Последний дон - Марио Пьюзо

Первый звонок Кросс предвидел заранее. Джорджио Клерикуцио призывал его в особняк Семьи в Квоге. Кросс ни на минуту не обольщался мыслью, что Клерикуцио не узнают о его действиях. Второй звонок был от Элая Марриона с просьбой приехать в Лос-Анджелес без адвоката. Кросс согласился, но, прежде чем покинуть Лас-Вегас, позвонил Молли Фландерс и рассказал ей о телефонном звонке Марриона. Она просто взбеленилась.

– Ох, уж эти скользкие ублюдки! Я захвачу тебя в аэропорту, и мы отправимся на встречу вместе. Никогда даже не здоровайся с главой студии, если при тебе нет адвоката.

Когда они вдвоем вошли в кабинет Марриона в здании студии «ЛоддСтоун», то сразу поняли, что не все ладно. Четверка дожидавшихся их мужчин смотрела на них с вызовом, словно собираясь прибегнуть к силе.

– Я решил привести своего адвоката, – сообщил Кросс Марриону. – Надеюсь, вы не против.

– Как пожелаете, – отозвался тот. – Я просто не хотел ставить тебя в неловкое положение.

– У вас должен быть очень солидный повод, – с суровым лицом сердито бросила Молли Фландерс. – Вы хотите заполучить картину обратно, но наш контракт крепче стали.

– Ты права, – подтвердил Маррион. – Но мы собирались воззвать к совести Кросса. Он и пальцем не шевельнул, чтобы решить проблему, в то время как студия «ЛоддСтоун» вложила значительное время и крупную сумму денег, а также творческих дарований, без чего постановка этого фильма была бы невозможна. Кросс получит свои деньги обратно. А также десять процентов от чистой прибыли, и мы не будем скупиться, решая, что вычитается из дохода. Он не подвергается ни малейшему риску.

– Он уже подвергался риску, – не уступала Молли. – Ваше предложение оскорбительно.

– Тогда мы отправимся в суд. Кросс, я не сомневаюсь, что вам эта мысль так же отвратительна, как и мне. – Маррион улыбнулся Кроссу доброй улыбкой, от которой его обезьянье лицо приобрело ангельское выражение.

– Элай, – возмутилась Молли, – ты ходишь в суд по двадцать раз в году и всякий раз платишься за это, потому что откалываешь номера вроде нынешнего. Мы уезжаем, – заявила она, обернувшись к Кроссу.

Но Кросс знал, что не может позволить себе ввязываться в долгое судебное разбирательство. Приобретение им фильма, вслед за каковым очень кстати последовала смерть Сканнета, будет подвергнуто тщательному рассмотрению. В суде раскопают всю его подноготную и нарисуют его такими красками, что Кросс станет слишком заметной фигурой, чего старый дон на дух не переносит. Яснее ясного, что Марриону это известно.

– Задержимся еще на минутку, – сказал Кросс Молли, после чего обернулся к Марриону, Бобби Бентсу, Скиппи Диру и Мело Стюарту. – Если в мой отель приезжает игрок и играет, и попадает в полосу везения, я плачу ему чистой монетой, не предлагая поделить барыши поровну. А именно это вы, джентльмены, мне и предлагаете. Почему бы вам не поразмыслить над своим предложением еще раз?

– Это бизнес, а не игра, – презрительно бросил Бентс.

– Вы заработали минимум десять миллионов долларов, не идя ни на малейший риск, – утешил Кросса Мело Стюарт. – Несомненно, это вполне справедливо.

– И притом даже пальцем не шевельнул, – поддержал его Бентс.

На стороне Кросса остался только Скиппи Дир.

– Кросс, вы заслуживаете большего. Но то, что вам предлагают, куда лучше, чем судебная свара с риском проиграть. Спустим на сей раз на тормозах, а мы с вами непременно сделаем дело вместе еще разок, без студии. Я обещаю, что вы получите по справедливости.

Кросс понимал, насколько важно выглядеть безобидным, так что смиренно улыбнулся:

– Может быть, все вы правы. Я хочу остаться в кинобизнесе в хороших отношениях со всеми, а десятимиллионный доход – недурное начало. Молли, позаботься о бумагах. Мне нужно успеть на самолет, так что прошу меня простить. – Он покинул комнату, и Молли последовала за ним.

– Мы можем выиграть дело в суде, – заявила она.

– Я не хочу идти в суд, – возразил Кросс. – Заключай договор.

Молли внимательно вгляделась в него, после чего промолвила:

– Ладно, но я получу больше десяти процентов.

Когда Кросс назавтра прибыл в особняк в Квоге, его уже дожидались дон Доменико Клерикуцио, его сыновья Джорджио, Винсент и Пити, а также внук Данте. Они вместе поели в саду. Трапеза состояла из холодных итальянских окороков, сыров, громадного деревянного блюда с салатом и длинных батонов хрустящего итальянского хлеба. Тут же стояла и миска тертого сыра для дона. За едой дон небрежным тоном заметил:

– Кроччифисио, мы слыхали, что ты занялся кинобизнесом. – Он замолк, чтобы отхлебнуть красного вина, после чего набрал полную ложку тертого итальянского пармезана.

– Да, – подтвердил Кросс.

– А правда ли, что ты изъял некоторую часть своих акций «Занаду», чтобы профинансировать кино? – осведомился Джорджио.

– Тут я не вышел за пределы своих полномочий, – ответил Кросс. – В конце концов, я ваш Bruglione на Западе, – издал он смешок.

– «Bruglione» – очень правильное определение, – изрек Данте.

Бросив на внука неодобрительный взгляд, дон повернулся к Кроссу:

– Ты впутался в очень серьезное предприятие, не проконсультировавшись с Семьей. Ты не нуждался в нашей мудрости. Но, что важнее всего, ты совершил насильственные действия, каковые могли повлечь официальные преследования. В подобных случаях обычай весьма недвусмыслен: ты должен получить наше одобрение или идти своим путем, приняв на себя полную меру ответственности.

– Вдобавок ты воспользовался ресурсами Семьи, – резко вклинился Джорджио, – охотничьей хижиной в Сьерре. Использовал Лиа Вацци, Леонарда Соссу и Полларда вместе с его агентством безопасности. Конечно, все они – твои люди на Западе, но они еще и ресурсы Семьи. К счастью, все прошло безупречно, но что, если бы возникли осложнения? Под удар были бы поставлены все мы.

– Ему все это известно, – нетерпеливо перебил дон. – Вопрос в том, ради чего это все затевалось. Племянник, много лет назад ты попросил уволить тебя от сей нужной работы, каковую приходится делать некоторым мужчинам. Я удовлетворил твое требование, несмотря на тот факт, что ты был весьма ценным работником. Ныне ты отважился на подобное ради собственной корысти. Это отнюдь не похоже на моего возлюбленного племянника, каким я его знал.

Кросс понял, что дон симпатизирует ему. Однако признаваться, что он поддался чарам Афины, все же не следовало; такое объяснение не только не сочтут разумным, но еще и воспримут как обиду. Возможно, смертельную. Разве можно ставить страсть к посторонней женщине выше лояльности Семье Клерикуцио?

– Я видел возможность заработать, – осторожно подбирая слова, начал он. – Видел шанс захватить плацдарм в этом бизнесе. Для себя и для Семьи. В бизнесе, отбеливающем черные деньги. Но мне надо было действовать стремительно. Я ни в коем случае не собирался держать это дело в секрете, чему служит подтверждением хотя бы то, что я воспользовался ресурсами Семьи, о чем вам непременно стало бы известно. Мне хотелось предстать перед вами, успешно завершив дело.

– Так завершено ли оно? – улыбнувшись ему, ласково спросил дон. Кросс тотчас же почуял, что дону все известно.

– Возникла еще одна проблема, – Кросс изложил обстоятельства новой сделки с Маррионом. И очень удивился, когда дон громко расхохотался.

– Ты поступил совершенно правильно, – отсмеявшись, сказал дон. – Судебное разбирательство могло бы завершиться катастрофой. Пусть упиваются победой. Нет, каковы мазурики, ничего не скажешь! Хорошо, что мы всегда держались в стороне от этого бизнеса. – Он мгновение помолчал. – По крайней мере, ты заработал десять миллионов. Весьма кругленькая сумма.

– Нет, – возразил Кросс, – пять для меня, а пять для Семьи, это дело ясное. Однако не думаю, что мы должны позволять обескуражить себя настолько легко. Я имею кое-какие планы на сей счет, но мне понадобится помощь Семьи.

– Тогда мы должны обсудить более выгодное распределение паев, – встрепенулся Джорджио. «Вылитый Бентс, – отметил про себя Кросс. – Вечно стремится выжать из сделки все до последнего цента».

– Сперва поймай кролика, а уж после дели его тушку, – осадил его дон. – Семья тебя благословляет. Но при одном условии: полное обсуждение всех решительных шагов. Ясно тебе, племянник?

– Да.

Кросс покидал Квог с легкой душой. Дон явно выказал ему свое благоволение.

Хотя дону Доменико Клерикуцио было уже далеко за восемьдесят, он все еще распоряжался своей империей. Мир этот был создан ценой громадных усилий и колоссальных затрат, так что дон считал свою участь вполне заслуженной.

В преклонном возрасте, когда большинство людей терзается грехами, совершенными вольно или невольно, сожалениями о несбывшихся мечтах и даже сомнениями в собственной правоте, дон оставался столь же неколебим в собственных добродетелях, как и в четырнадцать лет от роду.