Гений российского сыска И. Д. Путилин. Мертвая петля - Дмитрий Нечевин

А Готлиб, почтеннейший Готлиб, меня угощает: «Выпейте-ка рюмочку померанцевой», — говорит. И завязался между нами такой разговор:

— Померанцевой… А простую водочку, Готлиб Иванович, вы не употребляете?

— Не люблю ее… Грубая она… Эта, хоть и дороже, зато деликатная, — отвечает он.

— Это точно, Готлиб Иваныч. А вы мне вот что скажите: отчего вы пьете водку и у вас есть часы золотые и енотовая шуба, а я пью водку — и у меня нет штанов?

— Оттого, — отвечает Готлиб Фохт, — что я пью аккуратно, по-немецки, а вы — широко, по-русски…

Разозлил еще больше меня этот ответ. Сытая, самодовольная физиономия Фохта меня бесила. У меня нет ни белья, ни сапог, ни верхнего платья, а у него — такие прихоти, как золотые часы и енотовая шуба. И мысль взять у него и часы, и шубу молнией пронеслась в голове.

— А скажите, Готлиб Иваныч, — обратился я к нему, — если я вам, например, скажу: «Готлиб Иваныч, дайте мне ваши брюки, сюртук, шубу», дадите вы это или нет?

— Конечно, не дам! — расхохотался противным смешком Фохт.

И он стал раздеваться. Когда он остался в одном белье и присел на кровать, собираясь ложиться, я вдруг, сразу, стремительно набросился на него и схватил его за шею обеими руками. Лицо его исказилось ужасом, из побелевших губ вырвалось: «Что… что ты делаешь, разбойник»… Он предпринимал все усилия, чтобы оторвать мои руки от своего горла, но это ему не удавалось. Я сжимал его горло все сильнее и сильнее, мои руки, казалось, свело судорогой, окостенели… Он теперь уже хрипел. Потом как-то сразу покачнулся и грохнулся навзничь, увлекая своим падением и меня. Мы упали вместе. Фохт уже не дышал. Я отдернул руки, встал и порывисто набросился на вещи. Вот золотые часы с цепью, вот сюртук, брюки, вот перочинный ножик, вот кошелек с деньгами… Я раскрываю его, начинаю с жадностью их пересчитывать. Как мало! Всего около шести рублей… Но это, однако, все мое, мое! Я имею право одеться, стать похожим на человека»…

— Вы имели право одеться в награбленное платье? Какое же это право? — спросил я Померанцева.

— Не юридическое, конечно, а нравственное, — невозмутимо процедил сквозь зубы убийца.

Вот, признаюсь, оригинальный взгляд на «нравственное право»!

Померанцев был предан суду и понес тяжелое, справедливое наказание.

БЕЗУМНАЯ МЕСТЬ

Дело, о котором я хочу рассказать, в 80-х годах прошлого столетия взволновало весь Петербург своим мрачным романическим характером, глубокой и страшной психологичностью и горячим сочувствием большинства (особенно дам) к молодым несчастным преступникам. Но, помимо этого интереса, оно являлось крайне занимательным по сложной истории разоблачения преступников.

7 августа 188… года рано утром коридоры одной из известных столичных гостиниц огласились страшным криком.

Дежурный коридорный Алексей Полозов[19] в 9 часов утра, по обычаю гостиницы, постучал в 3-й номер, чтобы разбудить постояльца, и, не добившись ответа, толкнул дверь, которая оказалась незапертой. Войдя в помещение, он заглянул в альков[20] и в паническом ужасе побежал назад, оглашая коридор криками. Постоялец, полуодетый, лежал в кровати, весь залитый кровью, с обезображенным лицом и перерезанным горлом. Администрация гостиницы всполошилась. Во все стороны были посланы слуги с оповещением судебных властей.

Дело в том, что гостиница, в которой случилось это несчастье, стояла на особом положении. С огромной массой номеров, она предназначалась для приезжающих, но не по железной дороге из провинций, а для приезжающих (и приходящих) со всех концов столицы парочек, ищущих тихого приюта для сладкого любовного свидания. В громадном доме на углу пересечения двух самых оживленных улиц, с двумя замаскированными подъездами, с прекрасным рестораном и «со всеми удобствами», эта гостиница и сейчас пользуется среди жуиров[21] и боязливых любовников славой скромного и безопасного убежища. И здесь-то в ночь с 6 на 7 августа совершилось кровавое преступление.

Спустя час я уже находился в гостинице со своим помощником и агентом Ж. и производил осмотр злополучного номера, а еще через полчаса приехали товарищ прокурора, следователь и врач. Мы продолжали осмотр.

Третий номер считался «дорогим», так как стоил более пяти рублей и состоял из большой, хорошо меблированной комнаты, разделенной драпировками как бы на три. При входе в номер тяжелые драпировки прямо и справа образовывали прихожую, где были вешалка и столик с графином и стаканом. На вешалке оказалось дорогое драповое пальто, под ним кожаные галоши с буквами К. К. и в углу дождевой зонтик с ручкой из слоновой кости.

За драпировкой прямо было нечто вроде гостинной. Ковер во всю комнату, мягкая мебель, трюмо и стенное зеркало, высокий шкаф, маленькие столики и большой передвижной стол, покрытый белой скатертью поверх плюшевой. На этом столе оказалась бутылка недопитого красного вина, два стакана, десертные тарелки, два ножа для фруктов и спираль кожуры, снятой с дюшес. На одном из кресел лежали плюшевая мужская шляпа и перчатки, на другом — брошенный серый драповый пиджак.

За драпировкой из передней направо находились кровать, ночной столик и умывальник. На одном столике лежали золотые очки, золотые часы с массивной цепью и портмоне. На кровати лежал убитый. Без сапог, в черных шелковых носках, весь расстегнутый и полуобнаженный, он лежал навзничь на подушках и простынях, заскорузлых от массы пролитой крови. Руки были раскинуты, и короткие волосатые пальцы рук сжаты в кулаки. Голова была закинута, и на шее зияла широкая и глубокая рана. Лица убитого разглядеть было нельзя. Оно во всех направлениях было исполосовано ножом и покрыто толстой корой запекшейся крови. Но по седеющим волосам на коротко остриженной бороде и по изрядной лысине на голове — это был, несомненно, пожилой человек.

Кто он? Каковы его имя, звание, положение? При нем не оказалось ни визитных карточек, ни записной книжки, ни письма, по которым можно было бы определить его личность. Только метка на тонком белье и платки с буквою К., да буквы на галошах, да пальто с фирмой «Корпуса» давали слабую надежду на возможность определения его личности.

Врач произвел наружный осмотр. По его мнению, на жертву напали во время сна и сильным ударом ножа по горлу погрузили ее в вечный сон, после чего, вероятно в злобе, стали обезображивать лицо убитого, нанося и резаные, и колотые раны.

Кто был с ним? В эту гостиницу одних не пускают. С кем он пришел?

Мы позвали коридорного и лакеев и сняли с них первые показания. Сразу выяснилось, что убитому была устроена ловушка.

Первое показание сделал лакей, дежуривший днем, Егор Васильев:

— Часов в пять или в половине шестого пришла барышня под вуалькой…

— Почему вы знаете, что барышня? Что значит «барышня»?

— То есть девица. Мы их всегда сразу отличим от какой-нибудь барыни…

— Ну?

— Пришла и говорит: «Мне приготовьте номер, только хороший. Я в девять часов с господином буду!» «Сделайте такое одолжение! Какой прикажете?» Показал я номера, выбрала она этот самый, заплатила деньги и говорит: «Я тут и вино оставлю!» «Пожалуйста!» «Она оставила эту бутылку и ушла. После пришли еще господин с дамой, с настоящей дамою, сняли номер второй, рядом; потом разные приходили, уходили. Я сменился, сказал про номер Алексею и ушел. Больше ничего не видел и не знаю.

Алексей Полозов видел и знал больше.

— Через полчаса, как я сменил Егора, пришли господин, этот самый, в очках, с зонтиком, почтенный такой, и барышня. Барышня сейчас: «Где наш номер?» Я их провел…

— Лицо видели?

— Нет. В вуали. Высокая, тоненькая, и волоса будто рыжие.

— Провели. А потом?..

— Потом барышня приказала дать стаканы, миндального пирожного и открыть бутылку, а господин два дюшеса заказал. Я это сделал…

— А барышня все была в вуали?

— Нет. Она в эту пору за драпировкой была. Так или в кровати — не могу знать…

— Ну, ну… сделали?

— И ушел. Часов в одиннадцать барышня вышла и говорит: «Барина разбуди в девять часов утра. Он заснул». И ушла. Я вошел в номер, заглянул, вижу лежит. Мне что? Дело обычное…

— Значит, вы входили после этой барышни?

— Входил.

— Что же, он был убит?

— Не могу сказать. В комнате темно. Вижу: лежит. Мне такое и в голову не пришло. Поглядел. Окликнул… молчит. Запер дверь и оставил, а утром вошел — и вот! — Он развел руками. — Такое несчастье!

— Барышню эту узнали бы?

— Надо думать, потому фигурой такая заметная и волос рыжий.

— Надо ее искать, — решительно заявил следователь.

В товремя как мы снимали допросы в лучшем номере гостиницы, мой агент Ж. со свойственными ему терпением и внимательностью чуть не в третий раз производил осмотр 3-го и соседнего с ним 2-го номеров.