Теория катастрофы - Ник Горькавый

— Но мы ещё не знаем, насколько нам повезло, — парировала Тобеа.

— Эх, нам хотя бы один пример марсианского уцелевшего ДНК, — посетовал Нат. — Мы бы её расшифровали и определили — одного мы корня с древними марсианами или нет.

— Но ведь жизнь на Марсе была? — спросила Никки, с интересом прислушиваясь к спору.

— Была, но очень давно, и сейчас мы находим только её жалкие окаменелые остатки. О, если бы найти пару живых внеземных микробов!

— Надо искать в тёплых подлёдных океанах спутников Юпитера и Сатурна! — сказала Тобеа.

— На столь глубокое бурение нет денег, — вздохнул Нат. — Я полагаю, что микроорганизмы могут быть и на Марсе — в старых вулканах и в местах, где есть подземное тепло. Это неплохой шанс, но и здесь нужны серьёзные затраты на поиск. Пока у астробиологов МарсоИнститута таких средств нет. Учёным платят за открытия рудных месторождений и прогнозы метеоритной опасности на космических трассах, а не за фундаментальные споры о возникновении жизни.

Тобеа махнула рукой:

— Хватит об ископаемых червяках, поговорим лучше о будущем, которое сидит рядом.

И она обратилась к Никки:

— Колледж Эйнштейна — это замечательное место, но страшно дорогое. Ты, верно, по уши в долгах. Давай, признавайся, чем мы тебе можем помочь?! Накоплений у нас почти нет, но, если надо, то мы продадим этот дом... — тут голос Тобеа немного дрогнул, но потом окреп, — ...и купим себе поменьше. Зато тебе поможем.

— Спасибо, — сказала с искренним чувством Никки. — Но я справлюсь.

Она достала из кармана книжечку и быстро черкнула пару строк. Протянула Микишам вырванную страничку:

— На нужды МарсоИнститута и ваших исследований. Если вы пришлёте мне отчёт об их использовании, тогда я смогу вычесть эти деньги из налогооблагаемых доходов. Но можете и не присылать. Расходуйте куда угодно — это ваши деньги.

Нат с недоумением взял чек и рассмотрел его. Потом, внешне спокойный, отдал чек жене:

— Ничего не понимаю. Кто эта девочка?

— Здесь написано «триста миллионов долларов»... — сказала со страхом Тобеа.

— Последние несколько месяцев меня зовут королевой Гринвич, — спокойно сказала Никки. — Я получила неплохую страховую премию за Оберонские обсерватории.

— Я слышал эту историю! — воскликнул Нат. — Значит, это была не однофамилица!

Тобеа сказала дрожащим голосом:

— Смотри — Никки выросла без нас и нашей запоздалой помощи, и уже сама помогает таким древним шлёпанцам, как мы с тобой. Как бы гордились тобой твои родители...

Она вытащила платок, вытерла глаза и сердито сказала:

— Я совсем раскисла... выплакала, наверное, десятилетнюю норму слёз...

Ранним утром Микиши провожали их в космопорту. Уже возле двери шлюза Никки обернулась и спросила:

— А откуда я знаю песенку-говорушку?

Чей нос? — Саввин!Куда ходил? — славить!Что выславил? — копеечку!

Тобеа подхватила:

Что купил? — пряничек!С кем съел? — один!Нехороший, нехороший!

и сказала:

— Это моя русская бабушка наговаривала мне в детстве, а я — тебе... Айван, твой отец, вырос на берегу Чёрного моря. У него было много русских друзей, и он хотел, чтобы ты знала побольше о славянской культуре. Я читала тебе русские стихи и народные сказки. Правда, ты была так мала — удивительно, что ты запомнила эту говорушку...

И её расстроенно-счастливое лицо снова стало таять слезами.

Никки зашла в свою каюту, села в кресло и посмотрела в иллюминатор на рыжую стенку кратера и блестящие окна космопорта. Вдруг она явственно почувствовала, что за стёклами стоят и машут руками её старые друзья. И девушка поняла — у неё появился ещё один родной дом. Место, которое пропитано терпким до слёз прошлым.

«Верно, верно!» — взволнованно танцевали блики в комнате у бассейна.

В комнате её счастливого детства.

«Марсианский орёл» засвистел, заклекотал двигателями — и за двадцать три минуты полёта перенёсся в другое полушарие Марса. Посадочная полоса в порту «Саусгарден» была не так ухожена, как бетон столичного космопорта, и под садящимся кораблём взвихрились клубы ржавой пыли, покатились тёмно-синие камни, сдутые газо-плазменным напором.

Вокруг расстилалась марсианская пустыня, лишь на горизонте виднелись пологие стеклянные купола.

— Нам не разрешают садиться ближе к оранжереям, садоводы не любят пыль и летящие камни, — объяснил капитан и скомандовал:

— Все на выход! Теперь вами займётся мистер Дикори.

Школьники высадились из шлюза, но, к своему удивлению, не нашли возле корабля ни автобуса, ни другой машины, которая могла бы доставить их к оранжерейному комплексу, виднеющемуся вдалеке.

Посреди буро-красного песка, усеянного почти чёрными камнями, стояла лишь одинокая фигурка — плотная и короткая, с сердито упёртыми в бока руками. Чистый гном.

— Экскурсанты, слушать меня внимательно! — раздался скрипучий голос в динамиках скафандров. — Я — старший оранжерейщик Дикори, и я решаю, что показать вам сегодня. Начнём нашу экскурсию с прогулки по поверхности Марса. Пройдём километр пешком.

— Пешком?! — возмутился голос Дитбита.

— Кому из слабаков не нравится, — проскрипел оранжерейщик, — тот остаётся на корабле.

Он резко повернулся и зашагал, причём, не к куполам «Саусгардена», а заметно забирая влево — к ближайшему крутому склону кратера.

Делать нечего. Студенты, по-утиному переваливаясь в жёстких скафандрах, пошли за Дикори: сначала — гурьбой, потом — длинной цепью.

— Посмотрите вокруг! — пронзительный голос оранжерейщика вкручивался в уши не хуже шурупа. — Бесплодные камни и песок! Атмосфера в сто раз разреженнее земной, состоит на девяносто пять процентов из углекислого газа, остальное — азот и аргон. Кислорода всего десятые доли процента, водяного пара — только следы. Средняя температура марсианской почвы минус шестьдесят градусов Цельсия. Лишь летом в полдень температура воздуха может достичь плюс двадцати пяти. Перепады температуры — больше сотни градусов. Песчаная буря со скоростью ветра в сто метров в секунду как наждаком царапает даже прочное стекло!

Низенький человек вдруг остановился и обернулся. Идущие сзади студенты чуть не налетели на него. Возник затор, и вокруг гнома-оранжерейщика подковой сгрудились экскурсанты.

— Разве это не чистое безумие?! — крикнул гном, оглядывая студентов. — В таких условиях мечтать о садах!

Шлемы экскурсантов, подчиняясь напору гнома, робко закивали: да, да, чистое безумие.

Гном повернулся ко всем сердитой спиной и снова зашагал вперёд.