Путь Грифона - Сергей Максимов

Создав в воздухе подобие карусели, самолеты, называемые за свой характерный силуэт «горбатыми», обрушивались с высоты и безостановочно расстреливали боезапас по наземным целям. Точно закрепляя успех, вслед за штурмовиками, поливая неприятеля кинжальным огнём, несколько раз над головами ошеломлённых японцев прошлась истребительная авиация, которой не нашлось применения по своей воздушной специализации из-за отсутствия в воздухе вражеских истребителей.

Минута затишья, и новый гул многих авиационных двигателей пробивал себе путь с небес к земле. Из транспортников, примерно в километре от аэродрома, был выброшен парашютный десант. Погасив парашюты, десантники выстроились в цепи и, казалось, что не торопясь, двинулись к аэродрому. Почти сразу же за этим набитый до крайнего предела транспортный «Ли-2» совершил посадку на взлётно-посадочную полосу раскуроченного наземного объекта. Едва посадочная скорость самолёта дошла до тридцати километров в час, как из открытой бортовой двери транспортника, по одному, посыпались десантники. Они выпрыгивали, откатывались в сторону и с перебежками, стреляя на ходу, бежали к зданию аэропорта.

Самолёт между тем развернулся и вырулил на позицию взлёта. Последними из открытого люка десантировались миномётчики с батальонным миномётом и радист с рацией. Пустой транспортник почти сразу начал разбег перед взлётом и с лёгкостью совершил и то, и другое прямо с рулевой дорожки. Едва его шасси оторвалось от земли, как миномётчики сделали первые, торопливые, выстрелы из своего орудия, а на освободившуюся взлётно-посадочную полосу приземлялся уже другой, очередной транспорт.

Вся высадка заняла не более пятнадцати минут, которых парашютному десанту хватило, чтобы преодолеть проволочные заграждения вокруг аэродрома и присоединиться к десанту посадочному. Поддерживаемые огнём уже целой миномётной батареи, десантники быстро захватывали сложное авиационное хозяйство. Стена минных разрывов отодвинулась от переднего края в глубину расположения разрозненно оборонявшейся аэродромной охраны. «Ура!» атакующих и стрёкот автоматов стал более явным и грозным.

Суровцев сидел на поставленном набок пустом ящике от мин. По прекратившейся стрельбе, по наступившей тишине, в которой вдруг точно в мирное время застрекотали кузнечики и запели жаворонки, стало понятно, что дело кончено. В одно мгновение он точно потерял интерес ко всему, что происходило и происходит сейчас вокруг. Равнодушно смотрел, как, нещадно дымя, с треском горят разбитые японские самолёты, как вдали, у здания аэропорта, десантники бесцеремонно выстраивают строй уже обезоруженных японцев.

Бывалые миномётчики молча курили рядом, присев кто на пустой ящик, кто прямо на землю. Среди артиллеристов своим отстранённым видом особенно выделялся усатый пожилой солдат с двумя орденами Славы и с длинным вертикальным рядом нашивок за ранения на другой стороне груди. Было видно, что солдата-ветерана вообще не интересовало, что сейчас творилось на месте недавнего поля боя. Результатов работы миномётов, как и самой войны, насмотрелся он за свою жизнь немало. И только молоденький радист, прикреплённый к Суровцеву, не успевший по-настоящему понюхать пороха, готов был бежать к месту недавнего боя, чтобы своими глазами увидеть побеждённых врагов.

А посмотреть было на что… Серия тактических десантов продолжала преподносить сюрпризы… Сутки назад, в Харбине, воздушный десант под командованием заместителя начальника штаба 1-го Дальневосточного фронта генерал-майора Г.А. Шелахова неожиданно захватил в плен самого начальника штаба Квантунской армии Х. Хата. Что не могло не содействовать ускорению капитуляции японской армии. Только что со своей свитой и с японскими советниками в полуразрушенном здании аэропорта группой десантников под командованием Черепанова был захвачен в плен император Маньчжурии Пу И, собиравшийся вылететь из Мукдена в Японию.

В синем, безоблачном небе над головами победителей и побеждённых вдруг стало собираться лёгкое облачко. Не смешиваясь с чёрными дымами пожаров и находясь несоизмеримо выше едкого дыма, небесное новообразование на глазах изумлённых людей стало большим и серым. Вдруг из облака полился мелкий и тёплый дождь. Явление почти небывалое для этой местности и для этого времени года.

Неожиданный дождь быстро истощил запасы небесной воды и прекратился едва начавшись. В безоблачном небе снова светило солнце. Довершая необычность и нереальность происходящего, в сотне метров от людей в небо устремился створ крупной радуги.

Суровцев встретился взглядом с пожилым солдатом-миномётчиком с орденами Славы. «Никакой он не пожилой. Вероятно, мой ровесник», – вглядевшись пристальнее в морщинистое лицо рядового, подумал генерал.

– Однако, молиться в таких случаях надо, товарищ генерал-лейтенант, – разглядывая радугу, вдруг заявил солдат-ветеран.

– Так помолись. За чем дело стало? – предложил Сергей Георгиевич.

– Я, товарищ генерал, ещё в Гражданскую войну все молитвы позабывал. Если бы не эта война, то и «Отче наш», наверное, уже никогда бы и не вспомнил.

– Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, иже везде сый и вся исполняй, – сняв фуражку, неторопливо осенив себя крестным знамением, проговорил Суровцев. – Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и прости беззакония наша, и спаси, Блаже, души наша.

– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас, – крестясь, присоединился под удивлёнными взглядами сослуживцев к генеральской молитве солдат.

Эпилог

Семидесятые годы двадцатого столетия. Западная Сибирь

Благодетель и наставник Черепанова генерал Суровцев оказался прав… Навоевался бывший помощник генерала до рвоты. За войной с Японией последовала война в Корее. За Кореей был Вьетнам, где военный советник Черепанов занимался подготовкой вьетнамских специалистов по разведывательно-диверсионной деятельности. В промежутках между войнами большими были Ближний Восток и революция на Кубе.

В дом Соткина, украшенный затейливой деревянной резьбой, с красной звёздочкой на одном из углов, означавшей, что здесь проживает участник Великой Отечественной войны, Черепанов вошёл в сопровождении начальника городского управления КГБ Ахунова. Дверь оказалась незапертой. На стук никто не ответил. Молча прошли в горницу. Хозяин встретил сдержанно. Разве что в ответ на интеллигентное «здравствуйте» гостей приветствовал их несколько развязно, не подав руки:

– Здорово были…

Выглядел Соткин впечатляюще: тщательно расчесанные длинные седые волосы и большая окладистая борода делали его голову подобной львиной. Встречал он гостей сидя на высокой табуретке рядом с большим столом собственной работы. Опытный глаз Черепанова безошибочно и профессионально отметил отсутствие старческой сутулости, уже возможной при возрасте Александра Александровича.

Зная о силе, которой обладал этот человек в молодые и зрелые свои годы, Черепанов с восхищением отметил присутствие ещё большей силы у этого, казалось бы, старика. Размеренная и посильная постоянная физическая работа не только позволила ему сохранить прежние силы, но и преумножила их до чудовищных размеров. «Этот “дедушка”, – понимал Черепанов, – при желании голыми руками может, на свой выбор, разогнать, покалечить, а то и попросту поубивать хоть целую шайку молодых хулиганов».

Следом за пришедшими гостями в просторный дом ворвался семилетний внук Соткина – Колька. Бросил прямо у вешалки школьный ранец. Скинул с себя пальтишко, заодно и пиджак. Застыл перед дедом. Светловолосый, в белой рубашке с длинными рукавами и с октябрятской звёздочкой на груди.

– Дед! А дед! Меня в октябрята приняли! Я теперь октябрёнок, – звонко горланил он, чуть картавя букву «эр».

Соткин смотрел на внука с изумлением и недоумением одновременно. Так он мог бы смотреть на кота, если бы тот вдруг заговорил человеческим голосом. Его указательный палец с коричневым от табака ногтем непроизвольно и вопросительно уставился в худую грудь внука, украшенную звёздочкой с маленьким барельефом в центре.

– Ты чё? Ты чё, дед? – испуганно спрашивал Колька.

Соткин покачал головой, что, видимо, означало у него:

«ничего особенного». Палец при этом он продолжал держать на уровне груди Кольки.

– Ну ты чё молчишь, дед?

– Там кто? – спросил Соткин, указывая на барельеф в звёздочке.

– Ленин! – гордо ответил внук.

– А-а-а, – протяжно пропел Александр Александрович и уже без всякого интереса опустил руку. Достал из пачки, лежавшей на столе, папиросу. Прикурил от спички. Глубоко затянулся дымом. – А здороваться тебя родители не учили? – вдруг строго спросил он внука.

– Здравствуйте, – запоздало поздоровался мальчик с гостями.