Дикая охота короля Стаха. Оружие. Цыганский король. Седая легенда - Владимир Семёнович Короткевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поднялись и в «палатку» — верхнее помещение солидной оружейной лавки купцов Суровых. Там было тихо, потому что не все рисковали подниматься по крутой деревянной лестнице, скользкой от грязи.
Молодой Суров сидел верхом на лавке и играл с приказчиком в шашки. Молчали пирамиды ружей. А из-за них глухо долетал угрожающий голос:
— Сице… Абие… изыдох…
— Кто это? — спросил Алесь.
— Отец, — безразлично сказал весь залитый жиром молодой Суров. — По вредности своей уже год в палатке Библию читает. Фантазия, значицца, такая у него, чтоб приказчиков, мальчиков да меня выводить из себя, только меня не выведешь — шали-ишь.
И действительно, вряд ли что-нибудь могло вывести из себя молодого купца.
— Жаль вот, покупателей отваживает, — зевнул молодой хозяин. — Как только услышат бормотанье — спрашивают: «Что это у вас, покойник?» — и прочь. Такие потери!
— Ничего, мы не боимся, — сказал Кирдун. — Показывайте ружья.
— Да глядите, чего там. — И Суров взял «за фук» приказчикову «дамку».
— Азиатские процедуры, — неодобрительно сказал Чивьин, слушая нарочито громкое чтение старика.
— Потише бы, — сказал ему Кирдун. — Услышит.
— Глухой он, — зевнул молодой Суров.
И здесь, в этом темном и холодном уголке московского «Сити», покупателям неожиданно повезло. Кроме охотничьих, пусть и дальнобойных, ружей в углу были штабелем сложены штуцера. Штук сто пятьдесят. Длинноствольные, узкие, в основном совершенно новые, а если и поврежденные, то повреждения можно было ликвидировать в обычной кузнице: сменить иглу, поставить скобку, другие мелочи.
— Ах канальи. — У Кирдуна дрожали руки. — Вот повезло. Это вроде того, как настоящий сбитень найти.
— Это труднее, — снова зевнул Суров. — Разве нонче сбитень? Намешают дерьма с медом — и все. Сбитень нонче лишь у редких единиц хорош: мед, зверобой, корни фиалки, стручковый перец, имбирь, шалфей.
Чивьин покрутил пальцем у виска.
— Откуда это у вас? — спросил Алесь.
— Отец еще после крымской кампании где-то купил.
«А у солдат были непригодные ружья», — с горечью подумал Алесь.
Штуцера упаковали на месте, и приказчики снесли и уложили все на ломовиков. Боясь оставить за собой хвост, Алесь приказал ящики увезти на второй, снятый к этому времени, склад. И ему, как всегда после очередной покупки, стало легче. Он знал: сотнями таких ручейков стекается в хранилище оружие. Оружие, к которому со временем прикипят руки.
Он даже с каким-то уважением смотрел на уродливого старика над Библией. А тот сидел над желтой книгой, как сова, и из провалившегося рта вылетало угрожающее:
— Сице… абие… изыдох…
И вдруг старик поднял суровые глаза:
— Штуцерами интересуешься, барин?
— Разным оружием.
— Угу… разным, — шепотом сказал «глухой». — Это мы знаем. Чаем торгуешь?
— Почему?
— В Кяхту[90] мы штуцера продавали. Там нужны… Одним хунхузам оружие, да другим китайцам оружие, да приказчикам… Глядишь, караванам безопасно.
— Я не туда.
— А мне твои торговые тайны без надобности. Я торговлю оставил. Я — при боге. Библию, видишь, читаю… — Старик улыбнулся. — А ты, может, и тайницкие пушки[91] купил бы?
— Зачем они мне? — поостерегся Алесь.
— У нас народ такой, могут и это. — Старик пошамкал ртом. — А ты иди в Бубновский трактир. Найди там Бабкина Пуда Иудовича… Скажи: «Начетчик велел приколоть флейты от кислой шерсти по ер-веди-он».
«Вот тебе и „при боге“», — подумал Алесь.
А старик улыбнулся:
— Так ты, если надумаешь насчет тайницких, приходи.
Когда они выходили, в спину им снова гремело «сице-абие-изыдох…».
Чивьин с сомнением качал головой:
— Не лезть бы нам в ту дыру. Бубновский трактир — ужасное место. А тут еще этот Иудович с его трактирными утехами.
— Рискнем, Аввакумыч, любопытно.
— Ну-к что ж, — вздохнул старик. — Давай рискнем. Только возьмем с собой Макара.
— Что это он сказал? — спросил Алесь. — Ну, ясно, «начетчик» — это он сам… «флейты от кислой шерсти» — солдатские ружья.
— А «приколоть» — это продать. А «ер-веди-он» — это по два рубля девяносто восемь копеек ружье. Дешево! Да, собственно говоря, куда они их продадут? Когда армию грабили, то нахватали всего, даже и ненужного, по жадности своей. А теперь и держать опасно.
В галерее стоял шум. Приказчики задавали взбучку соседскому мальчику-новичку, таскали его за волосы. Видимо, свои приказчики послали парня к соседям «купить на две копейки поросячьего визга», и тот, не осведомленный в шутках Гостиного двора, пошел и вот теперь визжал, как поросенок.
— Не вмешивайтесь, — остановил Чивьин Алеся. — Этим вы ему не поможете. Здесь всегда так. Мещан да купцов наших вешать надо. Злой народ, бессердечный. Вот хоть бы кулачные бои. На льду Москвы-реки или в Преображенском, как фабричные с Котовских, Балашевских да Носовских фабрик бьются.
— Это и у нас есть. Почему бы и нет?
— Есть, да не так. Мне веткинские рассказывали. У вас это чтоб побацаться, погреться. Да в рукавицах. А у нас носовские «суконщики» против гучковских «платочников». Да загодя, за неделю, договорятся. Да с каждой стороны тысячи по две человек. Война! А правил только и всего: «не бей лежачего» да «закладочника бей до полусмерти, хотя и свой». А «закладка» — кусок свинца с заостренным концом, чтоб конец из кулака торчал. Да этим концом — в висок. И вот, скажи ты, когда поймают такого, то даже свои бьют до смерти. И все равно такая стерва находится… Ну и ясно. В последнем таком бою было десять убитых, двадцать отделанных до полусмерти да тридцать два изуродованных до неузнаваемости. Это уже не говоря о челюстях, глазах да зубах.
…В Бубновский трактир пошли пешком, оставив Кирдуна на козлах. Чивьин все еще ворчал:
— А убьют которого смертью храбрых на Божениновской улице — на фабрике назавтра новый Сидор находится. И полиция этим не интересуется, и хозяева молчат: зачем им на свое заведение этакую мораль напущать? Пристав лефортовский, Шишков, попробовал было их разгонять. Так в обычные дни они — овцы: секи, пожалуйста, хочешь — даже портки сами снимут, а тут полезли на пролетку: «Бей его!» А при Шишкове кучер да мушкетер — вот и вся тебе баталия. Счастье, что кучер нашел выход. Поднялся во весь рост на козлах да как гаркнет: «Батюшки, пожар!» А мушкетер догадался: «Носовская фабрика горит!» Те стали зыркать по сторонам, а кучер — по коням! Да пару человек — кнутом! Да нескольких стоптали. Так и вырвались. А то иначе, может, и смерть приняли б… Да ты сам взгляни… О! О!
Посреди улицы несколько человек мели мусор. Среди них были двое мастеровых, какой-то линялый тип, старуха в лохмотьях и молодая женщина с прозрачным лицом. На спине у каждого мелом
