Po tu storonu - Chinenkov

– Илья Петрович? – прошептал Быстрицкий, чувствуя, как затряслись поджилки. – Вы здесь?

– Да, перед тобой я, полковник Волкогонов, – перебил его вошедший. Он колюче посмотрел из-под густых чёрных бровей на Быстрицкого, и тот, не выдержав пристального взгляда руководителя центра, опустил голову.

– А мы думали-гадали, жив ли ты или, как и Бадалов, сложил на «чужбине» голову, – продолжил Волкогонов, усаживаясь на стул. – Мы здесь, в Европе, значит, оплакиваем тебя как героя, а ты? Ты переметнулся к нашему врагу Бурматову и… Очень хорошо рядом с ним себя чувствуешь.

– Мне ничего не оставалось делать, – вздохнул Владимир Александрович. – Если бы я не поступил так, то не стоял бы сейчас перед вами…

Волкогонов подался вперёд, и стул под ним жалобно скрипнул.

– А мы считаем, раз ты жив, то виновен в провале! Мы уже потирали руки, ожидая твоего триумфального возвращения в Германию и… И благодари господина штандартенфюрера, что он…

– Для начала мы арестуем вас и господина Бурматова, – объявил Меннель, не мигая глядя на Быстрицкого. – Но это не надолго, пока из ваших танкеров выгрузим нефть. Ну а затем… Если выгрузка пройдёт спокойно, без сюрпризов, мы возобновим нашу сегодняшнюю беседу.

– Пока сидишь, подумай, как перед нами, своими соратниками, отчитываться будешь, – добавил Волкогонов. – А мы за всё с тебя спросим, будь уверен!

Владимир Александрович выразительно посмотрел на вырядившегося в немецкий мундир полковника и понял, что смысла пускаться с ним в дискуссию нет. Да он и не любил никогда Волкогонова. Когда-то они вместе учились в военном училище, и уже тогда он презирал этого неповоротливого «переростка».

– Кто посмеет оскорбить меня хоть словом или делом, убью, – пообещал на всякий случай перед расставанием Владимир Александрович. – Никто не смеет сомневаться в моей честности и поливать мою честь грязью! Это не кого-то, а лично тебя касается, полковник…

9

Историческая справка

Ради появления в Третьем рейхе «нового человека» не жалели ни людей, ни средств. А в то, что он обязательно появится, Гитлер верил твёрдо. «Творение ещё не окончено. Старая человеческая особь уже находится в состоянии упадка, – говорил фюрер. – Человечество переходит на новую ступень развития каждые 700 лет, и окончательная цель – приход Сынов Бога. Вся творческая мощь будет сконцентрирована в новых людях. Сверхчеловек будет превосходить современного человека во всех отношениях».

«Общество не существует ради самого себя, оно лишь средство для того, чтобы избранные личности могли осуществлять своё высшее призвание!» – этой цитатой из Ницше фашисты оправдывали многое. Насильственная стерилизация и эвтаназия тех, кого они считали «декадентами», – гомосексуалистов и «расово загрязнённых», больных с наследственными и психологическими заболеваниями, – проводились ради одной цели: человечество необходимо избавить от физических и прочих недостатков, чтобы могли размножаться только лучшие из лучших «человеческих особей».

Именно над этой непосильной задачей бился глава СС и Аненэрбе Генрих Гиммлер.

Именно по его указанию начались эксперименты по селективному размножению лучших экземпляров человеческой породы…

*

Самолёт оторвался от взлётной полосы и взял курс на восток.

Азат Мавлюдов ликовал от мысли, что наконец-то покинул унылую Финляндию. Но к чувству радости примешивалось и неясное ощущение тревоги. Теперь он человек подневольный: его судьба прочно связана с немцами и он находится в их полной власти. Так что…

Сидевший напротив Мартин Боммер пересел к нему.

– И? Как твоё самочувствие, товарищ Рахим? – спросил он. – Мне не нравится цвет твоего лица. Хочешь посмотреть на себя в зеркало?

– Нет, не хочу, – поморщился Азат. – Я чувствую себя скверно, но, наверное, выдержу до конца полёта.

– Хотелось бы верить, – вымученно ухмыльнулся Боммер и посмотрел на часы. Выждав некоторое время, он перевёл взгляд с циферблата в сторону кабины пилотов и закричал. – Всё, начинайте!

«Эй, чего это он?» – подумал Азат, и в это время самолёт начал медленно набирать высоту. Он посмотрел на других пассажиров, которых было не меньше пятнадцати. По их изменившимся, побледневшим лицам было видно, что они сильно напуганы.

Самолёт всё набирал и набирал высоту. Пассажиры замерли в оцепенении. Все сидели неестественно тихо, боясь сделать лишнее движение или издать какой-нибудь звук.

Азат провёл языком по пересохшим губам. Дышать становилось всё труднее и труднее. Страшной болью напомнила о себе голова, и забурлило всё, что имелось в желудке.

Азата вырвало в тот момент, когда из кабины лётчиков выглянул второй пилот и громко крикнул, что самолёт достиг предела высоты и дальнейший подъём опасен.

Боммер встал.

– Внимание, господа! – обратился он к присутствующим, стараясь перекричать гудение моторов. – Поздравляю вас, господа! Только что все мы стали участниками нашего первого эксперимента в предстоящей работе! И потому я прошу вас всех осмыслить и запомнить все ощущения, которые вы только что прочувствовали, и, как только мы прибудем в пункт назначения, всё изложить на бумаге!

– Вы и дальше собираетесь проводить эксперименты на нас? – спросил Азат, когда самолёт опустился на прежнюю высоту, и ему стало легче дышать.

– Нет, этот раз единственный и поучительный, – счастливо улыбнулся Боммер, протягивая ему носовой платок. – Все, кто на борту, сотрудники одной очень важной научной лаборатории! И мне, как заведующему, очень захотелось, чтобы мы все прочувствовали хотя бы малую часть той перегрузки, над которой предстоит работать. А вы приведите в порядок свою физиономию, Азат Гумарович, и берите пример с Дмитрия Шмелёва. В отличие от вас и многих здесь присутствующих он выглядит на зависть бодро, прилично и… просто отлично!

*

В этот же день, а точнее наступившим утром, мужчина и женщина завтракали на широкой каменной веранде замка в тени плюща. Еду подавала красивая стройная мулатка, исполнявшая обязанности экономки и поварихи. Тут же присутствовали ещё несколько слуг, следивших за порядком в замке и охранявших его.

Поселившись в замке три дня назад, мужчина и женщина всё это время чувствовали себя неуютно. Раньше они работали в психиатрической клинике в Вене. А с началом войны были мобилизованы на военную службу и теперь…

– Как тебе удаётся так хорошо выглядеть, Мартин? – поинтересовалась женщина, потягиваясь, как кошка. – Тебе уже, если не ошибаюсь, сорок пять лет, а выглядишь только на тридцать.

Действительно, доктор Мартин Пеннер сохранил прекрасную атлетическую фигуру. У него были густые русые волосы с проседью, но, несмотря на это, его лицо выглядело молодым и свежим, а в глазах светился мальчишеский задор.

– Бег по утрам, плавание, поездки на велосипеде, – принялся с гордостью перечислять Пеннер. – А ещё я часто с огромным удовольствием катаюсь по горам на лыжах! Если бы я не занимался спортом, то скапливающиеся в моём теле калории превращались бы в жир и тогда… – он чуть было не сказал, что стал бы похожим на неё, но благоразумно промолчал.

Доктор Инга Фотт была лет на десять младше Пеннера, но из-за безобразной полноты выглядела старше. Пышная грудь и округлые формы придавали ей вид сексуально привлекательной, хотя и чрезмерно крупной фрау.

– Если и сегодня никто не приедет, предлагаю совместно поужинать при свечах, – предложил Пеннер, недвусмысленно подмигивая ей и соблазняюще облизываясь.

– Я приехала сюда заниматься наукой, а не спать с коллегами, – возразила Инга и притворно надула губы, будто бы двусмысленное предложение Пеннера обидело её. И хотя глаза её сияли согласием, Инга тяжело вздохнула.

Некоторое время они молча любовались цветущими лугами, простирающимися за каменной стеной замка. Великолепная природа представлялась им волшебным сном, вдруг ставшим явью.

– После работы в Дахау я будто в рай попала, – улыбнулась Инга, закуривая тонкую папиросу. – Я уже сама была на грани нервного срыва от работы с человеческим мусором, которым были буквально забиты все лагерные бараки. Вонь, антисанитария…

– Зато живого человеческого материала для работы более чем достаточно, – рассмеялся Мартин. – Всегда можно любого заколбасить и делать с его мощами всё что угодно, любой опыт… Да-а-а, война – это клондайк для науки! Нам надо не упустить момент и, пока государства воюют, мы сможем сделать сотни великих открытий!

– Это в лагере можно было делать открытия, – возразила с ухмылкой Инга. – Там оборудования было сколько угодно и «морских свинок» полный набор. А чем мы здесь заниматься будем? Селекцией коров или лошадей? А может быть, кентавров выводить?