Закон Дарвина - Олег Ростислав

Во вращающихся башнях четырех «тунгусок» были установлены восемь 30-мм автоматических пушек «2А38». В следующие пять секунд они обрушили на колонну тысячу триста бронебойно-зажигательных снарядов.

По полсотни снарядов на каждую из машин колонны.

Две трети улетели мимо, превращая в бурелом осенний чахлый лесок за болотиной. Но и тех 10–25 снарядов, которые попали в каждую из машин, было вполне достаточно, чтобы на дороге не осталось ничего, даже отдаленно напоминавшего воинское подразделение. И без того слабая западная броня с бортов была еще слабее. Снаряды огненными комьями влетали внутрь – вместе с кусками самой брони, ошметками конструкций, обшивки, приборов, закрепленного на бортах снаряжения…

Через семь секунд после начала атаки негорящих машин на дороге не было. Через девять – взорвалась самоходная гаубица, чуть позже – «шишига», которую так и не успели покинуть большинство евсюков. Остальные машины просто горели. Ни одна из авиационных скорострельных 25-миллиметровых пушек «Брэдли», ни один хаммеровский «браунинг» или «Мк19» не стреляли. Стрелять из них было некому. Большинство стрелков были либо убиты наповал, либо корчились в горящих машинах с оторванными ногами. Первые выстрелы со стороны колонны – разрозненная пальба нескольких стволов – раздались только через пятнадцать секунд после начала разгрома.

И тогда голос подал товарищ Калашников – един во многих ипостасях. Тратить 30-миллиметровые снаряды на оставшихся в живых оккупантов и предателей не стоило…

…Майор Бернсуэйд, лежа рядом с горящей машиной, кричал в микрофон:

– Код красный для шестнадцатого! Красный для шестнадцатого! – пока не увидел, как со стороны кривого, нелепого и страшного, как в фильме ужасов, серого леса за болотом приближается стремительный рыжий плевок. В стороне летели к колонне еще два таких же. Бернсуэйд судорожно сжал гарнитуру, открыл рот… и через миг волна уплотненного до твердости бетонной плиты воздуха – после взрыва первого из трех выпущенных «Шмелей» – размазала его о горящий остов командирского «Хаммера», который мгновенно потух, – пламя снесло, сбило и скомкало…

…Первый из двух вылетевших с авиабазы «Фалконов» погиб в трех километрах от места засады – «тунгуски» от села достали его на пределе возможностей, выпустив для верности десять ракет серией, по пять каждая. Зафиксировав облучение радаром зенитки, пилот отстрелила целую порцию ловушек, совершила заученный маневр – и получила-таки ракету в сопло. Правда, три остальные, «заходившие» на ее самолет, «отвлеклись», но ей уже было все равно. Исправно сработавшая катапульта пробила ее телом несбросившийся колпак кабины, и через две минуты труп упал на заброшенном колхозном выгоне, буквально в десяти метрах от того места, где пятеро беженок из города варили поздние померзшие грибы для детей, кучкой спавших под ворохами досок и старого рубероида и шифера. На трупе летчицы нашли пистолет, хороший нож, кое-какой НЗ, десять золотых английских соверенов, официальную записку на русском с просьбой «Помочь пилоту сил ООН добраться до своих и получить вознаграждение» и фото семьи, которое тут же разорвали в десять рук с какой-то звериной яростью. Потом стащили с убитой комбинезон, теплое белье, а с похоронами возиться, конечно, не стали.

Второму пилоту – ведомому – повезло немногим больше. При виде того, что происходит вокруг, он неожиданно резко осознал, что с компьютерным тренажером это не имеет ничего общего. Через секунду после того, как он с истеричным воплем ужаса жидко опорожнил кишечник в специальный памперс, ракета попала под левое крыло, и вошедший в кабину осколок дюраля чисто и безболезненно отрезал пилоту голову. То, что осталось от машины, грохнулось в старый затиненный пруд возле заброшенной деревни…

…Ярцевский стоял на броне выехавшей к дороге «тунгуски». Маскировочная, рогатая от ракет, антенн и стволов, она была вызывающе украшена во весь лоб косой черно-желто-белой полосой с золото-алой на черной полосе вайгой и гербом бронесил Княжества – кольчужным кулаком с зажатой палицей. Остальные машины к дороге не выезжали. Передвигавшиеся по дороге дружинники то и дело нагибались, запасая в серо-коричневые мешки из грубого рядна часы, коммуникаторы, прицелы и вообще все, что представляло интерес для княжества в целом или для кого-то из дружинников в отдельности. Добивать было практически некого, только в болоте уже нечленораздельно вопили и ревели двое каким-то чудом добравшихся туда евсюков, протягивая к берегу руки и пытаясь выбраться из ледяной жижи, неспешно заглатывавшей их. На них смотрели равнодушно – и немногие.

– Примерно так, – сказал Ярцевский и поглядел на часы. – Саня, пора, – произнес он негромко…

…Верещаев убрал с лица шарф и осмотрелся. Когда ему показали «тунгуски», он не поверил. «Тунгуски» какими-то неведомыми путями доставил Пешкалев, равно как офицерские экипажи – как раз этих людей Ольгерд видел, но принимал, естественно, просто за переселенцев, тем более что офицеры приехали с семьями и в разное время. Сейчас Ольгерд находился в некоторой растерянности, через которую прорастал гнев. На его глазах шесть этих машин уничтожили два самолета, два вертолета, больше двадцати единиц техники и двести оккупантов – за каких-то две минуты. Шесть машин, всего шесть!!! Каждая из них стоила каких-то двести тысяч долларов. Ну, пусть полмиллиона. Пусть!!! Но ведь те яхты, клубы, гулянки, бессмысленные «нац-проекты», похожие на беготню обезглавленной курицы, – перед сдачей власть дураков и подонков вбухивала на все это десятки миллионов!!! И теперь мучился и умирал русский народ, становились рабами и злополучными игрушками русские дети и женщины, вымирали русские города, вывозились русские богатства, осквернялась сама Русская земля, русская история, русская память… из-за чего? Из-за тупости и жадности кучки негодяев?! Сотни таких машин, сотни новых самолетов и вертолетов, сотни новых танков, десятки кораблей, десятки тысяч хорошо обученных солдат – не цыплят с тощими шейками и замученными глазами… все это было украдено, и Россия осталась беззащитной, и само будущее ее повисло на тонкой ниточке над жадно чавкающими слюнявыми пастями чудовищных монстров… И кто же защищает Россию? Да вот же – ее защищают адвокаты, учителя, менты, инженеры… все, кто угодно – кроме тех, кто трещал об этом и делал широкие жесты! И снова приходится воевать на своей земле…

Верещаев ощутил, как мышцы лица свело судорогой. В этот момент, попадись ему предвоенные «деятели», он бы разорвал их в клочья голыми руками и втоптал эти клочья в обгорелую землю. «Ну нет, – подумал он ясно, – если будет шанс – они не спрячутся нигде. Разберемся с пришлыми, вытащим всю сволочь сюда, с их уютных вилл в «Курвахшалых» и распнем всю эту свору – голыми и вниз головами – на московских «ежах». Или будет так – или мне не жить. Поворачивать все равно некуда».