Всего лишь 13. Подлинная история Лон - Джулия Мансанарес

Я привез Лон телефон, чтобы она могла звонить кому-угодно и в любое время. Первым человеком, кому она позвонила, был Энди. Она позвонила ему дважды, но никто не брал трубку; она попыталась дозвониться в третий раз. Я послал ей цветы, чтобы поднять ей дух. Она позвонила своим сестрам в Таиланд, а затем ее как будто подменили: она обезумела. Ее сестры были слишком далеко, она не могла сдерживать слезы, она постоянно плакала. Только что ее жизнь изменилась коренным образом. Она никогда себе не могла представить, что с ней такое произойдет.

Лон поинтересовалась, разрешат ли ей увидеть ребенка. Когда ей принесли ее девочку, она спрашивала снова и снова: «Это мой ребенок? Это точно мой ребенок? Я не знаю. Вы уверены?» Она все время боялась, что ей подменят ребенка. Первые пять дней Лон была в депрессии; у нее начинался психоз. За ее поведением наблюдали постоянно. Позже она рассказывала, что хотела спрыгнуть с балкона 4-ого этажа. Она была одинока; на ее прикроватной тумбочке стояли цветы и лежала открытка от ее друзей из Таиланда со словами: «Мы все гордимся тобой, Лон».

Лон выписали из больницы без ребенка. Она провела там 5 дней, а социальные работники позаботились о ее жилье. Ей дали две банки с таблетками: одну с антибиотиками. А вторую без названия и инструкции. Я приняла все таблетки из второй банки, даже не открыв первую. За девять месяцев беременности она не приняла ни одной таблетки, так как это могло нанести вред ее ребенку. После таких тяжелых родов ее мозговая деятельность еще больше ухудшилась.

Лон отвезли в отель Краун в Лонгтоне. Это был один из худших отелей: почти без удобств, очень ветхий, предназначен для наркоманов и бомжей. В этот отель заселяются только люди, находящиеся в отчаянной нужде. Из удобств — только душ и кровать. Для молодой одинокой женщины, только что родившей ребенка, непозволительно жить в таком убогом жилище. Со стороны социальной службы, это непростительный и бессовестный поступок. Она просила социальных работников найти для нее дом; дом, где она сможет начать новую жизнь со своим ребенком. Она и предположить не могла, что ей найдут такое ужасное место. Ее друзья в Таиланде были уверены, что ее поселят в хороший отель.

В Лонгтоне Лон провела невыносимую ночь. Все ночь ей снились кошмары и мерещелось, что ее ребенок лежит мертвым под кроватью. На следующий день она перекусила тем, что было в баре и прошла 7 миль. Она гуляла весь день. Жюли Бейли, женщина-полицейский подобрала ее среди ночи. Она спасла ей жизнь. Лон замерзла и была почти без сознания. Ее доставили домой.

Через два дня Лон арестовали полицейские по долговым обязательствам. Что случилось? Никто не мог себе представить. Она не появилась в суде 17 мая, за два дня до ее схваток. Она абсолютно забыла об этом. Суд предоставил ей небольшую отсрочку, но, в конечном итоге, не проявил никакой жалости. Бесчеловечно. Ее объяснение по поводу рождения ребенка осталось неуслышанным.

У Лон сняли отпечатки пальцев и посадили в стеклянную камеру. Затем ее отвезли в суд. Там ее вновь поместили в камеру, которая была намного меньше и темнее предыдущей. Мне позволили поговорить с ней по телефону и убедить ее, что все будет в порядке.

Слушание было назначено на 4 часа дня. Она стояла с высоко поднятой головой. Она так и не поняла, что она совершила. В конце концов, ее отпустили. Она почти никогда не помнит этот день. Для нее он такой же, как и все остальные. К моему удивлению, к ней пришел Энди. До его появления Лон пребывала в депрессии и была шокирована, увидев его.

К Лон приехал социальный работник, чтобы поговорить о сложившейся ситуации.

В воскресенье Лон жаловалась на боли в животе: я отвез ее в больницу в 11.30. Мы прождали до 3 утра, а затем нам сказали, что ее смогут принять только в 8. Нам нужно было возвращаться на суд, поэтому мы не стали ждать. Позже выяснилось, что она сама себе придумала боли в животе. С ней это часто происходило.

Мы с Лон приехали в суд в 9.45. Неделю назад ее арестовали за залоговые поручительства. В этот раз суд был короткий, и Лон была спокойна. Было такое чувство, что она уже привыкла к судебным тяжбам. Следующее слушание было назначено на 7 августа. В этот же день должны были прийти психологи и социальные работники.

Двое психологов и социальные работники пришли к Лон. Она рассказывала им о голосах, которые она слышит и о чувстве преследования. Доктор сказал ей, что это явные признаки психоза. Вызвали скорую помощь и отвезли ее в Харпландз. Она отказывалась от лечения, несмотря на то, что у нее были психические отклонения: она видела людей (несуществующих), слышала голоса, убегала из комнаты.

Я пришел на собрание по защите прав детей, чтобы сообщить, что она была в Харпландз.

Поздно вечером я забрал Лон из Харпландз.

Мы пошли к адвокату поговорить о предварительном слушании дела и обсудить болезнь Лон. Мы все еще ждали отчета психиатра.

К нам пришла медсестра из психиатрической больницы. Она выслушала Лон и спросила, как она себя чувствует. В июне Лон было особенно тяжело. Каждый день она просыпалась в постоянной борьбе за свое психическое здоровье. Ничто ее не утешало: ни звонки друзей, ни встречи с социальными работниками, ничего. Я начал подозревать, что уже ничего нельзя сделать, чтобы ей стало легче.

Адвокат Энди в Манчестере связался с нами по поводу развода. Он сказал, что они почти разведены, осталось только заполнить некоторые бумаги.

Лон узнала об отчете, вынесенном на собрании по защите прав детей 25 мая. Социальная служба должны будут оценить ее возможности по уходу за ребенком.

Лон была осмотрена врачами из Сатерлендшир[12] центра. Они знали о ее уязвимом состоянии рассудка, и они ей не раз напоминали, что при таких вспышках гнева, ей просто необходимо принимать лекарства.

Ее обучали родительскому искусству, но ее сложно было увлечь. Она не помогала профессионалам наладить с ней контакт; она предпочитала оставаться в стороне.

Когда Маи принесли в дом, я постоянно говорил Лон, чтобы она ее кормила, а после кормления держала вертикально, чтобы отрыгнуть воздух. Она не интересовалась ничем. Она предпочитала отдавать своего ребенка социальным работникам, когда он начинал кричать. Дважды социальные работники приносили Маи домой на 30–40 минут. Ей было очень сложно установить эмоциональный контакт с дитем.