Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия - Александр Костин

Этот вывод о времени окончания работы по составлению «Описания земноводного круга» подтверждается и датировкой бумаги по водяным знакам. Бо́льшая часть рукописи переписана на бумаге, выпускавшейся Ярославской фабрикой Затрапезновых. Следует сказать, что в самом сочинении Василия Крашенинникова фабрике Затрапезновых уделено большое внимание. Характеризуя Ярославль, он пишет о том, что «имеется же в нем славная по всей Российской империи гимназия или фабрика Ярославского жителя Затрапезнова, в коей <…> бумаги пищия делается превеликое множество и другия многия вещи»[388]. Такая бумага выпускалась на бумажной фабрике Затрапезновых в период с 1754 по 1759 год. Удалось Г. Н. Моисеевой установить верхнюю и нижнюю временные границы работы автора над «Земноводным кругом».

«Нижней границей датировки «Описания земноводного круга, – пишет Моисеева, – следует считать 1747 год, так как Василий Крашенинников дважды упоминает первую ревизию: «А по расположенному в 1747 году ревизованию всероссийская империя разделена сталося быть на пятнадцать губерний», «кои по нынешнему 1747 году ревизованию».

Сбор материалов он, по-видимому, мог начать и раньше, но составление 13-й главы, названной «О Российском государстве» и занимающей около 200 листов текста всего «Описания земноводного круга», Василий Крашенинников осуществлял в конце 40-х – начале 50-х годов XVIII века»[389].

Верхнюю границу датировки исследовательница установила на основании анализа времени, необходимого для осуществления переписки этого труда. «Рукопись переписана двумя почерками: большая часть – автограф Василия Крашенинникова, меньшая часть – другим почерком на свежей, не залежалой бумаге. На переписку громадной рукописи, занимающей более 700 листов текста размером в лист (in folio), должно было уйти значительное время после окончания составления всего труда, и она была закончена, вероятнее всего, в 1761 году. Этот вывод о времени окончания переписки «Описания земноводного круга», сделанный на основании источниковедческого анализа и датировки бумаги по водяным знакам, полностью подтверждается текстом сочинения Василия Крашенинникова. В гл. «О Российском государстве» Елизавета Петровна, умершая в декабре 1761 года, названа «ныне царствующей монархиней», что было бы невозможно сказать после вступления на престол Петра III (с января 1762 по 28 июня 1762 года) и Екатерины II (c 28 июня 1762 года)»[390].

Установив, таким образом, как нижнюю, так и верхнюю границы датировки создания Василием Крашенинниковым своего труда, Г. Н. Моисеева делает вывод о том, что в период с 1747 по 1761 год рукопись «Слова о полку Игореве» находилась в «Большом рукописном Хронографе Спасова Ярославского монастыря», «…за два десятилетия до приезда в Ярославль Иоиля Быковского, назначенного в 1776 году архимандритом Спасо-Ярославского монастыря, и более чем за три десятилетия до того, как Хронограф оказался в библиотеке А. И. Мусина-Пушкина»[391].

Для подтверждения столь важного вывода требовались веские доказательства, но их в знаменитой монографии Г. Н. Моисеевой не обнаружено, на что обратил внимание О. В. Творогов, усомнившийся в строгости приведенных Моисеевой доказательств: «…на наш взгляд, надежных свидетельств знакомства Крашенинникова со «Словом» не обнаруживается. Приведенное Моисеевой сопоставление фразы из труда Крашенинникова «…преславный град Киев… от первыя своея славы и чести и великое ниспал уничтожение» и фразы «Слова» «О, стонати Руской земли, помянувше пръвую годину и пръвых князей» и ее указания на употребленное Крашенинниковым словосочетание «честь … слава» едва ли могут служить основанием для высказанного исследовательницей предположения. Второй аргумент – пристальное внимание Крашенинникова к Тмутаракани… также не обязательно указывает на его знакомство со «Словом»[392].

В конволюте с Хронографом, как мы уже рассматривали, были вплетены: «Временник, еже нарицается летописание русских князей и земля Рускыя», «Сказание о Индии богатой», «Синагрип царь Адоров», «Слово о полку Игореве» и «Девгениево деяние» при этом Василий Крашенинников почерпнул известия о древнейшей истории России как из самого Хронографа, так и из «Временника». Если Крашенинников многократно цитирует «Хронограф», полное заглавие которого приведено в первом издании «Слова», а также в письме А. И. Мусина-Пушкина К. Ф. Калайдовичу в 1813 году, как: «Книга, глаголемая Хронограф, рекше начало писменом царских родов от многих летописец; прежде о бытии, о сотворении мира, от книг Моисеовых и от Иисуса Навина, и от Судей Iудейских, и от четырех Царств, так же и о Асирийских Царех, и от Александрия, и от Римских Царей, Еллин же благочестивых, и от Руских летописец, Сербских и Болгарских», то он неминуемо должен был ознакомиться и с другими рукописями конволюта, в том числе и с рукописью «Слова о полку Игореве». Однако никаких следов такого знакомства не обнаружено. Почему? Писатель И. В. Можейко, цитаты из труда которого мы неоднократно приводили, отвечает на этот вопрос весьма просто: «Правда, среди трудов, которые Крашенинников использовал из «Хронографа», «Слово о полку Игореве» не значится, в чем нет ничего удивительного, потому что содержание «Слова» Крашенинникова заинтересовать не могло.

Итак, фабрикант Крашенинников держал в руках тот хронограф, который потом купил у Иоиля обер-прокурор синода (будущий.– А.К.) Мусин-Пушкин. Следовательно, в 1750 году он лежал на месте»[393].

Вывод, как видим, весьма поспешный и, к сожалению, неверный. Если столь образованный всесторонне человек, каким был Василий Крашенинников, держал в руках рукопись «Слова о полку Игореве», мало того, прочитал его внимательно, поскольку, по мнению И. В. Можейко, «…содержание «Слова» Крашенинникова заинтересовать не могло», и после всего этого равнодушно отложил рукопись в сторону, то какого же мнения о его образованности составили бы его потомки? Да случилось такое, счастливчик забил бы во все колокола, что в его руках оказался подобный шедевр. Не забил, значит, не держал, стало быть, на весь период работы Василия Крашенинникова, то есть с 1747 по 1761 год в конволютном сшиве древних рукописей никакого «Слова о полку Игореве» не было.

Учитывая вышеприведенное мнение О. В. Творогова об отсутствии надежных аргументов в пользу того, что Василий Крашенинников использовал рукопись «Слова» в своем произведении, приходится признать, что и он подобного же мнения об образованности последнего, то есть видел, держал в руках, прочитал, ничего полезного для своего труда не обнаружил и, позевывая, отложил в сторону. Каково? В противном случае О. В. Творогов должен был согласиться с тем, что рукописи «Слова» в сшиве с «Хронографом» на тот период не было. А этого выдающийся представитель школы академика Д. С. Лихачева допустить никак не мог.

Нам же вся эта довольно прозрачная история с «наличием – отсутствием» рукописи «Слова» на период работы Василия Крашенинникова над «Описанием земноводного круга» дает основание сделать следующий логический шаг: «Слово о полку Игореве» не могло быть написано раньше 1761 года!

Любознательный читатель:

– То есть подтверждается высказанная вами ранее гипотеза, что написано оно было во временно́м интервале с 1762 по 1768 год, не так ли? Не кажется ли вам, что пора уже назвать имя этого загадочного Анонима?

– Пора. Но нам представляется, что вопрос Любознательный читатель задает с небольшим подвохом. Он и сам уже давно «вычислил» это имя, тем более что в нескольких местах нашего сочинения оно как бы между прочим уже звучало. Однако предоставим возможность назвать имя Анонима все-таки Александру Сергеевичу Пушкину.

Памятуя, что в своих воспоминаниях К. Д. Кавелин отметил, что в диспуте, который происходил 27 сентября 1832 года в одной из аудиторий Московского Университета, М. Т. Каченовский проговорился, что А. С. Пушкин в своих эпиграммах на него (Каченовского. – А. К.) неоднократно упоминал имя автора «Слова о полку Игореве»[394], мы можем предугадать ход мысли поэта.

Пушкин помнил все свои эпиграммы на Каченовского, в том числе и те три из них, где наряду с именем редактора «Вестника Европы» фигурировали иные лица. Отпадает эпиграмма «Собрание насекомых», написанная Пушкиным в 1830 году, где наряду с Каченовским фигурируют четыре литератора-современника (Глинка, Свиньин, Олин и Раич), зашифрованныепоэтом в виде звездочек по числу слогов в фамилиях.

А вот в эпиграмме «Там, где древний Кочерговский…», опубликованной в «Московском телеграфе» (№ 8, 1829 год) уже упоминается Каченовский под вымышленной Пушкиным фамилией Тредьяковский:

Там, где древний КочерговскийНад Ролленем опочил,Дней новейших ТредьяковскийКолдовал и ворожил:

Дурень, к солнцу став спиною,Под холодный Вестник свойПрыскал мертвою водою,Прыскал ижицу живой.

Смысл эпиграммы в том, что некий сказочный персонаж, «дурень», делает все невпопад: становится спиной к солнцу (в данном случае – к истинному уму, знанию); прыскает мертвой водой (которая, согласно сказочным представлениям, не может оживить мертвое тело, под которым подразумевается журнал Каченовского); в то же время прыскает живой водой, чтобы оживить давно вышедшую из употребления букву ижица[395] (в журнале «Вестник Европы», редактируемом М. Т. Каченовским, использовалась архаическая форма написания слов греческого происхождения с употреблением буквы ижицы, вызывавшая насмешки). В том же журнале, где была опубликована эпиграмма, в сноске указана «опечатка», а именно в 3-й строке снизу вместо «Вестник» следует читать «Веник», что значительно усиливало сатирический смысл эпиграммы, с одной стороны, и для видимости как бы отводила острие эпиграммы от «Вестника Европы», а значит, и самого Каченовского, поскольку цензурой запрещалось в публикациях делать сатирические (оскорбительные) выпады против конкретной личности.