Врата Победы - Влад Савин

И тут на поле между нами и немцами падают немецкие же снаряды, оставляя густой дым. Это все-таки не сплошная завеса, но здорово нам мешает - правда, мешает и немцам. Мы открываем огонь, осколочно-фугасными по пехоте, бронебойными по немецкой броне - прямые попадания буквально разносят "мардеры" на части, но и от фугасов, разорвавшихся рядом, самоходки или замирают, или продолжают двигаться, но перестают стрелять. Огоньку добавляют и наши минометчики, всего лишь батальонный калибр, но пехоте хватает - что странно, на самоходки тоже действует! Достает и нас, "тройке" из первой батареи прямо в лоб, пробитие - как после оказалось, из всего экипажа лишь мехвод выжил, и то контуженный. И все той же "единичке" из второй, и снова в гусеницу, такое вот счастье. Похоже, у немцев 88/71, а не просто "восемь-восемь", раз нашу лобовую броню на такой дистанции берет, тут явно больше тысячи метров! Стреляют густо, даже вслепую, сквозь дым - бронебойными, к счастью для мотострелков и обоза.

Немцы прорываются наконец сквозь стену дыма. Странные машины, как "мардеры"-переростки, на корпус легкого танка сверху приделана длинная пушка, совершенно открыто, лишь щит спереди, а расчет, он же экипаж (кроме мехвода, конечно) рядом бежит, по раскисшему полю! Залегает, от нашего огня, затем перебежкой вперед, к остановившейся самоходке, готовятся стрелять. Рябко, осколочный - получите, суки! Хорошо попало - нет, кто-то вскакивает, машет рукой, к нему несколько фрицев из пехотного строя подбегают, снаряды подавать. Осколочный заряжай, мне и прицел менять не надо! В наушниках крики и мат, кажется у нас еще кого-то подбили, дистанция шестьсот, это как бойня в упор, и наши, и их калибры одинаково броню пробивают, но фрицев пока больше! Однако им здорово от наших пулеметов и минометов достается - стреляют редко, залегают возле машин, заменяют выбывшие номера расчетов, нам работать куда легче! Их пехота пытается броском добраться до нас, в оптику у многих в руках "фаусты" вижу - но поле грязное, быстро не побежишь, да еще с полной выкладкой, и под пулеметами - не только штатными, вижу, кто-то из мотострелков на броню самоходок запрыгнул, и из того, что у нас на люках приделано, по полю поливает. И попятились немцы, не дошли до нас, скрылись в дыму. Самоходки их были выбиты все, и у каждой не меньше чем по десятку дохлых фрицев валялось, весь расчет, и те кто на помощь подбежал. Причем что любопытно, когда после смотрели, четыре штуки оказались неповрежденными совсем - водилы по-пешему удрали? А "пантеры" так и не появились.

У нас, кроме уже названной мной "тройки" достало еще пятерых, причем три машины сгорели. Одна, как заверил Тимофеич, через час будет на ходу. И опять же, "святое благословение", ни один экипаж полностью не погиб! Но - девятнадцать убитых, и тридцать раненых, это считая с теми, кто у мотострелков! За считанные недели, а то и дни, до Победы!

-Это и есть русский фанатизм - спросил пленный немец-врач, когда я появился в "обозе", четыре сотни метров позади нашей главной "линии обороны" - или фатализм? Или вас бы расстреляло бы ваше НКВД, если бы вы отступили?

-Да пошел ты, ... - отвечаю - жить конечно хочется, только чтобы вы все при этом сдохли, фашисты проклятые. После того, что вы у нас творили - тесно нам с вами на земле. Азаров, переведи!

Немец стал что-то торопливо говорить. Наш разведчик слушал, и усмехнулся.

-Спрашивает, вот у него трое детей в Магдебурге, так неужели их тоже расстреляют? И просит забрать их в "detdom" и воспитать как русских, пусть никогда не узнают про свою родину и родителей, но останутся жить! Он что, издевается над нами?

-Нет - отвечаю - культура европейская такова. Если тебя победили, то сиди и не рыпайся. Знаешь, что в Германии партизан отродясь не бывало, даже когда их Наполеон топтал - это только наши, русские, могли, взять топоры и вилы, и в леса. Переведи - пусть не трясется. Товарищ Сталин сказал, народ немецкий останется, это фашистов мы уничтожим - тех, кто считает себя избранной нацией. А если он и его дети так не думают - то пусть живут, нам не жалко!

Гремело на юге - где наши от Зеелова шли прямо на Берлин. Гремело на севере, где немцев выбивали с их последнего плацдарма на правом берегу, у Цедена. И шли над нами на запад краснозвездные эскадрильи, а немецкую авиацию в этот день я видел лишь однажды - два "фоккера" прошли в стороне, преследуемые "яками". К шестнадцати часам наконец с юга подошли правофланговые части соседней, Сорок Седьмой армии, теперь в наших руках была и железка, и северная дорога, фронт был от Нойлевина до деревни (или городка, у фрицев это различить трудно) Нойтребин, дальше по восточному берегу озера Китцер-Зее, и по автостраде Врицен-Зеелов. Наконец отправили в тыл раненых - и наших, и фрицев. И продолжили выполнение боевой задачи.

Теперь предстояло штурмовать Врицен. Этот городок стоял в шести километрах на запад от Нойлевина, перекресток дорог, здесь сходились две железки, автострада, и северная грунтовка. И речка, прикрывающая с востока, и полоса леса позади. А в тридцати километрах к юго-западу от Врицена - Берлин!

Из протокола допроса. 13 апреля 1944.

-Фамилия, звание, должность, часть?

- Рядовой Филип, господин офицер! Простите, не разбираюсь в ваших званиях и погонах. Я не эсэсовец, и даже не немец, я француз! Это только мундир со знаками СС, но это гнусная провокация! Я совершенно не хотел попасть на эту войну, но меня заставили!

- Вы не ответили на вопрос, к какой части принадлежите.

- 599й штрафной пулеметный батальон, господин... Мне предлагали идти в армию Еврорейха, воевать в Африке, еще прошлым летом, но я сказал, что война не для меня! И вот, мобилизовали принудительно!

- Если это случилось только сейчас, то следовательно, вы работали на Рейх?

- Господин офицер, я был всего лишь актером в "Пти Паради", маленьком парижском театре! Веселил публику, даже в эти тяжелое для Франции время! А не был мобилизован потому что... Мой отец, коммерсант, был близок с кем-то из оккупационной администрации, он хлопотал, чтобы меня не трогали.

-Ваш отец работал на германскую армию?

-Господин офицер, но в бедной, несчастной Франции сейчас без этого нельзя! Кто не работает на войну, тот подлежит мобилизации. А жить более-менее богато может лишь тот, кто наиболее полезен немцам. Но я был дружен с теми, кто без сомнения, входил в Сопротивление!

-И чем занимались в Сопротивлении лично вы?

-О, господин офицер, быть настоящими бойцами Сопротивления могли лишь истинные герои! Храбрые как львы, в совершенстве владеющие оружием, обученные всяким тайным штучкам, как в кинобоевиках. Ну а я был всего лишь маленьким человеком, ничему из этого не обученным. Но я сочувствовал вашей армии и солдатам генерала Де Голля, и с нетерпением ждал, когда освобождение придет! А мои друзья говорили про немцев такое... наверняка они или сами были связаны с Сопротивлением, или знали таких людей. А я молчал, никого не выдал, хотя нам было строжайше велено, обо всем доносить в гестапо! Я не сказал ничего, даже когда меня арестовали и били на допросе!

-За что вас арестовали?

-Не знаю! Скорее всего потому, что на одном из спектаклей я позволил себе... Я там играл черта, так прилепил ему усики и скорчил рожу, как Гитлер на трибуне, я видел в кино. Наверное, кто-то донес - на следующее утро за мной пришли. Меня держали в невыносимых условиях, жестоко избивали! Затем погрузили в вагоны, это было ужасно, как скотину! - и выгрузили уже здесь. Нам сказали, что Рейх предоставил нам последний шанс доказать свою лояльность! Но я слышал разговор двух немецких офицеров - о том, что будто бы Гитлер потребовал еще солдат на Восточный фронт, и Кох, ставший во Франции главным, когда Достлера отозвали, отправил арестантов, "потому что они уже пойманы и собраны вместе", и что "если наловить любых других, нет никакой гарантии их большей лояльности".

-Однако же вы оказались в рядах добровольческого батальона СС. Приносили особую присягу?

-Нет! Меня никто не спрашивал! Нас привезли, выдали эти мундиры, оружия не давали - затем объявили, что мы все мобилизованы в войска СС! И что любой из нас будет немедленно расстрелян за малейшее неповиновение, за нахождение без дозволения вне расположения части, за отступление с позиции без приказа, за попытку сдачи в плен! Хотя там впереди русский фронт, а все знают, что эсэсовцев русские в плен не берут. Но нас все равно держали как под арестом.

-Вас лишали свободы?

-Фактически да! Огороженная территория, и вооруженные часовые вокруг. Рота - два взвода по пятьдесят человек. Про остальные роты батальона не знаю, они наверное, были на участках рядом. Каждый взвод - смена, нас дважды в сутки отводили в первую траншею, и приковывали к пулеметам, ключи были только у немецких унтер-офицеров! И - двенадцать часов дежурства, в дзоте, или даже открытом окопе, негде было укрыться! Почти без еды и воды - только фляжка, и горсть сухарей. И у нас не было никакого оружия, только пулеметы, тяжелые, станковые, их не поднять и не развернуть.