Повести. Рассказы - Станислав Говорухин

— Как? — рассеянно переспросил Звонарев. — Обычно. Он ведь много следов оставил, и тут, и в Одессе. Характеристику голоса, например, удалось составить… Да и сам помог: следствию вдруг начал помогать. Извечная ошибка загнанного зверя!..

Капитан поднялся, надел фуражку.

— Не волнуйся, найдем мы крестника твоего! — Он повернулся к Тане. — Одежду ему не выдавать. Пусть лежит, он свое дело сделал!

К исходу дня вдали выступили очертания острова Крит. Машины судна работали на полную мощность, но спасти положение они уже не могли. «Грибоедов» подходил с большим опозданием.

— Ну что, Люба?

— Загляну-у-ла, — нараспев сказала она. — Говорю, убрать у вас можно? А он сидит, как сыч, книжку читает. Молитвенник, видать… Крест золотой на обложке.

— Прогнал? — спросил Звонарев.

— Ага-а, — кивнула Люба.

— Он что, не завтракал, не обедал сегодня? — спросил капитан.

— А зачем? — улыбнулась Люба. — Он запасливый. Живот во-он какой! На месяц хватит…

— Василий Егорович, пошлите туда Кулибина, моториста. Пусть краны в ванной «исправит»…

— А шкаф, диван, под кроватью?.. Смотреть, так все…

Капитан побарабанил пальцами по столу.

— Придется его выкуривать оттуда… Так вы думаете, Лыткин у Катарикоса? — раздумчиво спросил он у Звонарева.

— Я убежден только в том, что они связаны и знают друг друга.

— Если Лыткина там нет, мы его упустили. На судне смотрели везде: трюмы, шлюпки, канатный ящик… Одна вещь не дает мне покоя. — Капитан взял карандаш, подвинул к себе лист бумаги. — Тут, у Родоса, рифовый пояс, большие подводные острова… Это в пяти милях от рекомендованного курса… На Родосе — маяк. Если Лыткин его видел и сразу направился на свет маяка, то можно считать, что он ушел. Не на рифы же бросать корабль из-за этой пакости?!

— А если он сначала спрятался, а потом в воду сиганул? После того как закончились поиски, и корабль лег на курс…

— Это невозможно, — сказал помполит. — У нас на судне есть, так называемая, дружина по охране госграницы. Я вас познакомлю. Добрые хлопцы, комсомольцы… С ночи дежурят на всех палубах…

В дверь постучали, вошел пассажирский помощник.

— Выполз…

— Куда направился? — спросил капитан.

— В бар.

— Придержите его. Давай, Люба!..

Люба открыла дверь каюты Катарикоса, взяла пылесос под мышку, вошла в каюту. Дверь оставила открытой.

Она осторожно заглянула в ванную комнату — никого. Прошла в гостиную, осмотрелась. Держа перед собой, как оружие, щетку от пылесоса, направилась в спальню.

Заглянула под кровать, за зеркало, подвинула диван в гостиной, открыла даже холодильник… Оставался шкаф в стене. Люба потянула на себя дверцу, шкаф противно скрипнул, она испуганно отпрыгнула назад и вскрикнула.

Тут же в каюту влетел пассажирский помощник. Он выскочил на середину гостиной, встал, недоуменно озирая каюту и не понимая, откуда грозит опасность.

Зажав рот ладонью, Люба затряслась от смеха. Помощник заглянул в шкаф — на плечиках висел костюм, из-под него торчали брюки, а внизу стояли два башмака Катарикоса.

В порту Фамагусты встали затемно. По трапу сходили пассажиры. Звонарев встретился глазами с Катарикосом.

— Оревуар! — Катарикос был снова любезен, даже помахал на прощание пухлой ручкой. Звонарев переглянулся с помполитом.

— Ушел, гад! — убитым голосом сказал он. — Как же мы промазали, Василий Егорович?

Помполит вздохнул:

— Стало быть, Катарикос и есть «покупатель»?

— Абсолютно убежден. Больше того, мне показалось, что я даже видел, как они обменялись каким-то условленным знаком, возможно паролем… Только того, другого, я видел в спину. Теперь-то мы знаем — Лыткин…

— Умница он, Лыткин наш…

— В том-то и дело, Василий Егорович… Мы столкнулись с умным и расчетливым преступником. Именно поэтому не мог он выпрыгнуть в море! Понимал, что его тут же бросятся искать… Глупо это!

— Не дух же он святой! Мы все обшарили снизу доверху…

— Дружинники ваши дежурят?

— Да. Мышь не проскользнет… Увольнения на берег отменены до особого распоряжения…

Подбежал вахтенный, сказал Звонареву:

— К капитану! Срочно!

Капитан встретил их, довольно потирая руки.

— Ну наглец! — Он восхищенно покрутил головой.

— Кто? — спросил Звонарев.

— Кто-кто… Крестник твой! Знаешь, где он скрывался? — Капитан выдержал качаловскую паузу, наслаждаясь растерянностью Звонарева, и вдруг брякнул: — У меня в каюте!

Эффект был, конечно, поразительный. Звонарев потерял дар речи, помполит болезненно скривил рот, испуганно уставился на капитана.

— Что смотришь? — весело спросил тот. — Здоров я, здоров… Пошли-ка!

Он почему-то вышел вон из каюты. Звонарев с помполитом, недоумевая, пошли за ним. Они вышли на палубу, повернули направо и остановились перед узкой деревянной дверью.

— Это моя походная каюта, — объяснил капитан Звонареву и толкнул дверь. — А теперь смотри…

Он открыл шкаф, указал пальцем на пол. Звонарев нагнулся. На полу высокого, как пенал, шкафа белели какие-то пятна. Звонарев ковырнул пальцем, поднес кусочек к глазам.

— Пена… — неуверенно произнес он. — Засохшая пена…

— Тут он и куковал, вон что наследил башмаками, — возбужденно стал говорить капитан. — Видишь, как мне доверяют на корабле! Никому и в голову не пришло проверять капитана…

— Не понимаю, чему ты радуешься? — проворчал помполит.

— Тому, что он на пароходе, ворчун старый! Здесь он прятался, зде-есь! Пока шел аврал… А когда он закончился, переехал в другое место. Куда-а?

По судну снова был объявлен аврал. Разбив мысленно корабль на квадраты, моряки тщательно осматривали метр за метром огромную железную коробку теплохода, до предела наполненную множеством переборок, тупичков, закоулков, помещений различных служб.

Наверху между тем велись разгрузочные работы, стрелы кранов плыли над палубой.

На пирсе Звонарев вдруг разглядел знакомую круглую фигурку. Катарикос не отрываясь смотрел на корабль.

Звонарев кивнул на него грузовому помощнику, шустрому двадцатисемилетнему штурману.

— Чего он уставился?

Помощник мельком взглянул на Катарикоса.

— Машину, наверное, ждет…

— Какую машину?

— Автомобиль у него тут, — пояснил помощник. — Вон он!..

Повиснув на стропах крана, в воздухе плыла легковая автомашина. Вот она перешла черту борта и повисла над пирсом.

Лицо Звонарева свело болезненной гримасой, он дернулся, как он боли, схватился рукой за перевязанную голову.

Помощник вдруг понял. Кубарем скатился он с трапа и на лету заорал:

— Стоп! Останови, говорю!..

Машина медленно опускалась на асфальт пирса, осталось каких-нибудь два метра, когда крановщик понял, что ему что-то кричат. Он высунул голову из кабины, увидел дергающегося внизу помощника, торопливо рванул рычаг…

Машина оторвалась от земли, круто пошла вверх. Дверца ее вдруг открылась, оттуда высунулся, вылез по пояс человек, приготовился прыгать. Но стрела крана уже задралась вверх до отказа. Лыткин промедлил, и это решило исход дела. Стрела пересекла борт теплохода и стала опускаться на палубу.

Внизу бесновался Катарикос. Машина встала колесами на палубу внутри ее, трусливо скорчившись, сидел Лыткин и озирался вокруг ненавидящими глазами. Звонарев открыл дверцу, наклонился.

— Вот и свиделись, — обрадованно сказал он и указал рукой на выход: — Прошу!

Через пять дней «Грибоедов» швартовался в одесском порту.

Сойдя с трапа, Звонарев нос к носу столкнулся с Мережко.

— Здрасте, Василий Мироныч!

— Здорово, герой! — Мережко обнял Звонарева, похлопал его по плечу: — Как отдыхал?

— Ничего себе отдых…

— Ну работал ты по дороге туда. А обратно — что делал? За пассажирками, наверное, ухаживал?

— Поухаживаешь тут… Денег — ни копья. Гардероб весь на мне. В портфеле — бритва да рубашка.

— С твоей мордой можно и без рубашки. — Звонарев довольно хмыкнул. — В остальном ты молодец! Ничего не скажешь.

— Честно говоря, моя заслуга не велика…

— Не прибедняйся. А заслуги твои начнем считать, когда на пенсию будешь выходить.

Миновав «черный воронок», кивнув двум знакомым сотрудникам, они пешком направились в город.

1974 год

Белый взрыв[3]

Эту, написанную совместно с Эдуардом Володарским, киноповесть, я включил в эту книгу для того, чтобы рассказать, какой удивительный случай произошел с нами на съемках этого фильма.