Психиатрические эскизы из истории. Том 1 - Павел Ковалевский

Нелегко было Марии Федоровне отпустить своего мужа на войну, тем более, что в это время она ожидала приращения семейства. Несомненно, она была ангелом-хранителем Павла, удерживая его от вспышек гнева, доходивших иногда до бешенства, и неосновательной подозрительности.

Участие Павла в войне было слишком слабо, и он вернулся, не пожав победных лавр. Возвратившись в Гатчину, великий князь окончательно погрузился в мелочи своего военного гатчинского дела, признавая все более подобное занятие важнейшим для государства занятием. «Тактика прусская и покрой их военной одежды составляют душу его воинства, служба вся полагалась в присаленной голове, сколь можно больше, коротенькой трости, не просторной по величине шляпе, натянутых сапогах выше колена и перчатках, закрывающих локти…» Нередко можно было наблюдать повторение анекдотов Фридриха, но с павловским оттенком. Так, «Фридрих Второй во время семилетней войны одному из полков, в наказание оказанной им робости, велел отпороть тесьму с их шляп. Гатчинский подражатель одному из своих батальонов, за неточное выполнение его воли, велел сорвать петлицы с их рукавов и провести в пример другим через кухню в их жилища. Запальчивость наследника проявлялась при всех учениях. За ничто офицеров сажали под стражу, лишали чинов, помещая в рядовые, и потом толикая ж малость приводила их в милость» (Пишчевич).

«Это были, по большей части, люди грубые, совсем необразованные, сор нашей армии, выгнанные из полков за дурное поведение, пьянство или трусость, эти люди находили убежище в гатчинских батальонах и там, добровольно обратись в машины, без всякого неудовольствия переносили брань, а, может быть, иногда и побои. Между сими людьми были и чрезвычайно злые. Из гатчинских болот своих они смотрели с завистью на счастливцев, кои смело и гордо шли по дороге почестей. Когда, наконец, счастье им также улыбнулось, они закипали местью: разъезжая по полкам, везде искали жертв, делали неприятности всем, кто отличался богатством, приятною наружностью, или воспитанием, а потом на них доносили» (Шильдер). Особенною же лютостью впоследствии прославился бывший прусский гусар, Линденер, назначенный по восшествии Павла на престол в генерал-майоры и инспекторы кавалерии. Это, по Растопчину, «пошлая личность, надутая самолюбием, выдвинутая вперед минутною прихотью великого князя. Этот человек очень опасен, будучи подозрителен и недоверчив, тогда как властелин легковерен и вспыльчив! Тем не менее этому хаму удалось погубить сотни неповинных людей».

Сам Павел шел по наклонной плоскости и к 1789 году о нем у всех составлялось самое невыгодное мнение. Так, Segur говорит, что Павел желал нравиться; он был образован, в нем замечалась большая живость ума и благородная возвышенность характера. Но вскоре в нем можно было усмотреть беспокойство, суетливость, недоверчивость, крайнюю впечатлительность, словом, те странности, которые впоследствии послужили причиной его ошибок, несправедливостей и его несчастий… Склонный к увлечениям, он необыкновенно быстро кем-либо увлекался, но затем так же легко и забывал о нем. История всех царей, низложенных с престола или убитых, постоянно его преследовала и ни на минуту не покидала. Эти воспоминания возвращались, точно привидение, которое, беспрестанно преследуя его, расстраивало его мысли и затемняло разум.

Позже тот же Segur говорит, что Павел с большим умом и познаниями соединяет самое беспокойное, самое недоверчивое настроение духа и в высшей степени подвижной характер. Часто любезный до фамильярности, он еще чаще бывал высокомерен, деспотичен и суров; быть может, никогда еще не являлся человек более легкомысленный, более трусливый, более своенравный, словом, человек мало способный составить счастье других или свое собственное. В свое царствование он совершил столько несправедливостей и подверг опале или ссылке такое множество людей, но все не под влиянием злости, а вследствие своего рода умственного расстройства. Он мучил всех тех, кто был ему близок, потому что постоянно сам мучился. Престол постоянно казался ему окруженным опасностями. Страх помутил его разум. Своими воображаемыми опасностями он создал действительные, потому что монарх, проявляющий недоверие к другим, в конце концов возбуждает недоверие к себе, и боящийся других возбуждает страх к себе. Печальная судьба его отца составляла его фиксированную идею.

Преданный Павлу Растопчин дает о нем такой отзыв: «… невозможно без содрогания и жалости видеть, что делает великий князь-отец, – он как будто бы изобретает способы внушить к себе нелюбовь. Он задался мыслью, что ему оказывают неуважение и хотят пренебрегать им. Исходя отсюда, он привязывается ко всему и наказывает без разбора. Замечательно то, что он никогда не сознает своих ошибок, продолжает сердиться на тех, кого обидел.

… Великий князь всюду находит якобинцев. При получении вестей о революции во Франции он говорил сыновьям: видите, дети мои, с людьми следует обращаться, как с собаками…»

В течение долгих лет проживал он чуть не изгнанником в загородных дворцах, окруженный шпионами. Поэтому он был подозрителен, резок и странен до чудачества. Несомненно, его странности, страстные, а подчас жестокие порывы намекали на ограничение и недостаточность ума и сердца… Всемогущество, которое кружило и остальным головы, совершило остальное…»

Императрица относилась к Павлу с холодностью и страстью и проявляла отчуждение, граничащее с неприличием, чему, конечно, вторили царедворцы. Таким образом Павел влачил жизнь без занятий в течение 35 лет.

Несмотря на безграничную и материнскую любовь Марии Федоровны к Павлу, последний далеко не всегда ей платил тем же. Особенно резко выдается его любовь и привязанность к Екатерине Ивановне Нелидовой. Последняя не обладала красотой, была умна и этим подчиняла Павла. Одно это поразило Марию Федоровну, когда дошло до императрицы. Е. И. Нелидова ушла в Смольный монастырь. В это же время стал выдвигаться ловкий турчонок Кутайсов, который, овладев Павлом, сумел пройти лестницу от брадобрея до всесильного временщика графа Кутайсова.

Сумрачный цесаревич даже в среде семьи сделался суров и подозрителен до такой степени, что никто не мог поручиться за себя даже за завтрашний день: запальчивость и резкость Павла не знала пределов, когда ему казалось, что ему не повинуются или осуждают его действия (Е. С. Шумигорский).

Нужно сказать правду, что и мать была не права по отношению к Павлу. Она относилась к нему пренебрежительно и даже оскорбительно-презрительно. А раз проявляла такие отношения императрица, то ее приближенные не теряли возможности проявить по отношению к опальному все качества Хама, а вслед за ними и низший персонал достойно играл роль лягающего осла. Все это не могло не доводить Павла до белого каления.

В 1793 году женился сын Павла – Александр. Это радостное событие для отца было тягостно для Павла. Опасность лишиться престола возникала еще с большею силою. Павел стал несдержан. Гнев против императрицы дошел до того, что сначала он не хотел даже присутствовать при бракосочетании сына. Рассудок его затемнялся все более и более.

Было над чем задуматься и императрице. Она, ссылаясь на нервы и неспособность великого князя Павла, решила устранить его от престола и передать престол старшему его сыну Александру.

Екатериною и ее приближенными решено было, что Павел будет устранен от престолонаследия, если откажется присягнуть конституции уже начертанной… и обозначающей великую хартию, благодаря которой верховная власть императора перестала бы быть самодержавною (Н. А. Саблуков).

Скоро наступившая кратковременная болезнь императрицы унесла Екатерину II. Павел стал императором. Это было 6 ноября 17 96 г.

Ночью в три часа прискакал к наследнику граф Зубов с каким-то важным известием. Это слишком взволновало Павла. Говорят даже, что Павел при этом произнес по отношению к супруге: «Ma chere, nous sommes perdus». Он полагал, что Зубов явился арестовать его.

Неожиданное известие об ударе с императрицею так подействовало на великого князя, что Кутайсов впоследствии раскаивался, что не пустил в тот момент великому князю кровь…

Около 9 часов вечер а Павел был в Зимнем дворце. Его там встретили великие князья Александр и Константин в мундирах своих гатчинских батальонов. Его встречали уже как государя.

6 ноября, утром, императрица еще дышала, а Павел уже начал расправу, князю Барятинскому было велено ехать домой, а его дело вести Шереметеву. Императрицы Екатерины прах еще не остыл, а гатчинцы уже носились по дворцу, развернув свои качества во всей прелести…

Несомненно, с восшествием на престол Павла нужно было во всем порядке государственной и особенно придворной жизни ожидать резких перемен.

Слишком не сходились во взглядах на жизнь Екатерина и Павел. Несмотря на то, что Екатерина способствовала многому дурному в государстве, несмотря на то, что Павел искренно желал добра своей родине, быстрота и стремительность в действиях Павла были причиною тому, что самые добрые его начинания закончились злом и для государства, и для окружающих, и для него самого.