Фавориты и фаворитки царского двора - Александр Николаевич Боханов

Хотя надежда оставалась, но она куда-то отодвигалась. Пока же по существу ничего не менялось. Еще через неделю она увиделась с Распутиным в доме своей сестры, и эта встреча вообще произвела на нее гнетущее впечатление: «Григорий Ефимович заперся со мною в любимой спальне, и я ничего не понимаю. Говорил, что любит меня так, что ни о чем другом думать не может, целовал меня, обнимал, и мой глаз не мог не заметить его волнение. Взял у меня по секрету 200 рублей! Господи, что это за люди!»

Потрясение графини можно понять. Какой-то мужик ее обнимает, целует, объясняется в любви, а затем берет деньги! Господи, неужели все эти унижения не будут вознаграждены?

Вскоре она вместе с мужем отправилась на два месяца в Париж, где отдыхала от переживаний на родине. Когда в мае они вернулись в Петербург, то мечты графини стали осуществляться. Однако вряд ли тут определяющую роль сыграл Распутин. За Павла и его жену просили их родственники и некоторые влиятельные сановники, в числе которых были великие князья Дмитрий Павлович[76], Кирилл Владимирович[77], а также министр юстиции И. Г. Щегловитов.

Первой ее приняла вдовствующая Императрица, а затем, 5 июня 1914 года, – Александра Федоровна, которая, по наблюдению графини, «сначала волновалась и дышала тяжело, потом оправилась и мы говорили обо всем».

В 1915 году Ольга Валерьяновна получила титул княгини Палей. Двадцатилетняя борьба не прошла даром. К своим пятидесяти годам она добилась того, чего так давно и так страстно желала. Однако долго наслаждаться своим полным счастьем ей не пришлось.

После крушения монархии в 1917 году началась полоса жестоких испытаний. Арестовали мужа, а затем сына Владимира. После прихода осенью 1917 года к власти красных к ней только черные вести и поступали. Летом 1918 года в Алапаевске на Урале расстреляли сына.

Муж томился в Петропавловской крепости, и жена старалась сделать все для его спасения. Она оставалась в Петрограде в самые жестокие недели красного террора, надеясь на спасение своего дорого Павла. Девочек переправила в Финляндию, а сама решила не покидать столицы и каждый день часами смотрела на мрачные стены крепости, пытаясь представить, как там ее любимый. Она передавала посылки, записки, но так и не была уверена, получил ли Павел хоть что-нибудь.

Княгиня давно лишилась своего великолепного дворца, реквизированного «именем народа», и скиталась по знакомым, ночевала и просто у случайных людей. Она готова была все вынести, все выдержать, лишь бы спасти Павла. Но ничего не получалось. Женская преданность и любовь не могли унять общественной стихии.

В январе 1919 года она узнала страшное: Павла расстреляли. Лишь только тогда, с большим трудом, через болота и леса ей удалось пробраться в Финляндию и там увидеть своих дочерей.

Сохранилось ее письмо от 6 сентября 1919 года, которое она отправила из Финляндии своей знакомой княжне Марии Васильчиковой, где немало рассказала о своих мытарствах:

«Вы знаете, что всю мою жизнь – в течение 26 лет – я просто обожала Великого Князя со всей женской нежностью; в том же, что касается нашего мальчика, это была наша радость, наша гордость; такой он был хороший, способный и добрый! Во всей этой жуткой печали для меня лишь один луч утешения, что мой любимый Великий Князь не знал о страданиях мальчика. Я же покинула Петроград 10 января, после отвратительного и подлого убийства четырех Великих Князей. Меня больше ничего там не удерживало, а обе малышки уже с мучительным беспокойством ждали нас в Финляндии…

Вы спрашиваете у меня, дорогая, где находится могила Великого Князя! Увы! Именно из-за этого я нахожусь в двух шагах от границы. Они все четверо были расстреляны в Петропавловской крепости (вместе с 10 или 12 злоумышленниками, казненными в то же время) во рву, и сверх навалили дрова! Вот уже 8 месяцев я жду освобождения Петрограда от палачей, которые его угнетают, чтобы явиться туда и похоронить тело моего любимого по-христиански… Если Петроград будет однажды освобожден, я одна взойду на эту Голгофу. Эксгумация, захоронение, приход в наш чудесный дом в Царском (мое сердце сильно бьется при одной мысли об этом). А если бы была возможность, то привезти с Урала тело моего мальчика, объединить их в общей могиле и приготовить себе самой место между ними!»

Княгине не суждено было дождаться второго возвращения в Россию. В ноябре 1929 года она скончалась в Париже и была похоронена на кладбище Коломб.

Вместо послесловия: падение царства

В 23 часа 40 минут 2 марта 1917 года Николай Александрович – семнадцатый царь из династии Романовых – подписал письмо, адресованное начальнику штаба Верховного Главнокомандующего, которое потом стали произвольно именовать «Манифестом об отречении». Долгожданная победа России, оплаченная русской кровью, – именно подобное высокое побуждение явилось для Николая II определяющим аргументом при сложении с себя властных полномочий. Это стремление, надежда, упование все долгие месяцы войны – в общей сложности 31 месяц или без малого 1000 дней – являлись для него жизненной путеводной звездой. Все остальное, в том числе и собственная судьба, не имело первостепенного значения.

Известно то, что практически все, с кем Царь обсуждал сложившуюся ситуацию, как из числа военных, так и гражданских лиц, «умоляли», «просили», «советовали», «заклинали»: «Государь, отрекись во имя России». И он подписал выше названный документ. Теперь уже бывший император попросил лишь поставить на нем другое время – 3 часа дня, когда было принято окончательное решение…[78]

Тетка Царя Николая II княгиня О. В. Палей (1865–1929)[79] в эмиграции с обескураживающей для «бывших» простотой признавала то, что стало «очевидным» только в изгнании: «То, что рассорило Царя и общество не стоило выеденного яйца. Сегодня любой их нас отдал бы все, чтобы этого не случилось, чтобы Государь с Государыней жили и царили нам на радость, и чтобы красный террор, который сегодня давит и душит Россию, рассеялся, наконец, как кошмарный сон»[80]. Однако роли все уже были сыграны; отдавать уже было нечего. Историческая жизнь царской России завершилась. Канула в Лету и жизнь царского двора.

Почти десять лет (!) царская семья служила мишенью самых разнузданных инсинуаций, в производстве которых как раз и проявили себя не только такие политические деятели, как, например, «камергер Двора Его Величества», председатель Государственной думы в 1911–1917 годах М. В. Родзянко[81], известный «общественный деятель», председатель Третьей Государственной думы (1910–1911) А. И. Гучков[82],