Соколиные перья и зеркало Кощеевны (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"

Филипп ожидаемо ее послал, и она разочарованно его покинула, упиваясь грандиозностью своего замысла, для осуществления которого, во всяком случае так ей казалось, не хватало самой малости — перышка Финиста Ясна Сокола.

Ева плохо помнила, как закончила готовить и накрыла на стол. Ее трясло, но не от страха, а скорее от гнева и возмущения. Да что эта психопатка себе вообразила? Хочет стать владычицей морской, имея Константина Щаславовича на посылках? Впрочем, хотя ее непомерные амбиции пока натыкались на непоколебимые принципы Филиппа, положение оставалось серьезным, а любой неверный шаг грозил непоправимой бедой.

Пока, впрочем, Ева ухитрилась ничем себя не выдать. Благо Карина на кухню и в хозяйственные помещения не заглядывала, а Скипер и Никита, торопливо поев, куда-то уехали. Кикиморы на радостях наваливали на «сиротку» все новую и новую работу. Прибравшись в кухне, Ева чистила посуду, потом стирала, и даже, кажется, перебирала крупу. Хорошо хоть не от золы.

Вечером, пока она готовила ужин, ненавистный Скипер по приказу Карины вновь истязал Филиппа. Бедный сокол то ли из последних сил сдерживался, то ли утром сорвал голос, его Ева почти не слышала. Скипер тоже работал молча, Карина, войдя в транс, выводила строфу за строфой заунывную мелодию камлания. От ее пения посуда на полках отплясывала босса-нову, а по стенам ползли гигантские черные тени, похожие на полуразложившихся медуз, пауков или спрутов. Огонь в печи то разгорался, то угасал, а вода в бадье покрылась инеем. Ева даже удивилась, что ее стряпня не скисла.

— Ну что, опять хозяйке пришлось колдовать? — за ужином спрашивали Скипера любопытные кикиморы. — Утром, что ли, не получилось?

— Такие дела за один раз не делаются, — с шумом и чавканьем поглощая еду, степенно отвечал бычара. — Тем более что в игру вступил Кудесник. Не сумел я его тогда присыпать, Полоз мне помешал. Видно, придется нынче старый должок отдавать. Не ему, так сыну.

Замершая в своем укрытии Ева не находила себе места от беспокойства. Теперь она волновалась еще и за дядю Мишу Шатунова, и за Леву. Да и ее родные находились под ударом. Неужели ей вновь не удастся вытащить осколок? Впрочем, беспокойство о близких и Филиппе в следующий миг сменилось еще одной, еще более страшной тревогой. Скипер повел крупными ноздрями мясистого носа, подслеповато прищурился и потряс головой.

— Ничего не понимаю, — досадливо проговорил он. — Вроде бы человечьего духа я не чую, а чье-то присутствие ощущаю. Вы точно, сороки безмозглые, никого в терем в наше отсутствие не пускали?

— Да кто к нам сунется? — поспешила заверить его Няша.

— Вот и на заставах лоботрясы безмозглые говорят, что никого не видели, никого не слышали, одному пулеметчику вроде бы что-то показалось, но он прикованный сидит, ему из дота де выходить не положено.

Хотя страх требовал от Евы забиться в каморку под лестницей и не высовываться оттуда, пока Скипер и Карина куда-нибудь не уедут, тревога за Филиппа, который, по словам его мучителя, сегодня едва остался жив, и переживания за близких и друзей оказались сильнее.

Убрав со стола, Ева достала бабушкины пяльцы и принялась вышивать, вплетая в золотой узор вместо жемчужин лившиеся из глаз почти против ее воли слезы и невольно вспоминая о пропавшем обручальном кулоне. Куда его унес проказник-Нелюб?

Кикиморы поначалу внимания на нее не обращали: делили прялку и переругивались об очередности. Судя по количеству золотой нити на веретене, напряли они немного: то ли не смогли договориться, то ли боялись, что необычную вещь заприметит разгневанная хозяйка, то ли даже тут ленились. Как только Карина их терпела? Впрочем, как пояснила Няша, они с Мшарой жили в этом тереме со времени его постройки, выполняя обязанности домовых или шишиг. А кто из добрых духов к дочери Хозяина Нави согласится пойти?

Завидев вышивку, в свете масляных ламп и свечей отливающую золотом особенно притягательно, кикиморы разом прекратили препираться, умильно глядя на Еву.

— Опять хочешь с пленником побыть? — прошипела Мшара, уже протягивая немытую тощую руку к пяльцам.

— Вы меня вчера обманули, — убирая рукоделие подальше от загребущих лапок, строго глянула на кикимор Ева. — Он даже не проснулся.

— Дак мы ж и говорим, — пожала пухлыми плечами Няша. — Под заклятьем его держат. — Только Хозяйке пера под силу это чародейство разрушить.

Ева напряглась, надеясь, что кикиморы выболтают, как найти и вытащить осколок. Однако, судя по всему, они и сами об этом толком ничего не знали.

— Ну так пойдешь? — снова протягивая руку к пяльцам, с надеждой глянула на Еву Мшара.

— А может, нам сначала там прибрать? — выразительно пихнула в бок товарку охочая до крови пленника Няша.

— Еще чего, — скривилась Мшара. — Хозяйка на этот счет никаких распоряжений не давала. Пусть сама выгребает, если хочет.

Хотя в своих вещих снах Ева неоднократно видела, как Скипер истязает Филиппа, да и вчерашнюю ночь она провела рядом с любимым, вид окровавленного, неестественно изогнутого, изломанного тела вселил в нее ужас. О каком осколке может идти речь? После таких побоев непросто прийти в себя и без всякого заклятья. Даже в тяжелом забытьи Филипп продолжал дрожать, страдая от жестокой лихорадки, вызванной сепсисом и потерей крови. Вывернутые суставы рук опухли, истерзанная грудь вздымалась прерывисто и неровно.

Карина словно специально распорядилась раны пленника не врачевать, продолжая напитывать его болью зеркало, с помощью которого вершила свои темные дела. Скипер похвастался, что сердечный приступ у начальника Кирилла закончился обширным инфарктом, а принявший дела сговорчивый заместитель быстро подписал документы об отстранении Боровикова и обещал подчистить досье. В это время еще один неудобный чиновник тоже объяснялся с начальством по поводу дочери. Той грозило уголовное преследование, так как она, отвлекшись на важный звонок, сбила на переходе пешехода, по странному стечению обстоятельств оказавшегося экоактивистом из инициативной группы, подавшей иск по поводу незаконного захоронения отходов.

А что если Карине надоест ломать пленника, и она все-таки решится его убить, чтобы выпустить на свободу отца? Конечно, похитить тело из клиники будет непросто, но в игре с такими высокими ставками ведьма не погнушается и новым душегубством.

Надо срочно спасать Филиппа. Вопрос только, как это сделать? К нему же сейчас и притронуться страшно. Каждое неловкое движение может причинить боль. Следы от бичей на груди и спине продолжают кровоточить и кое-где успели загноиться. Подсохшие и свежие рубцы перемежаются с черными гематомами, одна из которых как расположилась на затылке где-то там, куда Карина каждый раз погружала осколок.

Какими силами Филипп все еще держится? Сохраняет не только здравый рассудок, но волю и память? Возможно, ему помогает сила пера. Почему же Еве заветный талисман сейчас служить отказывается? Неужели она опять что-то делала не так? Что-то забыла и не учла? Ей же никто не оставил никаких инструкций.

Она понимала, что не имеет права жаловаться. Ее спутники и так проводили ее почти до самых ворот, оберегая в пути от бед. Таисия, бабушка и Водяной снабдили дорогими подарками. Дело оставалось за малым. Но не просто же так с проклятым осколком не сумели справиться не только земные целители, но и потомки бессмертных.

Не в силах наблюдать за страданиями Филиппа, для начала Ева все-таки решила попробовать воду из одолень-ключа. Хотя уже с первых капель рана на темени перестала кровоточить, осколок так и не вышел. Разве что искаженные страданием черты милого лица немного разгладились, а пересохшие, растрескавшиеся, точно земля во время засухи, губы разомкнулись навстречу живительной влаге. Когда Ева промыла и обработала все следы побоев, воспаление спало, синяки побледнели, гноящиеся раны начали на глазах затягиваться, дыхание выровнялось. Филипп погрузился в глубокий спокойный сон.

Вот только вместо радости Ева испытывала лишь все нарастающую тревогу. Если она ничего не сумеет сделать сегодня, у нее останется всего одна попытка. В голове по-прежнему не возникало никаких идей, даже дурацких. Поцелуи, бережные ласки и слезы не помогали. Филипп спал настолько глубоко, что его, вероятно, не разбудил бы и артобстрел.