский тоже легко переходил с одного стиля на другой, даже порхал, и вообще эти переходы были его стихией. "Я входил вместо дикого зверя в клетку…" созвучно со словами Одена "I sit in one of the dives / On Fifty-second Street".

Почему Бродский так нуждался в других поэтах? Чем они его питали?

Они ему были нужны как отражение. Не буду вдаваться в излишние психоаналитические объяснения. Поэты пишут друг для друга, примерно так же как женщины одеваются друг для друга. Извините за банальность, но увы, это так. С одной стороны, нужна Муза, и не важно, понимает ли она посвященные ей строки, а с другой стороны, нужен самый умный читатель в мире — и лучше, если это будет другой поэт.

Вы переводили его эссе о Цветаевой на английский. В какой степени Бродский вмешивался в вашу работу?

этом не было активного вмешательства с его стороны. Я бы даже назвала его не вмешательством, а внедрением, и происходило оно непроизвольно. И вообще я не то чтобы переводила его эссе, в основном он мне поручил перевести "Новогоднее" Цветаевой на английский, и происходило это все достаточно стихийно. Закончилась эта попытка творческой разборкой текстов, мы вместе разбирали и стихотворение и мой перевод. Мне тяжело расшевеливать память, поскольку я об этом воспоминании уже писала и в эссе и в стихах. Если можно, лучше я приведу мое поэтическое восприятие ниже.

Вы родились в Америке и пишете стихи чаще на английском, чем на русском. В отличие от меня и других русских исследователей Бродского, вы в состоянии оценить как его английские стихи, так и его автопереводы. Ваше мнение.

Это раньше я писала стихи чаще на английском, чем на русском, сейчас больше на русском. Мое мнение двоякое, в его переводах звучит другой ритм языка, и этот ритм иногда мешает адекватно воспринимать текст, что, возможно, раздражало некоторых критиков его переводов. Например, он очень увлекался знаком апострофа и иногда ставил его там, где было уместно. А также он любил блеснуть каким-нибудь сокращением типа "ain't", что некоторых наверняка смущало. Если честно, то ему мешала, наверное, его слава, и это она скорее всего раздражала некоторых его англоязычных читателей и переводчиков, чем сами тексты, написанные им на английском. Его автопереводы и английские тексты не могли восприниматься отдельно от его личности, таким образом, те, кто к нему был хорошо расположен изначально, терпел его неординарные синтаксические выходки, а те критики, которые к нему не были хорошо расположены, со злорадством набрасывались и придирались к любому необычно использованному идиоматическому выражению. По большому счету его английские стихи уступают его русским стихам, в них слишком много выпендрежа ради самого выпендрежа, на радость его же критиков.

Но есть одно большое "но": однажды я прочла в "Нью йоркере" его перевод двух стихотворений Цветаевой, совсем ранних, не помню точно каких, он был просто гениальным. Я его до сих пор храню в своем архиве. Ради этих двух переводов на английский ему можно (и надо) все выкрутасы на заимствованном языке простить.

В автопереводах foreignization ("иностранизация") была ближе Бродскому нежели domestication ("одомашнивание"), В какой степени он "обрусил" свои переводы на английский?

Его автопереводы были своего рода полем диалектики или полемики между центонной русской литературоцентричностью и английской сдержанностью и самодостаточностью, стычкой двух миров. Хотя если взять Шекспира, то он тоже был по-своему центонным, но он вообще был несравненным и гениальным уникумом. Его центонность сопрягалась не столько по цензурному принципу, сколько по эстетическому, и поэтому она и до сих пор воспринимается.

Если вы имеете в виду отчуждение в смысле "остранения" по Шкловскому, то да, я согласна, я думаю, что в этом поле сражения скорее всего наблюдался чередующийся процесс "остранения" каждого языка, как в кривом зеркале. Хотя если на это смотреть с точки зрения лингвиста Хомского, то необходимо отметить характер поэтики Бродского как бы и вне языка и в его пределах, ибо его поэтический язык является необычным, живым примером генеративной или порождающей грамматики.

Английские друзья Иосифа и его переводчики, в частности Бернард Майерс, отмечают огромную самоуверенность (arrogance) Бродского. У вас есть примеры?

Да нет, это просто была поза с его стороны. Он мог в течение нескольких минут перейти с огромной неуверенности к такой же самоуверенности, то есть его отрицание своих или чьих-либо мыслей, слов было частью его диалектического процесса мышления, по Гегелю — Aufgehoben, попыткой преодоления противоречия как бы на ходу, в течение изречения самой мысли, которая и есть ложь. Может быть, он становился сильно самоуверенным, когда сталкивался с людьми, которые сомневались в возможности перевоплощения мысли в ее противоположность.