Медный гамбит - Линн Абби

Когда она думала о своих заклинаниях и то, что она Мастер Пути, ее уверенность увеличивалась; потом что-нибудь на краю дороги привлекало ее внимание, или она видела тень Просто-Павека в уголке своей памяти, и ее спокойствие разлеталось в дребезги, в очередной раз.

Сердцем она верила, что Павек ошибается насчет зарнеки и Дыхания Рала, но, как бы она не старалась, ей не удалось убедить себя, что он лжет об опасности, нависшей над городом или о двуличности прокуратора. Бабушка была согласна с ней, что Павек искренне и горячо верит в то, о чем говорит, что он убежден, что это чистая правда. Его сознание легко было проверить как при помощи Пути, так и друидскими заклинаниями, а сам он никогда не станет мастером ни там ни там, хотя он и сумел призвать стража Квирайта, и каким-то образом сумел добраться до рощи Руари, хотя Руари и скрылся в ней ото всех.

Она тогда подумала, она могла бы найти рощу своего юного приятеля и показать дорогу в нее без всяких проблем, но когда она и Бабушка обсудили это, то дружно пришли к выводу, что это выходит далеко за возможности Просто-Павека… Если, конечно, Руари не пригласил его, а тогда один из них запросто мог убить другого или — еще хуже — они оба могли сообразить, что во всем, касающимся зарнеки и Урика, они настроены совершенно одинаково.

И тогда это был бы конец торговли зарнекой: так как Йохан с ними заодно. А оставшиеся жители Квирайта, как друиды так у фермеры, и так намного больше боялись Урика и его бесчеловечного короля, чем необходимо, и они поддержали бы эту непокорную тройку. Квирайт не был идеальной коммуной, в которой мнение любого жителя имело равный вес и решение оставалось за большинством; такие сообщества редко выживали больше, чем год, а Квирайт процветал уже многие поколения. Слово Бабушки естественно перевешивало мнение всех остальных, вместе взятых, но Бабушка никогда не станет настолько глупой, чтобы привести общину к абсолютной власти. Да, этого она никогда не захочет.

Поэтому и отправила Йохана в Урик.

Старый дварф шел без единого слова между ручками своей тележки. Он сопротивлялся любым попыткам втянуть его в разговор с того момента, как они ушли из Квирайта. Йохан горячо возражал против решения Бабушки отправить зарнеку в Урик, пока Руари и Павек скрываются в роще Руари. Но в конце концов Йохан проглотил свои возражения и даже помогал отделять порошек зарнеки от песка в руинах тайника. Когда Бабушка призвала крошечный вихрь, чтобы тот отделил зарнеку от песка, он стоял и держал веялку, хотя его ноги наполовину погрузились в кучу песка и гравия. Она стояла позади решета с большой плетеной корзиной, и набрала достаточно порошка, чтобы наполнить три амфоры. А потом он запряг канка и навьючил на него амфоры — и все это время он постоянно оборачивался и бросал взгляд на дорогу, на которой должны были появиться Павек и Руари, если бы они возращались вместе.

Но дорога осталась пуста, и они уехали из деревни задолго до заката, так и не узнав, что произошло между Павеком и полуэльфом — именно этого и добивалась Бабушка.

Потому что Бабушка была мудрее чем все остальные, вместе взятые. И Бабушка знала, что нужно делать с зарнекой, Квирайтом и вообще со всем на свете.

— Ты увидишь, — уверила Акашия своего молчаливого, угрюмо тащившего тележку товарища. — Все будет хорошо. Мы направимся домой еще до заката солнца, обещаю тебе. Не о чем беспокоиться. Я уверена, что в таможне не будет никаких проблем…

— Нет, не в таможне, — прервал он ее, произнеся самую длинную фразу с тех пор, как они уехали из Квирайта. — Это слишком рисковано. Если твое сердце все еще хочет доставить зарнеку в Урик, я бы скорее привез ее на эльфийский рынок и доверил косоглазому эльфу, чем этому волосатому дварфу на таможне.

— Эльфийский рынок? — Она сразу подумала о чудесах, которые ожидают ее среди пестрых тентов и палаток. Она слышала об этом рынке от Бегунов Луны, когда была еще маленькой девочкой, на за все ее пятнадцать поездок в Урик — она вела счет — они всегда ездили одной и той же дорогой: от ворот до таможни и обратно. За исключением, естественно, последнего раза, когда они повстречали Павека и Йохан повел их на площадь красильщиков, где пестро раскрашенные куски материи то и дело отвлекали ее от дознания.

Искушению оказаться на эльфийском рынке было невозможно сопротивляться — особенно если учесть, что именно осторожный Йохан предложил это.

Потом эти вымышленные чудеса куда-то испарились. — Мы же сообщили наши имена регистратору в Модекане…

— Бродячие торговцы с товарами для таможни, — напомнил Йохан, выговаривая слова в одним ритме с ходьбой.

Йохан возил зарнеку в Урик еще до того, как она родилась. Он научил ее что делать и что говорить, и она никогда не говорила их настоящие имена или их настоящий товар регистратору в деревне. — А они ничего не заподозрят? Они не будут нас искать?

Он пожал плечами, амфоры сдвинулись в тележке. — Только не на эльфийском рынке. Темплары не рискуют заходить на рынок, ни поодиночке ни группами. А мы отправимся домой, как ты и сказала, прежде, чем они начнут нас искать. Если они начнут нас искать.

Она еще раз поддалась искушению. Ослепительные желтые стены Урика — чистые и заново оштукатуренные после Тирского урагана — уже поднимались перед их глазами, только что нарисованные цветные портреты Короля-Льва можно было рассмотреть даже на таком расстоянии. Огромная темная щель ворот уже была отчетливо видна, а дорога перед ними все еще оставалась абсолютно пустой. Не было даже очереди. Эльфийский рынок или таможня, они должны будут войти в город и выйти из него до заката солнца.

Но испекторы у ворот будут задавать вопросы. Она должна быть готова использовать Путь, а это означает, что уже сейчас надо заготовить и запомнить слова и образы, до того, как они достигнут ворот.

— Ты уверен? — спросила она.

— Ни в чем я не уверен — за исключением того, что Павек знает прокуратора, с которым мы обычно имеем дело. Если правда то, что он рассказал нам, не хотелось бы мне оказаться лицом к лицу с этим прокуратором, пока мы не будем точно знать, что произошло и хоть немного предвидеть, что произойдет. У этого волосатого дварфа все руки в дерьме; и он не промахнется. Вот в этом я уверен.

Из всех рас дварфы больше всех гордились своей наружностью. Недоверие Йохана к прокуратору выросло, без сомнения, из презрения, которое он каждый раз испытывал, когда они стояли перед этим одетым в желтое волосатым дварфом.

При других обстоятельствах она отвергла бы совет своего товарища хотя бы только по этой причине. Сегодня обстоятельства изменились, но она сделала еще одну попытку противостоять искушению.