Заговор - Джонатан Рабб

Бросив последний оценивающий взгляд в зеркало, она открыла дверь, и тут же с двух сторон до нее донеслись не похожие друг на друга звуки. С одной — гудок локомотива, громко извещавший всю округу, что поезд в девять сорок прибывает на две минуты раньше расписания. С другой — громыхание двигателя необычайных габаритов, знакомый его рокот заставил Сару отступить назад. До жути знакомое завывание мотора, на который будто икота напала, — такой ни с чем не спутаешь. Слишком часто она слышала это во время гонки по едва приметным тропкам, чтобы не узнать голос чуда на четырех колесах-гигантах.

Отыскали, значит, Джеффа. Или Притчарду хватило ума установить на «Пугало» наводящее устройство, позволявшее определять место, где оно находится? Вопрос дурацкий: Сара прекрасно знала, что как раз такие детали Артур никогда не упускал из виду. И вот теперь в результате «Пугало» идет по ее следу, крадясь по улицам Паламетто.

Поезд с визгом и лязгом металла о металл остановился, вынудив Сару тут же перевести взгляд на платформу. Почти в тот же миг машина, фыркнув в последний раз, умолкла. Сара замерла, ожидая услышать шаги, мягкий топоток крадущихся ног. Ничего, однако. Тишина, и только. Еще секунда, и разошлись в стороны двери вагонов, взметнув на бетоне опавшие листья, и тут же непроизвольно вздернулась голова, как у ищейки, почуявшей дичь: вот он, манит к себе свободный вагон, всего-то футах в десяти, не больше. Думай! Прикинь шансы! Полминуты ушло на выжидание, пока, выбравшись из своего укрытия, она не метнулась через платформу и не вскочила в вагон в тот самый миг, когда двери у нее за спиной сошлись. Еще несколько секунд, и платформа стала уходить назад, Сара, стоя у окна, старалась разглядеть на ней хоть мельком своих будущих преследователей. Никого, перед глазами лишь уплывающая назад бетонная полоса. Когда же мимо поплыл лесистый пейзаж, когда поезд, казалось, вошел в туннель из листвы и ветвей и, наращивая скорость, ринулся сквозь эти зелено-коричневые своды, Сара отступила от окна. Так где же они?

И тут до нее дошло. Они были в поезде.

Боб Стайн провел рукой по изголовью кровати, и пыль, взметнувшись сероватым облачком, осела на подушку. В другом конце комнаты О'Коннелл, всего несколько минут назад покоившийся меж пожелтевшими простынями постели, мотал головой от одного крана к другому: с холодной, а потом горячей водой, — совершая странный обряд пробуждения от дневного сна. На нем была рубашка с короткими рукавами, мятая на груди и тоже нуждавшаяся в хорошей стирке. Что до брюк, то они ему явно коротки, пузырятся в коленях и слишком тесны на животе. Таким Стайн видел его раньше всего раз. После Аммана. Вид был такой, что Боб невольно отвел взгляд и стал осматривать комнату, довольно обветшавшую и неряшливую. О'Коннелл отступил, вытираясь, и в глаза Бобу бросились умывальник, трубы, кое-как державшиеся у стены, вся металлическая подводка с раковиной, готовые, казалось, рухнуть на пол при самом легком неосторожном толчке. В общем, не жилье, а дыра, вызывавшая в памяти самые дурные воспоминания о третьем мире, неопрятной нищете этих развивающихся стран. Трудно поверить, что такую конуру можно снять на неделю в Нью-Йорке всего в трех кварталах к югу от Юнион-сквер.

Отыскать О'Коннелла было нетрудно. К тому же он сам за собой оставил явный след — факт, который успокаивал Боба. Как и Сара, Гал, похоже, просил, чтобы его отыскали. Боб, естественно, пошел навстречу.

Утробный кашель заставил Стайна вновь перевести взгляд на О'Коннелла, который, обернув полотенце вокруг шеи, возился с бутылочной пробкой.

— Это отличная штука, Бобби, — произнес он голосом, все еще сиплым от сна. — Для тебя только самое лучшее. — Ирландский выговор звучал как-то уж очень преувеличенно.

— Я пас, — отозвался Стайн. — Может, позже. — О'Коннелл пожал мощными плечами и сделал глоток темно-коричневой жидкости. — И сколько же ты таких за день уговариваешь?

— За день? — О'Коннелл засмеялся, но захлебнулся забурлившей в горле мокротой. Он сплюнул, никуда особо не целясь, и попал на низкий металлический унитаз возле двери. — За час, Бобби. За час. Когда сила есть, две. А когда ее нет… — Он подмигнул и ухмыльнулся. — Тебе чего надо? Как видишь, я очень занят. На таких, как ты, времени почти нет. У меня встреча в Рокфеллер-центре, чаепитие с пышечками. — Рассмеявшись, он сделал еще глоток.

— Ты оставил след. Я всего лишь прошел по нему, — ответил Стайн. — Обычно ты, Гал, шустрее действовал. Похоже, малость небрежничаешь.

— Уверен, так оно и есть, мистер Стайн. Уверен, что так. — О'Коннелл поднес бутылку к губам, но задержался. — Но что такое какие-то несколько дней меж двух друзей? — Улыбка пропала. Бутылка продолжила путь, жидкость стремительным потоком ринулась по стеклу вниз. О'Коннелл отер рот о голое плечо. — Иногда, знаешь ли, требуется немного… уединения. Немного времени, чтобы обдумать великие мысли. — Он снова выпил.

— Не знал, что они у тебя вообще появляются.

О'Коннелл моргнул, вновь заулыбался:

— А ты откровенен.

Следя, как приятель вновь приложился к бутылке, Стайн говорил:

— Никогда не понимал, с чего ты пьешь. Платят тебе достаточно…

— Я того стою, до последнего пенни, — перебил О'Коннелл, поднимая бутылку в шутливом тосте.

— Да, до последнего пенни, — согласился Стайн, — но здесь-то почему? Почему не на ферме, в Мэриленде? Там бы и предавался размышлениям. Глядишь на дворнягу…

— Бобби, закрой пасть. — В словах никакой злобы. — Я размышляю там, где считаю нужным. — О'Коннелл сделал еще глоток и заморгал. — А псина сдохла. Ты про это знал? Ага, сосунок чертов, понимаешь. Грузовик вел или еще что. Говорил я им: держите собаку по ночам в доме… чего уж проще… да никому из них ни в чем довериться нельзя, болваны глупые. Пустили собаку на волю, в темноте. Только того старой суке и надо было. — Прикончив бутылку, он швырнул ее в противоположную стену. Бутылка, уцелев, с глухим стуком упала на деревянный пол.

— Я не знал. — Стайн глубоко вздохнул и вытащил из-под подушки журнальчик с обнаженными красотками. Листая его, добавил: — Опять же, не так уж долго ей и жить-то оставалось.

Гал улыбнулся, подбородок свесился ему на грудь, локти для опоры уперлись в колени.

— Шел бы ты… Бобби. Она была не старее твоей толстой задницы.

— Ты мне нужен трезвым как стеклышко. — Стайн отшвырнул журнальчик подальше на кровать и оперся руками о мягкий матрас. — Сара в беде, и, судя по всему, ты единственный, кому она верит.

— И тебя это удивляет?

— Может, да, а может, и нет.

На несколько секунд взгляд О'Коннелл а прояснился, потом опять пьяновато замутился. Он отвернулся, кроша подвернувшийся под руку кусок штукатурки.

— Ну и… что же с нашей маленькой мисс Трент?

— Они добрались до ее досье, — ответил Стайн. — Узнали все. А Артур сделался… недоступен.

При упоминании имени Притчарда лицо О'Коннелла вдруг напряглось, глаза, всматривавшиеся в Стайна, сощурились.

— Он, как всегда, нарасхват, всем нужный Артур К. Притчард.

Стайн поправил:

— Без К. У нашего инициала посередине нет.

— Пошел к черту, Бобби. — О'Коннелл встал и подошел к умывальнику. Открыл кран и набрал в рот воды. Проглотив, воскликнул: — А ты понятия не имеешь, что происходит, да? — Смешок в ответ каким-то своим мыслям. — Как же, он, понимаешь ли, обещал! Она ушла, свободна. Честное благородное его слово. — О'Коннелл ударил руками по стене и выкрикнул: — Ах, гад, ну ты и гад, Артур Притчард! — Повернулся к Стайну. — Я говорил, что она выдохлась. Только ведь не ему же пришлось за ней ходить, да? Не ему надо было тех мерзавцев с улицы вычищать, не он видел ее в том номере гостиничном, когда у нее руку мертвой хваткой на пушке свело, что тебе… Не знаю. — Закрыв глаза, он запрокинул голову. — Она, малышка наша, была хороша, ты знаешь про это? — Голос упал почти до шепота. — И стрелок отменный. Невозмутимая. Вот какой она была. — О'Коннелл открыл глаза и глянул на Стайна. — Думала, что успеет за девочкой-то вернуться, ты понимаешь? Как будто у нее выбор был. — Вновь усмехнулся про себя, затем побрел к стулу и, глубоко вздохнув, уселся на него. — Она себя саму винила, а он ее обратно запустил. Зачем ему это, Боб? Зачем? — И опять он поник, уткнувшись подбородком в грудь. Потом вонзил в коллегу взгляд, в котором не было и следа доброты. — Нам стоило бы соображать получше. Мы не должны были оставлять ее одну. Должны были вникнуть.

Стайн, ожидая, пока приятель усядется поудобнее, бросил:

— Не мое дело.

— Вот это здорово, Бобби. Ты убежден в этом. — Горечь уже вскипела в нем. — Вали на другого. Тем лучше для тебя, Бобби. Тем лучше для тебя.

— Ты в самом деле считаешь, что я этого хотел? — Помолчал. — Тогда можешь катиться прямо ко всем чертям. Речь не об Артуре, речь — о ней.