Рядом с Жюлем Верном - Евгений Брандис

Новые изыскания Гондоло делла Рива (статьи в журнале «Эроп» и «Бюллетене Жюль-верновского общества») свободны от всякой сенсационности. Сравнительный анализ показал со всей очевидностью, что Мишель Верн меньше всего заботился о близости публикуемых текстов к тем, которые ему завещал отец. То, что попадало в печать в качестве посмертных произведений, представляет собой в лучшем случае вольную обработку оригиналов.

К примеру, в рукописи «В погоне за метеором» отсутствует образ Зефирена Ксирдаля и вся сюжетная линия, связанная с его деятельностью. Золотой болид упал на Землю без всякого искусственного воздействия. Выиграл ли роман от введения Ксирдаля, разных эпизодов, оживляющих сюжет, композиционных перетасовок и так далее? Безусловно, выиграл. Но он перестал быть романом Жюля Верна, а стал произведением двух авторов.

То же самое происходило со всеми романами.

«Тайна Вильгельма Шторица», роман о человеке-невидимке, переделан меньше, чем другие произведения. У Жюля Верна действие происходит в конце XIX века, а Мишель по своей прихоти перенес его в середину XVIII, и это неминуемо должно было изменить мотивировки, социальный и бытовой фон, а также многие эпизоды. И хотя схема повествования и число глав в данном случае сохранились, варианты между двумя редакциями, первоначальным текстом и окончательным, очень значительны.

И здесь, даже воздержавшись от коренной переделки, Мишель выступил в роли соавтора!

Создается впечатление, пишет Гондоло делла Рива, что сын писателя хотел взять реванш по отношению к своему отцу. И все же исследователь несколько преувеличивает творческую самостоятельность Мишеля Верна. Ведь он был не столько оригинальным писателем, сколько умелым имитатором. Конечно, ему не откажешь в одаренности. Но больше всего в нем поражает гибкость ума, способность к мимикрии, искусство приспособления, свойства, которыми он был наделен в полной мере. Он эксплуатировал отца не только при его жизни, но и после смерти. Подобно паразитическому растению, он цепко опутал могучий ствол, существуя за счет его живительных соков в незавидном качестве писателя-невидимки.

Дальнейшие изыскания и публикация подлинных текстов внесут полную ясность в судьбу посмертных произведений Жюля Верна. Но каковы бы они ни были, вряд ли исчезнут из обращения широко известные книги и будут заменены первоначальными текстами, которые в большинстве остались недоработанными и не были подготовлены к изданию самим автором. По-видимому, по прошествии стольких десятилетий оригинальные тексты посмертных романов смогут заинтересовать только специалистов…

И тут снова всплывает вопрос о рукописном наследии Жюля Верна, о рукописях его посмертных романов, которые, как видно, все же хранились у его биографа – внука. Жан Жюль-Верн умер восьмидесяти восьми лет в апреле 1980 года. Вслед за сообщением о его кончине можно было ожидать информации о судьбе архива. И действительно долго ждать не пришлось. Спустя несколько месяцев в парижском журнале «Экспресс» появилась тревожная статья, а затем последовало ее изложение в советской газете «За рубежом» (1980, № 51):

«После смерти Жана Жюля, внука писателя, семья решила расстаться с черновиками, набросками и неопубликованными произведениями Жюля Верна – в общей сложности 90 рукописей. Высоко ценящие писателя родственники, – иронически сказано в этой заметке, – запросили за его литературное наследие кругленькую сумму в 8 миллионов франков. Тощий кошелек мэрии Нанта, родного города великого фантаста, не позволил ей приобрести документы, чтобы пополнить музей, посвященный писателю. Министерство культуры Франции отказалось взять на себя долю расходов, сочтя такую стоимость архива чрезмерной. Вот почему вполне вероятно, что ценные бумаги Жюля Верна уплывут или улетят в США, откуда нынешним владельцам архива поступают весьма соблазнительные предложения».

К счастью, этого не случилось. В конце концов увенчались успехом энергичные действия общественных сил Франции. Хранительница фонда Жюля Верна Муниципальной библиотеки Нанта, г-жа Люс Кюрвиль с удовлетворением сообщила мне в письме от 8 января 1981 года, что все рукописи Верна, теперь уж без всякого сомнения, переходят в Нантский Жюль-верновский Центр.

Итак, семейный архив, в течение многих десятилетий ревниво оберегавшийся владельцами, передается на государственное хранение. Исследователи найдут к нему доступ и до конца раскроют секреты, в разглашении которых не были заинтересованы наследники знаменитого романиста.

II. Жюль Верн – сегодня

В двадцатом веке наука опередила даже самые смелые жюль-верновские фантазии. «Наутилус» капитана Немо и «Альбатрос» Робура-завоевателя не могут теперь вскружить голову ни одному школьнику. Любой мальчуган запросто объяснит, почему нельзя отправиться на Луну в пушечном ядре.

Придуманные Жюлем Верном машины кажутся допотопными. Устарели его научные идеи. Нуждаются в серьезных поправках даже географические описания. В мире произошло столько изменений, наука достигла такого могущества, что в книгах великого фантаста почти уже нечему удивляться.

Время смещает критерии и меняет оценки. Еще при жизни писателя его книги были переведены на многие языки, читались во всем цивилизованном, мире, а сам он сетовал на невнимание критики, считавшей его лишь «детским беллетристом», и, как ни настаивал Этцель, не решился баллотироваться во Французскую академию.

На протяжении многих десятилетий Жюль Верн воспринимался в одном ряду с Гюставом Эмаром, Майн Ридом, Луи Жаколио, Луи Буссенаром и другими плодовитыми авторами приключенческих романов для юношества, хотя и обладавшими своими достоинствами, но отодвинутыми историей в прошлое.

И произошло небывалое: «детский беллетрист», «развлекатель подростков» с опозданием занял свое законное место в Пантеоне французских и мировых классиков! Уместно процитировать в этой связи слова из статьи в газете «Юманите» (от 24 марта 1955 г.), опубликованной к пятидесятилетию кончины писателя: «Мы принимаем его в наши ряды и для детей и для взрослых. Жюль Верн – классик народа».

Так в чем же секрет его немеркнущей славы?

Прежде всего он из тех феноменальных явлений культуры, которые принадлежат не только своей стране, но народам всего мира.

Феноменальность – в огромном, неоспоримом и все еще не до конца осознанном властном влиянии на умы сменяющихся поколений. Прослеживается оно по нескольким линиям. В ширь и в толщи читательских масс, как влияние цивилизующее, просветительное, воспитательное, благодаря возложенной им на себя благородной миссии пропагандиста и популяризатора знаний. Во-вторых, о чем уже говорилось вначале, – обратное воздействие на науку, которое можно назвать вдохновляющим: прямое или косвенное влияние писателя на науку и научный прогресс.