Сергей Павлович Королев - Ребров Михаил Федорович

Неудачи со станциями 1М не остановили Королева. Совместно с Академией наук был проведен тщательный анализ основных параметров АМС и их систем. По результатам анализа сделали ряд принципиальных доработок. Кроме того, Королев предложил новый подход к дальнейшим разработкам — создание унифицированных межпланетных станций для исследования Марса и Венеры. Они получили обозначение 2МВ.

12 февраля 1961 года, в год старта Гагарина, ушла на маршрут «Венера-1». Она прошла на расстоянии около ста тысяч километров от Венеры и вышла на орбиту спутника Солнца. Это окрыляло конструкторов. Уже 6 сентября 1962 года специальными авиарейсами на космодром Байконур доставили три автоматические межпланетные станции серии 2МВ. Две предполагалось запустить для фотографирования Марса с пролетной траектории, а одну посадить на Красную планету.

24 октября стартовала ракета «Молния» со станцией 2МВ-4 (пролетный вариант). Сергею Павловичу Королеву в те дни нездоровилось, и техническое руководство на космодроме осуществлял Б. Е. Черток. На этот раз аппарат вышел на опорную орбиту искусственного спутника Земли. Однако при запуске двигателей разгонного блока произошел отказ топливно-насосного агрегата, что привело к взрыву. Обломки станции более пяти дней находились на околоземной орбите.

Время торопило. Извечный бег планет не позволяет переносить расчетные сроки и предпринимать задуманное в удобные для Госкомиссии сроки. Природа отводила для старта лишь строго определенные даты и время суток с допуском, измеряемым секундами.

Через неделю запустили вторую станцию. На этот раз разгонный блок сработал успешно и перевел АМС на траекторию полета к Марсу. Удача? Увы, нет. Телеметрия показала, что начало падать давление в газовых баллонах с азотом системы ориентации станции. Благодаря принятым мерам все-таки удалось направить АМС к загадочной планете и поддерживать с ней связь в течение четырех месяцев. 21 марта 1963 года, на расстоянии 106 миллионов километров, контакт со станцией был потерян. По баллистическим расчетам, аппарат пролетел на расстоянии 197 000 километров от Марса, однако получить какую-либо информацию не удалось.

Последнюю станцию этой серии, оснащенную спускаемым аппаратом, запустили 4 ноября. Этот эксперимент тоже не принес удачи. После тщательного разбора причин, строгих претензий к смежникам Королев приступил к работе над станцией следующего поколения, получившей обозначение ЗМВ. Разрываться на множество «тем», которые вело в те годы ОКБ-1 и, естественно, его главный конструктор, становилось все труднее. Королев постепенно стал создавать филиалы, передавать отдельные проекты и программы в другие конструкторские и производственные организации.

«Первый блин комом», — успокаивал Главный конструктор своих сподвижников, понимая, что стоит такой «блин» очень дорого. И все-таки резервные возможности изначальной конструкции оказались велики. Мы смогли «дотянуться» и до Марса, и до Венеры.

Случались и курьезы. Готовился запуск межпланетной станции. В МИКе стоял готовых аппарат, который предстояло «упрятать» под головной обтекатель. Шли последние проверки, когда вдруг выяснилось, что по полезному грузу перебор. Королев сразу понял всю сложность ситуации. Человек редкого таланта, неисчерпаемой энергии, фантастической одержимости и несгибаемой воли, он шел на риск, когда вера в успех была выше сомнений. Но тут складывалась иная ситуация. Первое, с чего начал, — затребовал чертежи и перечень всех приборов. «Резать по живому» не получилось, тогда собрал техсовет, чтобы решить, что можно безболезненно снять. Безболезненно тоже не получилось. Каждая фирма, каждая группа ученых отстаивала свои интересы, мотивируя важность предстоящих исследований и убеждая главного конструктора, что только их аппаратура способна решить важнейшую задачу.

Королев слушал молча, насупившись, недовольно передергивая плечами. Все напряженно ожидали высочайшего решения, понимая, что оно будет окончательным и уже ничто не переубедит главного конструктора. Взгляд Королева остановился на одном из приборов: «Какова основная задача, в чем необходимость?» Ответ, казалось бы, снимал все сомнения: «Мы получим объективные данные о том, есть ли жизнь на планете». Королев размышлял недолго.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Прибор снять, погрузить на «гази» и отвезти в степь, километров за десять. Отладить по полной программе и обеспечить прием телеметрии. Послушаем, что он передаст, и тогда решим…

Так и сделали. А через какое-то время заработал передатчик, сообщив ошеломляющую весть: на Земле жизни нет!

Судьба лишнего груза была решена, но Королев еще долго язвил, порой даже в стихах, по поводу случившегося:

Чтоб ответить на вопрос, Я послал Земле запрос. Вскоре мне пришел ответ: «Не волнуйтесь — жизни нет!..»

Лес рубят — щепки летят… События «наверху», в руководящих кругах страны, как правило, сказывались и на судьбе космических конструкторских коллективов. Не стал исключением и октябрьский пленум ЦК, сместивший в 1964 году Н. С. Хрущева. На следующий день после пленума Королев переда «инопланетную тематику» ОКБ машиностроительному заводу имени С. А. Лавочкина. Решение это объясняют двояко: одни утверждают, что Королев давно вынашивал идею о передаче части проектов в другие организации, чтобы все силы своего КБ направить на решение задач по созданию пилотируемых космических аппаратов. Другие отстаивают иную версию: пилотируемые старты приносили предприятию Королева успех за спехом, а вот автоматические аппараты для посадки на Луну — одни только огорчения: шесть пусков были аварийными, причем большинство из них в результате ошибок при управлении.

В какой-то мере правы и те и другие. Но сам Королев не принимал скоропалительных решений и то, что он считал своим, кровным, никогда не бросал, не передоверял тому, в ком сомневался. Преемником должен был стать Георгий Николаевич Бабакин, которого Королев знал с 1949 года. Сдержанный в суждениях, но твердый в своей позиции инженер приглянулся ему на одном из технических советов в НИИ-88, где рассматривался проект ракеты «112» и системы наведения ее на цель.

Разработал эту систему Бабакин с группой специалистов Института автоматики. Вскоре после этого последовал перевод Бабакина в Подлипки, в НИИ-88. В пользу Георгия Николаевича говорил и тот факт, что он принимал участие в разработке систем управления для зенитных ракетных комплексов в проектах «Буря» и «Даль», которыми руководил конструктор Лавочкин. Кроме того, Бабакина знал академик М. В. Келдыш, принимавший участие в разработке системы «Буря» и помогавший Королеву в решении теоретических вопросов и составлении научной программы исследований Луны, Венеры и Марса.

Но и в этом своем решении Королев был «скуп»: Бабакину он передал две темы — Е6 (аппарат для мягкой посадки на Луну) и В67 (аппарат для входа в атмосферу и мягкой посадки на Венеру). Официальное утверждение Бабакина в должности главного конструктора состоялось 2 марта 1965 года, но и до этого срока и после Королев сохранил за собой право консультанта.

Он часто встречался с Бабакиным, их беседы были долгими, касались разных проблем. Для «лавочкинцев», даже при огромнейшем опыте в создании авиационных и ракетных систем, многие аспекты создания космических аппаратов были в диковинку: небесная механика со своей спецификой; работа аппарата в условиях невесомости и вакуума; своеобразие тепловых процессов; отсутствие достоверных моделей Луны и Венеры. На такие встречи Королев непременно брал с собой нужных специалистов. В отличие от иных руководителей, он любил показывать своих помощников. Их знали в самых «верхах». Тем самым Сергей Павлович экономил время — на совещания порой вызывали их, а он использовал освободившиеся часы для работы в КБ. Он выдвигал думающих и инициативных, у него и в мыслях не было бояться за свой авторитет.