Адмирал Сенявин - Иван Фирсов

Курьер отпил немного вина и продолжал:

— Стало быть, в гвардии нашей, ваше превосходительство, и при дворе Бонапарта «исчадием дьявола» нарекли. В особенности аустерлицкое несчастье ему простить не могут.

В распахнутые оконца адмиральского салона потянуло вечерней прохладой. Раскаленный солнечный диск на глазах уменьшался, погружаясь в синеву далекого горизонта. Прощальные багрово-золотистые блики протянулись по зеркальной глади спокойного моря. Горнисты играли вечернюю зорю.

Слушая курьера, Сенявин невольно проникался чувством неприязни к всесильному властелину с берегов Сены. «Захватил пол-Европы, народы многие разорил, а ему все мало».

Отпустив петербургского гостя, адмирал поднялся на шкафут. Озаренный алым светом небосвод напоминал о только что скрывшемся в морских просторах солнце. «Красно солнце ввечеру — моряку бояться нечего», — пришла на ум старинная присказка моряков.

С бака донеслась незатейливая мелодия. Два или три матроса запевали чисто и звонко, остальные дружно подтягивали:

Запоем-ко мы, братцы, песню новую,Что которую песню пели на синем море,Как на батюшке на соколе на корабле,Утешаючи полковничка младого.

Песня была знакома еще со времен службы на эскадре Ушакова, и, как часто бывало раньше, адмирал начал подпевать вполголоса:

…Еще есть ли на святой Руси такова трава,Чтоб которая росла, трава, без корени,Без корени трава росла, без цветов цвела;Чтоб которая матушка не плакала…

На следующий день Сенявин не мешкая послал десант, и он с ходу захватил французскую батарею.

— Нынче мы не будем ждать атаки неприятеля, — пояснил перед вылазкой адмирал Попандопуло и Негошу, — надобно произвести внезапную диверсию и откинуть французов подальше от крепости.

В середине сентября, разведав позиции французов, русские батальоны и черногорцы атаковали их и отбросили к Дубровнику. Сенявин намеревался преследовать французов, но вконец раздраженный Мармон на этот раз опередил его.

— У нас почти в пять раз больше солдат, а мы убегаем, как трусливые зайцы, потому что Сенявин проворнее нас, — выговорил он Лористону и подозвал его к карте. — Вчера к нам подошли основные полки из Дубровника. Ровно в полночь мы начнем наступление вдоль побережья. Пока русские спят, вы атакуете этих разбойников Негоша, загоните их подальше в горы и обойдете крепость. Остальные наши полки сбросят русские батальоны в море и штурмуют крепость с другой стороны.

Однако замыслы Мармона нарушила погода. Когда французские полки находились на полдороге, глубокой ночью разразился жестокий ливень. Промокшие, выбившиеся из сил передовые отряды французов только к рассвету подошли к позициям русских. Мармон изменил план. Вначале он всем войском отбросил черногорцев, а затем французы навалились на батальон Попандопуло. На каждого егеря пришлось по три-четыре француза, тем не менее русские стойко отбивались, но медленно отходили к крепости. Чувствуя свое превосходство, французы рванули и уже ворвались было на плечах егерей в крепость. Но тут заговорили десятки корабельных пушек «Ярослава». Еще накануне Сенявин определил позицию Митькову:

— Надежно пристреляйте предмостное укрепление. В случае прорыва неприятеля громите его картечью.

Ближе к берегу, на мелководье, стояли на якорях канонерские лодки. Они-то первыми и рассеяли французские полки, устремившиеся в крепость. К вечеру Мармон, собравшись с силами, снова повел полки на штурм. «Ярослав», канонерки и крепостные пушки вновь картечью обратили французов в бегство. Тут подоспели в долину черногорцы и с яростью набросились на отходившего неприятеля. К концу третьего дня Мармон с войсками поспешно отошел к Дубровнику, бросив на поле боя последние пушки…

Сенявин с Попандопуло в темноте обходили позиции егерей. Бой только что закончился. Повсюду горели костры, варили на кострах кашу, перевязывали раненых. Возле одного из костров столпились егеря и черногорцы. Поодаль, под деревьями, прижимаясь друг к дружке, стояли пленные французы.

— В чем дело, братцы? — громко спросил Сенявин у егерей.

Толпа расступилась, и Сенявин увидел странную пару. Плотный, с пышными усами егерь в медной каске крепко держал за рукав пленного француза в генеральской форме. К Сенявину подбежал командир егерей капитан Бабичев.

— Ваше превосходительство, позвольте доложить, — начал он.

Сенявин согласно кивнул, с любопытством посматривая на пленного француза.

— Черногорцы схватили французов и среди них генерала Мориана, — рассказывал капитан, показав на пленного, — они хотели их убить, но наши солдатики за них вступились. Иван Ефимов, — Бабичев ткнул рукой в стоявшего рядом с генералом егеря, — достал заветные червонцы, отдал их черногорцам и тем спас от гибели генерала. А деньги те копил на черный день, за пазухой носил.

Изумленный Сенявин положил руку на плечо егеря:

— Ну, братец, да ты и впрямь чист душой, как всякий истинно русский, спасибо тебе. — Адмирал подозвал адъютанта. — Выдайте ему из моих средств пять червонцев. — И, повернувшись к Попандопуло, распорядился: — Всех пленных, генерала немедля взять под наш караул и отправить на корабли.

На следующее утро на «Святом Петре» пленный французский генерал неожиданно увидал Ефимова. Мориан занял у корабельных офицеров два талера и принес егерю. Но Иван отказался.

— Деньги мне не надобны, ваше благородие, — передал он стоявшему рядом и переводившему разговор мичману. — Скажите ему, я доволен, что помнит добро, да пускай с нашими пленными поступает так же.

Днем командующий устроил на берегу обед для всех участников сражения — русских, которцев, черногорцев. Посредине лагеря, прямо на траве, расстелив палатки, разложили приготовленные закуски, выставили бочонки с вином. В центре разбили большой, с поднятыми пологами, шатер адмирала. Рядом с собой командующий посадил егеря Ивана Ефимова, напротив сел Негош. Первый тост был за командующего. Он встал, и все поднялись за ним.

— За здоровье русского егеря Ивана Ефимова! — произнес Сенявин.

Не успел он закончить, как прогремели пять залпов полковых пушек. Вслед им, сначала разрозненно, а потом все громче и громче понеслось отовсюду, перекрывая шум:

— Здравие отцу нашему Сенявину!

Смущенный вниманием, адмирал пожал плечами, потом широко улыбнулся и опрокинул чарку. Застолье уже подходило к концу, когда в шатер протолкался подвыпивший игумен монастыря из Цетиньи, по прозвищу Савино. Довольно бодрый еще в свои восемьдесят лет старец подошел к Сенявину с чашей и низко ему поклонился. Адмирал встал.

— Люб ты нам безмерно, благодетель наш! — начал было старик, потом махнул рукой и гаркнул: — Дай Боже царствовать отцу нашему начальнику!

Слова эти потонули в хоре приветствий. Сенявин обнял старика и поднял руку. Все стихли.

— В продолжение военных действий я имел удовольствие видеть усердие народа вашего в содействии русским войскам в битвах с французами. Дерзость врага, осмелившегося вступить на землю вашу, наказана. Неприятель удивлен вашей твердостью и столько потерял людей, что не скоро сможет собрать новую силу. Поздравляю вас с победой, благодарю за все и желаю всем здравствовать!

В эти минуты все смешалось. Чины и звания, должности и титулы, языки и обычаи единились в порыве воинского братства.

На следующий день, по договоренности с Лористоном, состоялся обмен пленными, а вечером парламентер принес Сенявину сверток.

— Генерал Мориан просил передать это своему спасителю.

Сенявин вызвал Ефимова и передал ему сверток. Там оказалось сто наполеондоров.

— Ваше превосходительство, — спросил егерь, — сколь это будет по-нашему? — Не смущаясь, отсчитал несколько монет и вернул сверток удивленному адмиралу: — Я беру только свои деньги, а чужого мне не надобно.

Тронутый, Сенявин вернул ему сверток чуть не насильно:

— Возьми, братец, это не французский генерал, а я тебе дарю и сверх того произвожу в унтер-офицеры. Ты делаешь честь имени русскому…

Восьмой месяц французы терпели поражения от войск Сенявина, а в ту же пору далеко от Адриатики, в центре Европы, разваливалась четвертая коалиция. Наполеон продолжал громить противников врозь, по частям, не давая возможности соединиться им вместе. На этот раз ему помог прусский король Фридрих-Вильгельм. Не дожидаясь подхода союзных русских войск, король очертя голову ринулся навстречу французам. Армии Наполеона, совершив быстрый маневр, в двух сражениях наголову разбили пруссаков. В конце октября Бонапарт торжественно вступил в поверженный Берлин. Фридрих-Вильгельм с позором бежал в далекую Курляндию.