После развода. Бывшая любимая жена - Анна Томченко

ничего не мог сделать. Я никого бы не мог спасти, потому что так как-то наверное закономерно получается, что мужчина спасает женщину. Но в первую очередь женщина всегда спасает мужчину.

Уходом в ночь, в метель, сыном на руках. На маленькой кухне. Под дождем на ступеньках подъезда.

И спустя два года, стоя с отцами и обсуждая новую постройку, я изредка бросал косые взгляды на свою семью, на матерей, которые сидели в летней кухне, на Устинью, которая бегала за Мишкой, пытаясь поймать его и накормить. На Маруську, которая к своим годам стала прям девочкой-девочкой и не хотела играть в войнушки ни с Михой, ни с Кирюхой. На Кирюху я тоже смотрел. Из него вырастет кто-то особенный, безумно много чувствующий. Я подозревал, что к бизнесу Кирилл не будет иметь никакого отношения, а вот к тому, что он станет кем-то великим— это было абсолютно точно.

Разместив всех гостей поздно вечером, я сидя в своём кабинете вдруг понял, что череда гроз закончена.

Я получил не просто жесточайший урок. Я почти был готов попрощаться со своей семьёй. И отныне и впредь я понимал, что пройдут года, месяцы, недели, дни, но я себе не позволю такую слабость— выбрать кого кроме моей единственной, любимой супруги. Хоть она по прежнему и оставалась бывшей.

— Занят? — Рыбкой скользнула в кабинет Устинья и тут же села с краю на стол, сложила руки на коленях.

— Для тебя свободен. — Шепнул и дотронулся кончиками пальцев до её острой коленки.

Устинья хохотнула, а я сгробастав её, потянул на себя. Усадил на колени. Рука как-то сама по себе вдруг поползла вверх по бедру.

— Ты жалеешь? — Остановившись в какой-то момент, спросил я, тыкаясь носом ей в шею.

— Я бы жалела, если бы все было зря. — Честно призналась, разворачиваясь ко мне и обхватывая моё лицо руками. — Я бы жалела, если бы ты не вытащил мать. Я бы жалела, если бы с Кириллом что-то случилось. Я бы жалела, если бы не родила Михаила. Я бы жалела, если бы у Родиона была разрушенная жизнь. Я бы жалела, если бы Назар и София разошлись. А так думаю все это достаточная плата за прощение. — Она произнесла это тихо и упёрлась лбом мне в лоб.

Я тяжело вздохнул.

— Я каждый раз благодарю Господа за то, что у меня есть ты. — Шепнул, набирая в грудь побольше воздуха. — Я каждый раз благодарю за то, что в твоём сердце было настолько много любви, что ты рискнула на самый сумасшедший и безумно сильный поступок. Но это не говорит, что я способен только благодарить. Это говорит о том, что я до конца своих дней буду просить у тебя прощения, стоя на коленях.

Устинья слегка отстранилась. В её глазах блеснул какой-то неправильный, достаточно редкий огонь, как вспышка.

— На коленях говоришь? Адам Фёдорович. — Бархатно, словно кошка мурлыкая, произнесла Устинья.

Я подхватив её на руки, усадил на стол.

На коленях, любовь моя.

На коленях…

Конец.