Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский

8

Мне остается только рассказать о разговоре с полковником. Он состоялся спустя неделю после очной ставки. Эти дни я в управление не ездил. Ждал суда… И вдруг вечером в общежитие приехал капитан Рачков и отвез меня к полковнику. Мы разговаривали с ним с глазу на глаз.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил полковник.

– Хорошо, – ответил я.

– Не можешь ты хорошо себя чувствовать, раз тебе предстоит сидеть на скамье подсудимых рядом с мистером Гленом. Не можешь!

– Я рад, что все уже позади.

– Что – все? – сердито спросил полковник.

– Ну… моя ложь… Чем дальше, тем тяжелее было.

– И все же сам ты не пришел к нам, – сказал полковник. – Может быть, ты хотел освободиться от лжи, но не пришел. Я хочу, Юрий, чтобы ты до конца разобрался во всем, что с тобой произошло. И по праву старшего хочу тебе помочь.

Тебя учили: что ни произошло – все от бога. Бог дал, бог взял. От бога, значит, и то, что однажды директор католического коллежа попросту продал тебя американской разведке. От бога и то, что в Берлине тебе пришлось работать вместе с гитлеровскими бандитами. А Роман Петрович Улезов – твой земляк, которому ты вручил деньги за донос на тебя же? Он тоже от бога? А страшный случай, когда ты обнаружил, что тебя учат отравлять детей? Тоже от бога? И ты не сумел сам разобраться, кто же он, этот страшный бог, и чего он хочет людям. Подумай как следует обо всем этом теперь…

Скажу тебе откровенно – мы много о тебе думали и спорили. Когда ты прибыл в Ростов, некоторые наши товарищи предлагали тебя немедленно арестовать, как агента вражеской разведки. Но решили повременить, посмотреть, как ты себя поведешь. Мы считали, что чувство родины и правды в тебе окончательно умереть не могло. Это ведь как подземный ключ – завали его камнями, скалой целой придави, а он все равно пробьется и превратится сперва в ручеек, а потом в ручей, в реку… И твое поведение в Ростове полностью это подтвердило.

Твои американские душеприказчики этого не понимали, они считали, что сфабриковали из тебя безотказного робота. И когда они прочитали в газете о вручении тебе советского паспорта, решили, что все идет по их плану, а твои сигнальные открытки до них попросту не дошли. Что из этого получилось – ты знаешь. Теперь Глен клянет тебя последними словами, говорит, что ты, как все русские, начинен достоевщиной, что ты просто трус и вообще его самая непростительная ошибка. Но в одном, Юра, он прав – ты действительно трус. Не возражай. Хорошо, что сегодня тебя это уже обижает. Но если бы ты был смелым, волевым человеком, ты бы пришел ко мне сам.

Я не знаю, что решит суд. Но что бы ни было, помни – ты дома. И тебе останется одно – честно жить, работать, учиться – это единственный для тебя способ вернуть, вернее, воскресить любовь к тебе родины и получить право называться полноправным родным ее сыном.

Это все, что я узнал от Юрия Коробцова. Предупреждая вопросы читателей, могу сообщить только то, что к моменту моей встречи с Юрием Коробцовым он был уже руководителем молодежной бригады токарей. Алексей, закончив институт, работал инженером.

Юрий женился. На Соне. У них уже был тогда годовалый сын. Они дали ему имя Юриного отца – Павел. И этот годовалый Павел Коробцов порядком мешал нашим беседам с его отцом…

Он сделал все, что мог

1

Прежде всего о том, как родилась эта повесть, как попали ко мне лежащие в основе повести дневники и другие материалы.

В 1958 году, совершая на автомашине поездку по стране, я заночевал в старом русском городе Острове. Устроился в гостинице и отправился бродить по городу. Выйдя к реке, остановился в удивлении. Представьте себе довольно безлюдный к вечеру маленький городок, деревянные дома в садах, и вдруг перед вами мост, словно перенесенный сюда, скажем, из Ленинграда: могучие стальные упоры, цепи, гранитные тумбы.

Итак, я рассматривал мост. Рассматривал и дивился: зачем нужно было на этой тихой речонке воздвигать такой непропорционально величественный мост? Он был явно дореволюционной постройки. Не ввело ли в заблуждение петербургский департамент то обстоятельство, что эта речонка носит название «Великая»?

Возле меня остановилась пожилая женщина с авоськой, набитой книгами.

— Что вас так интересует? — спросила она и дружелюбно и в то же время немного настороженно.

— Красивый у вас мост, — ответил я.

— Вы приезжий?

Вопрос прозвучал уже более настороженно, и я решил сразу же все прояснить. Сказал, что я не столько приезжий, сколько проезжий, что я писатель, совершаю поездку по стране, что остановился здесь в гостинице. Я назвал свою фамилию. Мы познакомились…

Ольга Михайловна Никишина — так звали женщину — почти сорок лет проработала в библиотеке. Теперь она на пенсии, приехала в Остров на лето, живет у давней своей подруги, у которой тут домик. Мы разговорились о том о сем и, конечно, о литературе. Вдруг Ольга Михайловна спрашивает:

— Не хотели бы вы прочесть один дневник, очень любопытный человеческий документ, относящийся ко времени войны?

Я согласился.

Ольга Михайловна задумалась:

— Вот не знаю только, как практически это сделать. Документы хранятся в Пушкинских