Леди не движется-2 - Олег Дивов

— Нахожу, что недостоверно. А так — покатит. С пивком. Но тебе пивка нельзя, ты несовершеннолетний.

— Зато я из Китайского квартала. Тут не смотрят, сколько тебе лет. Были бы деньги. Но я, честно скажу, ко всему этому — ни-ни. От спасибо, у нас всех Васькин пример перед глазами.

— У кого — всех?

— Да у Вэня, кроме меня, еще человек двадцать учатся. Он мужик щедрый, даже денег не берет. Я у него живу, он меня кормит и учит, а я только дом убираю, и то не в службу, а в рамках обучения по китайской системе. Вообще Вэнь люто ненавидит весь этот фольклор, но должен же кто-то убираться в доме, верно? Кто-то убирается, кто-то жратву готовит, кто-то стирает… А он зарабатывает не так уж и дофига. Ну, пенсия у него, федеральная, и еще он что-то за настройку чипов получает, но клиентура у него — сама понимаешь, китайский квартал. И при этом он еще содержит детский сад из детишек вроде меня. Поэтому у нас что-то вроде общины.

— А Князев? Он тоже подкидыш?

— Ха, Васька, — Хуан Антонио даже обиделся. — Знаешь, я всегда мечтал морду ему набить. Ему все в жизни досталось даром. Вообще. Он ничем не дорожит. Он же, сукин сын, из хорошей семьи. Не из квартала вообще. У него мать черная, а папаша белый. Люди такие, обеспеченные. Папаша чокнутый на восточной романтике, никто не сказал придурку, что Старого Китая уж лет шестьсот как нет, и настоящую китайщину если только в Шанхае можно найти, и то если знать, где искать, и тебя не прирежут по дороге — а чего, когда прирезали, это и есть настоящая китайщина… Короче, Васькин папа вообразил, что у нас тут Шаолинь, и отдал сына типа в обучение. Вэнь на самом деле, если ему вожжа под хвост попадет, он тебе не только Шаолинь в лучшем виде покажет, он тебе и вуду устроит, и империю инков воссоздаст, и вообще все, что закажешь. За Ваську платили, и Вэнь решил — а что, на эти деньги можно чуть почаще всей кодле мясо покупать. Сам он чуть не на одном рисе с концентратами живет, а нам старается пусть овощи, но натуральные покупать. Но на самом деле к нему весь рынок с пониманием. Знаешь, как бывает? Товар начал портиться, купить его не купят, для себя вроде есть, можно на фабрику сдать, а можно отдать Вэню, у него мальчишки подгнившее вырежут, а прочее в котел пойдет. Ты на меня не гляди, я генетически такой шелудивый, а остальные ребята у нас нормальные, в армию когда идут — ни одной придирки на медкомиссии.

— А Вэнь вас в армию готовит?

— Ну, во-первых, армия — это вполне себе способ уехать из Китайского квартала. Это, конечно, Танира, климат-курорт и все дела, только парню с помойки тут не подняться, так и пролежишь всю жизнь под пальмой, вроде бы неплохо, но скучно. А во-вторых, Вэнь — офицер. Майор. Он не понимает, как это парень может не служить срочную. Мне только прощает, потому что я единственный из всех его ребят — круглый сирота.

— Майор — это круто, — сказала я, вспомнив трудности с получением нашивок выше капитанских для людей без аристократической родни.

— Он не рассказывает. Но какой-то подвиг совершил. Он весь в шрамах, даже таблетки не помогают. Как будто его до кишок резали, фигурненько так.

— И что Васька?

— Васька, — согласился Хуан Антонио. — Знаешь, такие привилегированные мальчики — они всегда в бедных общинах парии. Это не про Ваську. Настолько талантлив, сукин сын, что ему прощали все. Я про себя не скажу, что дурак. Но я над задачей бьюсь сутки — а Васька через три минуты ответ дает. Он все левой задней ногой делал. Походя. Ну просто, понимаешь, такие мозги, что замираешь. Нечеловеческие. А он их не ценил совершенно. Он вообще ничего не ценил. Жил как растение. Все как должное принимал. Я за каждый шанс зубами хватался, а он даже внимания не обращал. У него всегда все было зашибись. Даже когда его родители в автокатастрофе разбились, для Васьки ничего не изменилось. У него уже был полностью оплаченный курс в колледже на Эвересте, математический, он там федеральный, ему от родителей достались хорошие деньги, дом, кусок земли, еще что-то из недвижимости, но уже не на Танире. Живи не хочу. Девчонку встретил — мы просто помирали все. Женился, родил дочку, бросил.

— Это было до того, как Вэнь его выгнал, или после?

— После, конечно. Уже после того, как он колледж бросил. Ему было семнадцать, когда родители умерли, и Васька пустился во все тяжкие. У нас же на рынке пара притонов есть, и он оттуда не вылезал. Вэнь его иногда за шкирку вытаскивал. Наркота, карты… Васька решил, что раз он математик от Бога, то и в карты сможет выиграть. Ну да. Особенно под наркотой. Вэнь его как-то вразумил, заставил школу закончить, выпроводил в колледж. Васька и там нашел. Через полгода его выгнали. С таким офигенным скандалом, что даже вернули предоплату за обучение, лишь бы ушел. Васька приехал сюда и завис на рынке. Вэнь надавал ему по шее, Васька на полгода пришел в себя. Тогда он женился как раз. Потом — опять за старое. Короче, он за четыре года спустил все, что было, и еще в долги влез. Как он перебивался, я не в курсе, нам всем Вэнь тогда сказал — держитесь от него подальше. Потом у Васьки внезапно в мозгах коротнуло и наступило просветление: он крестился в православие, бросил все пороки — карты, наркоту, выпивку и даже мясо, — снова женился. Жена у него, между нами, та еще стерва, да и фиг с ней, не мне ж с ней жить.

— Интересно, почему у него в досье даже намека на колледж нет.

— Так он все стер. Вот после этого Вэнь нам и сказал — держитесь подальше. Потому что, если человек стирает данные так, что их не видят даже федералы с контрразведкой, и при этом у него нет тормозов, — рано или поздно кончит суровым криминалом. Достирается до пожизненного одной левой.

— А где он стирать научился?

— По ходу, в колледже. Потому что, сама понимаешь, нас этому Вэнь не учил. То есть после того, как Васька оборзел, конкретно меня Вэнь научил, но Васька нахватался сам.

— Но ты сможешь разобрать его творения?

— Да смогу, конечно. Не, я знаю, что ты думаешь: Васька наслушался от Вэня чисто теоретических заходов и сообразил, как применить их на практике. А я так скажу: у ваших федералов не только теоретические заходы, но и практика, и все равно они так не смогут. Хотя заходы все те же самые, нет там других, математика-то одна на всех.

— Я не судья и даже не прокурор, — обронила я.

— А я и не оправдываюсь. Просто предлагаю договориться. У федералов мозги понятно как повернуты: раз ученик преступник, то мастер обучил криминалу. Давай мы скажем, что меня научил не Вэнь, а Васька? Я на самом деле у него много чему нахватался, и не приведи господи Вэнь узнает, чему…

— Хуан Антонио, ты почти ребенок…

— А я к чему? — обрадовался тот. — Я несовершеннолетний. К тому же сиротка, жалко-жалко. Меня ни один суд не посадит за криминальные навыки.

Я покачала головой:

— Какая у вас с Князевым разница?

— Восемь лет.

— И ты хочешь сказать, что…

— А что? Если так оно по факту и было? — возмутился Хуан Антонио. — Ты пойми: я маленький, юркий, под ногами мельтешу, а они все большие и важные. И каждому в какой-то момент хочется покровительствовать. Ну так вот он я — покровительствуй! И Васька мне хвастался, ой как хвастался. Потому что я смотрел восторженно и не ругал его за наркоту. А у меня, понимаешь, память хорошая.

— Ну посмотрим.

— Слушай, а когда я уделаю этого вашего федерала, мы в кафе посидим? В смысле, ты и я? — с надеждой спросил Хуан Антонио.

Я хмыкнула, но промолчала. Так оригинально за мной еще не ухаживали. И так простонародно-трогательно.

— Не, ты послушай, — заволновался Хуан Антонио. — Про тебя вообще-то все наши знают. И вообще все нормальные парни. Делла Берг, хо-хо! Тебя никто вообще никогда телкой не называет, даже промеж себя. Делла Берг — это, парни, такая знаменитость, к какой вы даже подойти не посмеете! Вы можете снять любую светскую львицу, главное — подпоить ее грамотно, но Делла Берг через вас перешагнет в любом состоянии. Потому что это Делла Берг. И вот, понимаешь, — Хуан Антонио увлекся, жестикуляция стала страстной, — я просто вижу: вечернее кафе, и мы с тобой за столиком. Все чинно, пафосно, и все мужики на меня оглядываются — это кто такой? Кто этот парень, которому улыбается Делла Берг?! Ну герой! Ну ты понимаешь, что они подумают. И я это знаю. И вот я сижу, гляжу на тебя, знаю, о чем все думают… и говорю с тобой о МАТЕМАТИКЕ!!! АААА!!!

Я расхохоталась.

— Ну? Ты понимаешь, да? — веселился Хуан Антонио. — Вот серьезно, пять лет жизни готов отдать за такую сцену. Слушай, а можно я буду в тебя влюбленным? Мне вообще это нужно. Потому что когда-нибудь мне подвернется шанс, я по привычке вцеплюсь в него зубами и стану крутым. Ну там богатым, или знаменитым, или все вместе. И вот я, уже такой пожилой и солидный, даю интервью. И говорю: знаете, была в моей жизни одна знаменательная встреча. Это была женщина. Равных ей я не встречал. Ее звали Делла Берг. Да-да, та самая, легендарная Делла Берг. Конечно, я влюбился сразу. Я готов был землю целовать под ее ногами, на брюхе за ней ползти. Я был никем, так, червяк какой-то, и вы представляете, эта женщина мне сказала: Хуан Антонио, ты прославишься. И я воодушевился, поверил в себя, за каких-то пять лет заработал на колледж, потом нашел работу, заработал на второй — уже федеральный… И так поднялся. Благодаря тому, что женщина, которую я боготворил, заставила меня поверить в себя.