Крестный отец - Марио Пьюзо

Снова почувствовал Майкл, что задыхается, и впервые понял смысл классической ревности итальянцев. В этот момент он готов был убить каждого, кто осмелится дотронуться до этой девушки, кто попытается добиваться ее, отобрать ее у него. Он хотел быть ее мужем, как скряга хочет быть обладателем золотых монет. Он желал ее с такой жадностью, с какой арендатор желает стать владельцем обрабатываемых им земель. Ничто не помешает ему стать мужем этой девушки, превратить ее в свою собственность, запереть ее под замок и держать только для себя. Он не допустит, чтобы ее видели другие. Когда она улыбнулась брату, Майкл, сам того не замечая, бросил на молодого человека убийственный взгляд. Семья наглядно убедилась, что это классический случай «града», и все успокоились. До свадьбы этот молодой человек будет слепым орудием в руках их дочери. Потом, разумеется, все изменится, но это уже не имеет значения.

В Палермо Майкл приоделся и не походил теперь на бедного крестьянина. Вителли поняли, что он в своем роде дон. Искривленное лицо вовсе не уродовало его, как он полагал; нетронутая часть лица была очень красивой, и следы ранения могли вызвать даже известный интерес.

Майкл посмотрел на девушку, на ее круглое и очаровательное лицо. Ее губы — теперь он это ясно видел — были почти синими, — так темна была текущая в них кровь. Не осмеливаясь обратиться к ней по имени, он сказал:

— Я видел тебя несколько дней назад возле цитрусовой плантации. Когда ты бежала. Надеюсь, я тебя не напугал.

Девушка на секунду подняла глаза. Она отрицательно покачала головой. Красота ее глаз заставила Майкла отвернуться. Мать насмешливо сказала девушке:

— Апполония, поговори с молодым человеком, он прошел много километров, чтобы увидеть тебя.

Но черные, как смоль, ресницы девушки продолжали прикрывать ее глаза. Майкл подарил ей завернутый в позолоченную бумагу подарок, и она положила его к себе на колени.

— Разверни подарок, — велел ей отец, но она не пошевелилась. Мать протянула руку, и нетерпеливо, но в то же время осторожно — чтобы не повредить дорогой бумаги — развернула сверток. Внутри оказалась покрытая красным бархатом коробочка, и мать остановилась: ей не приходилось держать в руках подобной вещи и она не сразу поняла, как ее открыть. Открыв наконец коробочку, она вынула подарок.

Это была тяжелая золотая цепочка, и она напугала их не столько своей несомненной ценностью, сколько тем фактом, что в этом обществе подарки из золота означали самые серьезные намерения. Своим подарком Майкл делал девушке предложение. Сомнений в серьезности этого чужака быть не могло. В его богатстве тоже.

Апполония все еще не притронулась к подарку. Мать поднесла цепочку прямо к ее глазам, и тогда она приподняла на мгновения ресницы, посмотрела прямо на Майкла и сказала:

— Грация.

Он впервые слышал ее голос.

В нем смешались молодость и стыдливость, и он долго звенел в ушах Майкла. Он продолжал поворачивать голову к отцу и матери девушки, чтобы не смотреть на Апполонию, при виде которой терял голову.

Наконец Майкл поднялся; поднялись со своих мест и все члены семейства вителли. Они вежливо попрощались с ним, а девушка протянула ему руку, и он почувствовал в своей руке шершавую кожу крестьянки. Синьор вителли проводил его к подножию холма, где стояла машина, и предложил Майклу придти на обед в следующее воскресенье. Майкл кивнул, но прекрасно знал, что не сможет ждать целую неделю.

Назавтра же он поехал, без провожатых, в деревню, и на веранде трактира он разговаривал с отцом Апполонии. Синьор вителли сжалился над ним и послал за женой и дочерью. Эта встреча была менее официальной. Апполония казалась теперь не такой стыдливой и много говорила. На ней было цветастое будничное платье.

На следующий день все повторилось. Но на этот раз Апполония надела полученную в подарок цепочку. Это было добрым знаком, и Майкл улыбнулся. Они вместе поднялись на холм, мать шла несколько поодаль. Но вдруг, в один момент Апполония оступилась, и Майкл подхватил ее. Ее тело было таким живым и горячим, что в нем снова вскипела и волнами заиграла кровь. Мать улыбнулась: ее дочь настоящая горянка, и на этой тропе не спотыкалась с пеленок.

Так продолжалось две недели. Майкл каждый раз привозил подарки и мало-помалу Апполония перестала его стесняться. Но они не могли встречаться без свидетелей. Она была обыкновенной деревенской девушкой, почти не умела читать и писать, не имела понятия о том, что ее окружает, но была в ней какая-то особая свежесть и жажда жизни, которые делали ее интересной. По просьбе Майкла все продвигалось очень быстро. Свадьба была назначена на воскресенье через две недели.

Теперь вмешался дон Томасино. Из Америки ему сообщили, что Майклу нельзя приказывать, но должны быть приняты все меры предосторожности. Поэтому дон Томасино назначил себя посаженным отцом жениха и обеспечил присутствие на свадьбе своих телохранителей. Со стороны Корлеоне на свадьбу были приглашены Кало, Фабрицио и доктор Таца. Молодожены будут жить в вилле доктора Таца, окруженной каменным забором. Свадьба была обычной крестьянской свадьбой. Крестьяне стояли у дороги и осыпали гостей и жениха с невестой цветами. На свадебную процессию сыпался дождь традиционных миндальных конфет, а оставшимися конфетами усыпали кровать невесты — на этот раз символически, так как первую брачную ночь молодожены должны были провести за пределами Корлеоне. Пиршество продолжалось до полуночи, но жених с невестой поторопились оставить гостей и уехали на своем «альфа-ромео». Майкл удивился, узнав, что по просьбе невесты на виллу их сопровождает мать. Отец объяснил ему: девушка молодая, неопытная, немного испугана, и после первой брачной ночи ей захочется с кем-нибудь поговорить. Может быть, ей придется что-то подсказать, если не все будет ладиться. Подобные дела могут иногда быть очень сложными. Майкл заметил, что большие газельи глаза Апполонии смотрят на него с сомнением. Он улыбнулся и кивнул головой.

Итак, на виллу пришлось поехать в сопровождении тещи. Но старуха сразу нашла общий язык со слугами доктора Таца, обняла дочь, поцеловала ее и исчезла. В свою огромную спальню Майкл и его невеста поднялись одни.

На Апполонии все еще было свадебное платье и пальто. Из машины в комнату принесли чемоданы. На маленьком столике стояла бутылка вина и тарелка с печеньем. Они не переставая смотрели на большую кровать с балдахином.

Теперь, когда они остались наедине, когда он стал ее законным мужем, когда он мог беспрепятственно наслаждаться ее лицом и телом, о которых мечтал каждую ночь, Майкл не в состоянии был заставить себя двинуться с места. Он смотрел, как она снимает вуаль и кладет ее на стул, как кладет на маленький туалетный столик свадебный венок. На столике было множество флакончиков духов и баночек с кремом, которые Майкл послал сюда из Палермо. Девушка скользнула по всему этому богатству взглядом.

Полагая, что Апполония стыдится его присутствия, Майкл погасил свет. Теперь комнату освещала полная сицилийская луна, и Майкл прикрыл шторы, оставив только шелку для воздуха.

Девушка продолжала стоять возле столика, и Майкл вышел из комнаты и направился к ванной. Потом они с доктором Таца и доном Томасино выпили в саду по стаканчику вина. Он рассчитывал по возвращении застать Апполонию уже в ночной рубашке. Его удивляло, что мать не позаботилась об этом. Быть может, Апполония хотела, чтобы он помог ей раздеться, но для столь смелого поведения она слишком стыдлива и наивна.

Вернувшись, Майкл увидел, что в комнате абсолютно темно: шторы были плотно прикрыты. Наощупь он пробрался к кровати и увидел под одеялом очертания тела Апполонии. Он разделся и скользнул под простынь. Потом рука его дотронулась до шелковистой кожи. Медленно и осторожно он положил руку на ее плечо, она повернулась к нему, и, когда оказалась в его объятиях, их тела, словно наэлектризованные, соединились в одну линию, и он крепко поцеловал ее в мягкие горячие губы.

Она внесла свет в мрачную мужскую атмосферу поместья. Сразу после первой брачной ночи Апполония отослала мать домой и теперь восседала во главе стола, освещая все вокруг молодостью и красотой. Дон Томасино ужинал с ними каждый вечер, а доктор Таца рассказывал, сидя в саду со статуями, усыпанными красными, как кровь, цветами, старые истории. В спальне молодожены проводили лихорадочные ночи любви. Майкл не мог насытиться словно высеченным из мрамора телом Апполонии, ее медовой кожей, огромными пылающими страстью глазами. От нее исходил удивительно свежий аромат, который беспрестанно вызывал в Майкле желание. Иногда они засыпали только перед рассветом. Обессиленный, Майкл часто садился на подоконник и смотрел на обнаженное тело спящей Апполонии. Такие лица он встречал только на картинах, изображающих итальянских мадонн.