Главный бой - Юрий Никитин

Затем всадник сам подъехал к коню Ратьгоя, его длинная рука ловко цапнула повод, придержала, а Ратьгой, превозмогая страх, взобрался в седло. В разбитом теле тряслась каждая жилка, кости болели, а суставы на глазах вздувались, как у древнего старика, что мучается в ненастье.

— Готов? — крикнул всадник нетерпеливо. — Мне ждать некогда!.. К вечеру я должен быть в вашем сраном Киеве… Ха-ха!.. У самого кагана Владимира!..

— Готов, готов! — крикнул Ратьгой торопливо. Он развернул коня, ударил каблуками под бока, пригнулся к гриве, взмолился: — Вывози, родной! Теперь все зависит от тебя!

Ветер засвистел в ушах. Конская грива вытянулась в струнку, трепетала по ветру. Ратьгой ничего не видел, уткнувшись в гриву, слышал в ушах только свист ветра и стук копыт, что слился в частую дробь. Донесся еще вроде бы негодующий крик, обозленный и полный разочарования, но в мозгу Ратьгоя билась одна мысль: «Пусть трус, пусть бегу, зато живой! Это другие могут стоять до конца, а я могу и поношение стерпеть, и ругань, а потом вернуться в удобное время и дать по рогам так, что и ухи отпадут…»

Пир длился, но разговоры часто прерывались. Гости вслушивались в звуки, что доносились со двора. Половина богатырей облачилась в доспехи, кое-кто с мечами и топорами вышел из палаты, готовый встретить чужеземного богатыря, буде тот пройдет славного богатыря Ратьгоя, у крыльца.

Белоян начал говорить успокаивающие слова, Ратьгоя так просто не пройти, как Вьюна или даже Коневича, он и силен и быстр, а уж на военные хитрости горазд, что только воеводский сын может измыслить.

Владимир прислушался, покачал головой. Со двора несся приближающийся гул, голоса росли, поднимались к ним на поверх. Из коридора донеслись крики. Попятился испуганный отрок, следом дюжие гридни вели под руки изорванного и побитого богатыря, в котором Владимир с испугом признал славного и всегда щеголеватого Ратьгоя.

Кровь текла с разбитой головы, заливала лицо. Почерневшие губы стали похожи на подгоревшие оладьи. Алые полоски тянулись через всю изорванную одежду.

За Ратьгоем валила целая толпа, оттуда кто-то ахнул возмущенно:

— Да тот ему всю спину раскроил мечом!

— В трех местах, — добавил другой громко. — В спину только трусов бьют, что с поля боя бегут… Да ни в жисть не поверю, что славный Ратьгой бежал!

— Недостойно, — заорал кто-то. — Недостойно богатыря в спину бить!.. То не богатырь был чужеземный, а зверь подземный, что личину людскую напялил! Надо было не мечом, а сперва бросить в него левую лапу засушенной лягушки, а ежели тот все еще останется человеком, тогда левое крыло нетопыря, удавленного на могиле висельника!

Владимир спросил коротко:

— Как он?

— Еще жив, — прохрипел Ратьгой. — Правда, я его так отделал, что он вряд ли выживет… Но на всякий случай…

Отрок принес меч и, опустившись на колено перед Владимиром, подал почтительно обеими руками. Владимир быстро перебросил через голову перевязь, князю все понятно, кивком расставил воинов, лучников загнал наверх, и в это время во дворе послышался звонкий стук подков.

Все насторожились, ладони опустились на рукояти мечей, топоров, палиц. Все кони топочут одинаково, только у богатырских своя поступь, и нет дружинника, который не отличил бы по стуку подков коня Муромца от коня Коневича или других сорока сильномогучих богатырей. А этот конь, который идет через двор к княжескому крыльцу, настоящий богатырский конь.

В настороженном молчании слушали, как скрипят пудовые ступени, позвякивает железо.

В проеме появился богатырь настолько рослый, что пришлось слегка склониться, чтобы пойти в палату. Он слегка повернулся боком, иначе плечи застряли бы в дверном косяке, мерными шагами прошел на середину палаты. Богатыри ждали, почти у каждого побелели пальцы на рукоятях мечей и топоров.

Чужеземный воин пристально смотрел на Владимира. Тот при его появлении снова опустился в тронное кресло и ждал в холодном молчании. Богатырь поколебался, словно не решаясь, как себя вести, наконец с явной неохотой отвесил короткий поклон и сказал могучим голосом, от которого зазвенела посуда, а язычки светильников затрепетали и погасли, оставив чадные струйки дыма.

— Исполать тебе, князь. Меня зовут Автанбор Загорный.

Князь ждал, но воин молчал, а богатыри начали потихоньку переговариваться, однако все умолкли и застыли как сосульки, когда Владимир спросил холодно:

— И что же?

Богатырь нагло ухмыльнулся:

— Да ничего вроде бы.

Высоко под сводами послышался скрип натягиваемых луков. Скрип доносился справа и слева, там пыхтели и толкались, выбирая позицию. Воин даже не повел бровью, хотя скрип явно услышал.

Владимир сказал резко:

— Тогда ответствуй, почто здесь появился? Почто троих моих людей побил?

— Троих? — удивился Автанбор. — Вообще-то их было больше… Они напали, я защищался. Да их тоже винить нельзя, кому не хочется испытать силушку?

Среди гостей нарастал гомон. Владимир напомнил строго:

— Ты не сказал, зачем ты приехал. Силу испытать?

Богатырь помедлил с ответом, все затаили дыхание. Из старшего поколения богатырей, которые могут с богами драться на равных, в палате ни одного — вообще не жалуют князя, живут кто где: Микула Селянинович землю пашет, Святогор на горах бдит, Вольга в лесах зверем резвится, Самсон в южных краях воюет сам по себе, о других вовсе неведомо кто где, даже из среднего поколения самые могучие разбрелись по заставам богатырским, Добрыня вовсе уехал, только Ратьгой разве что, но вот уже и Ратьгой попал под его коня…

— Я пришел не по своей воле, — обронил наконец Автанбор. — Далеко-далеко отсюда встретил неведомого в моих краях богатыря. Как водится, послал ему вызов помериться силой. Побежденный отдает коня и оружие, а сам — в рабы победителя… Гм… Это был самый тяжелый бой в моей жизни. Бились долго и упорно, но признаю, что меня победил в честном бою. Я слез с коня, но победитель сказал, что в его народе рабов не держат, коня моего с моим оружием тоже не отнимет, только берет с меня клятву явиться в какие-то леса, там среди чащ появилась какая-то Русь, я должен встать на службу местному князьку. Вот я и прибыл.

В палате рос гомон. Владимир видел, как суровые лица расцветают, замороженные губы раздвигаются до ушей, а пальцы соскальзывают с рукоятей мечей и тянутся к кубкам. Кто-то крикнул здравицу князю, а Владимир спросил, скрывая радость:

— Богатырь назвал себя?

— Он сказал, что здесь назовут его имя. Он был в красном плаще, шлем остроконечный, лицом светел, кудри на плечи падают как золото… С ним была молодая женщина с ясным лицом и глазами небесной девы.