Краткая история Русского Флота - Феодосий Веселаго

Для правильной оценки состояния флота необходимо ознакомиться с характером личного состава морских офицеров и состоянием кораблей и их экипажей в 60 гг. XVIII века. В числе морских офицеров того времени, за исключением весьма немногих единиц хорошо образованных и понимающих высшее требование службы, было также сравнительно немного способных, сведующих практиков, и затем остальная часть служащих представляла инертную массу, держащуюся привычной рутины и способную не к самостоятельной, но только к подчиненной деятельности, требующей разумного руководителя в лице взыскательного начальника. Нравы тогдашних морских офицеров, сходные, впрочем, с нравами большинства современного им русского общества, поражали своей грубостью даже английских моряков, также не отличавшихся особенной мягкостью. На пьянство, называвшееся тогда официально «шумством», и на кулачную расправу с нижними чинами само начальство смотрело снисходительно, как на явление обычное и неизбежное. Основанием судовой дисциплины служил деспотизм командира. Существование обязательных консилиумов и неуместные ссылки офицеров на статьи регламента поддерживали своевольство подчиненных. Продовольствие команды было возложено на командиров судов, из которых некоторые сильно злоупотребляли этим доверием, что, конечно, не оставалось без вредного влияния на дух экипажа корабля и дисциплину. [19]

Построение судов, их морское и боевое вооружение, портовые и административные порядки – все это велось и содержалось «по старине», и всякое нововведение встречалось крайне неприветливо и нередко отвергалось, несмотря на его пользу. Лучшим доказательством подобного положения дел представляется неудачная попытка введения в нашем флоте полезнейшего и необходимейшего на море угломерного инструмента – октана Галдея, бывшего прообразом нынешнего секстана и других отражательных астрономических инструментов. Попавший в Россию в 1751 году, через двадцать лет по его изобретении, октан, далеко превосходящий по своей точности употребляемый нашими моряками «квадрант», был найден неудобным «по сложности своего устройства». То же было и с другим полезнейшим нововведением по части кораблестроения, именно, с заменой деревянных книц железными, как это предлагал в 1739 году корабельный мастер Рамбург. Сослуживцы его отзывались: «Что те кницы весьма неудобны, понеже де во время шторма могут корабль повредить и пр.», а генерал–интендант Головин не без иронии заметил, что «не надеется де он, чтобы мастер Рамбург во Франции действительно употребление тех книц видеть мог». Подобное отношение ко всякой новизне царило тогда и по другим частям морского ведомства.

Шутливо замечая по поводу отправления эскадры в Архипелаг, что «Гибралтар нашим (морякам) казался конец света», Екатерина II не подозревала, что это была печальная истина. В самом деле, для офицеров того времени кроме Балтийского моря и пути из него в Архангельск все остальное было положительно неведомо. Даже и из корпусного учения они могли вынести только краткий перечень главнейших географических собственных имен, но и те, конечно, скоро забывались. Впрочем, о состоянии тогдашних географических сведений вообще в русском обществе можно судить по вопросу самой Екатерины, обращенному к иностранной коллегии: «Имеют ли грузинские владения порты на Каспийском или Черном море? Тифлис стоит на одних картах на Черном, на других на Каспийском море, а в иных на середине земли».

Для скорейшего преобразования флота было тогда решено, что необходима помощь из флотов иностранных, стоящих во многих отношениях выше нашего; стали отправлять офицеров волонтерами на иностранные флоты и приглашать хороших иностранных моряков на русскую службу. Из числа русских, бывших за границей, вышло несколько отличных офицеров, как например: Козлянинов, Лупандин, Ханыков, Селифонтов и др., а из позднейшего отправления (в 1793 г.) Обернибесов, Лутохин, Лисянский, Крузенштерн, известный по своему быстрому служебному движению капитан–лейтенант Семен Великий и др.

Из приглашенных в нашу службу иностранцев некоторые своими сведениями и добросовестной усердной деятельностью вполне оправдали возлагаемые на них надежды и много содействовали быстрому и славному возрождению нашего флота. По важности и разнообразию своих заслуг первое место между ними занимает англичанин Самуил Карлович Грейг, имевший, как отличный специалист и высокообразованный энергичный деятель, первенствующее значение в нашем флоте и пользовавшийся вполне заслуженным доверием у всех. Ему, кроме славных побед над турками и шведами, русский флот обязан введением полезнейших усовершенствований в морском и боевом вооружении и управлении судов, в улучшении портовой и адмиралтейской деятельности и образовании множества превосходных офицеров. По отзыву его подчиненных офицеров и нижних чинов, «это был более отец, нежели начальник». Из других иностранцев, более выдающихся своими способностями и полезной службой, были: англичанин Тревенин, ходивший мичманом (гардемарином) с известным капитаном Куком в последнем его путешествии и явившийся с проектом русского кругосветного плавания, осуществленного впоследствии с Крузенштерном. Тревенин, командовавший кораблем, на тридцатом году от роду был убит при прорыве шведского флота из Выборгского залива; Круз – герой Чесмы и победитель шведов в Красногорском сражении. Голландец Кингсберген, боевой и ученый моряк, одержавший две победы над сильнейшими отрядами турецких судов. Из этих побед – вторая имела очень важное значение в том отношении, что не допустила турок высадить на берега Крыма находившийся на их судах значительный десант. Храбрый, находчивый капитан и отличный адмирал англичанин Кроун, француз Вальян, боевой капитан англичанин Денисон, искусный литейщик пушек шотландец Гаскоин и другие.

Одновременно с этими достойными и полезными деятелями наш флот, особенно гребной, наводнила масса ничем не замечательных иностранцев, которые при незнании языка, неуместной заносчивости и гордой самонадеянности приносили более вреда, нежели пользы. В числе их были, впрочем, немногие лица, имевшие некоторые неоспоримые достоинства и, благодаря им, занимавшие важные посты, но, по дурным сторонам своего характера, после непродолжительной службы оставившие Россию. Таков был начальствовавший гребным флотом принц Нассау—Зиген, энергичный воин, но неумелый администратор и увлекающийся начальник. Он успешно действовал под Очаковом, в Биорко—Зунде и особенно при Роченсальме. Но слава его затуманилась вторым Роченсальмским сражением, проигранным прямо по его вине.