Врата. За синим горизонтом событий - Фредерик Пол

Если бы у Мертвеца было лицо, ему не удалось бы сдержать усмешку, но он добрым голосом ответил: «Хорошо, сынок. Я знаю, что ты не оставляешь надежды. Я тебе говорил, что нужно следить за их глазами?»

— Да, Крошечный Джим. Ты говорил, что если их зрачки расширяются, значит, они сексуально возбуждены.

— Верно. А говорил о существовании сексуально диморфических структур в их мозгу?

— Я не понимаю, что это значит.

— Я тоже, но анатомически это так. Они другие, Вэн, и снаружи, и внутри.

— Пожалуйста, Крошечный Джим, расскажи об отличиях!

— Мертвец рассказывал, а Вэн завороженно слушал. На корабль он всегда успеет, а Крошечный Джим сегодня необычно разговорчив. У каждого Мертвеца есть любимая тема, как будто он замерз с этой мыслью в мозгу. Но даже в разговоре на любимую тему от них не всегда можно добиться толку. Вэн оттолкнул подальше подвижное устройство, которым его ловят — когда оно работает! — растянулся на полу, положив подбородок на ладонь, а Мертвец говорил, вспоминал, объяснял, что такое ухаживание, подарки, решительные шаги.

Все очаровывало Вэна, хотя он это уже слышал. Он слушал, пока Крошечный Джим не заговорил медленно, споткнулся и замолк. Тогда мальчик спросил, чтобы подкрепить теорию:

— Поучи меня, Крошечный Джим. Я читал книгу, в которой мужчина и женщина совокуплялись. Он ударил ее по голове и совокуплялся с ней, пока она была без сознания. Мне это кажется эффективным способом «любви», но в других книгах все происходит гораздо дольше. Почему?

— Это не любовь, сынок. Это то, о чем я тебе говорил. Насилие. Насилие у людей нехорошо, хотя, может, и хорошо у селезней.

Вэн кивнул и поторопил Крошечного Джима: «А почему?»

Пауза. «Я продемонстрирую тебе это математически, Вэн, — сказал наконец Крошечный Джим. — Привлекательный сексуально объект можно определить как женщину моложе тебя не больше чем на пять лет и не старше чем на десять. Эти числа нормализованы для твоего возраста и, конечно, являются только приблизительными. Привлекательный сексуальный объект, далее, можно охарактеризовать по визуальным, обонятельным, тактильным и акустическим — в порядке убывающей важности — признакам, стимулирующим тебя и указывающим на возможный доступ. Ты меня понимаешь?»

— Нет.

Пауза. «Ну, ладно. Теперь обрати внимание. На основе этих четырех признаков некоторые женщины будут для тебя сексуально привлекательны. До самого контакта ты не будешь подозревать о существовании других признаков, которые могут оттолкнуть тебя, повредить тебе или снизить половую потенцию. 5/28 объектов находятся в состоянии менструации. У 3/87 гоноррея, у 2/95 сифилис. У 1/17 густые волосы на теле, кожные наросты или другие физические недостатки, скрытые под платьем. И, наконец, 2/71 будут вести себя оскорбительно во время взаимодействия, 1/16 — издавать неприятный запах, 3/7 будут сопротивляться насилию так ожесточенно, что уменьшат или совсем сведут на нет твое наслаждение: оценки даны применительно к твоему психологическому профилю. Суммируя все, следует заключить; 6 к одному, что ты не получишь удовольствия от насилия».

— Значит, нельзя совокупляться с женщиной без ухаживания?

«Совершено верно, мальчик. Не говоря уже о том, что это незаконно».

Вэн некоторое время задумчиво молчал, потом вспомнил, что нужно спросить: «Это правда, Крошечный Джим?»

Смешок. «На этот раз я тебя поймал, парень! Все до единого слова!»

Вэн надулся, как жабомордый. «Не очень забавно, Крошечный Джим. У меня даже все опустилось».

— А чего ты ожидал, парень? Ты велел не рассказывать тебе истории. Почему тебе не понравилось?

— Мне пора улетать. У меня нет времени.

— А у меня нет ничего другого, кроме времени! — хихикнул Крошечный Джим.

— И у тебя нет ничего, что бы я хотел послушать, — свирепо сказал Вэн. Он сердито отсоединил всех, пошел на корабль и сжал ручку старта. Ему не пришло в голову, что он поступил грубо с единственным своим другом во вселенной. Он никогда не думал о их чувствах.

2. На пути к облаку Оорта

На тысяча двести восемьдесят второй день нашего оплаченного развлекательного путешествия к облаку Оорта главным развлечением была почта. Вера весело зазвонила, и мы все явились получать почту. Сексуально возбужденная младшая сестра моей жены получила шесть писем от кинозвезд. Впрочем, не все они кинозвезды. Всякие известные и хорошо выглядящие мужчины, которым она пишет, потому что ей всего четырнадцать и нужен мужчина, о котором она бы могла мечтать и который отвечает ей, вероятно, потому, что это советует делать в рекламных целях его пресс-агент. Письмо моему тестю Пейтеру — с его старой родины. Длинное, по-немецки. Приглашают его вернуться в Дортмунд и выставить свою кандидатуру в мэры, бургомистры или как там это называется. Разумеется, предполагая, что он вернется живым. Впрочем для всех нас четверых это только предположение. Личное письмо моей жене Ларви, вероятно, от прежнего друга. И письмо всем нам от бедного вдовца Триш Боувер — а может, мужа, смотря по тому, считаете ли вы Триш живой или мертвой:

«Встретили ли какие-нибудь следы корабля Триш?

Хансон Боувер».

Коротко и ясно. Вероятно, больше ему сказать нечего. Я велел Вере отправить ему обычный ответ: «К сожалению, нет». У меня достаточно времени для этого ответа, потому что Полу С. Холлу, то есть мне, не пришло ничего.

Мне редко что-нибудь приходит, поэтому я так много играю в шахматы. Пейтер говорит, что мне вообще повезло, что я оказался участником полета, и, вероятно, этого не было бы, если бы он не потратил все свои деньги, финансируя семью. И его умений, но тут уж мы все вложили свое. Пейтер — хороший химик, я инженер. Моя жена Дорема — лучше ее так не называть, мы обычно зовем ее Ларви — пилот. И очень хороший. Ларви моложе меня, однако она шесть лет провела на Вратах. Ей не повезло, но она многому научилась. И не только в области пилотирования. Иногда я смотрю на руки Ларви с ее пятью браслетами — по одному за каждый полет, на ее руки, твердо и уверенно лежащие на приборах контроля корабля, теплые и согревающие, когда она касается меня… я не очень знаю, что было с ней на Вратах. Вероятно, мне и не стоит это знать.

И, наконец, ее младшая бойкая сестра Джанин. Ах, Джанни! Иногда ей четырнадцать лет, а иногда сорок. Когда ей четырнадцать, она пишет сентиментальные письма своим кинозвездам и играет игрушками — рваным броненосцем-армадилом, молитвенным веером хичи (настоящим) и огненной жемчужиной (поддельной). Их купил ей отец, чтобы уговорить принять участие в полете. А когда ей сорок, она хочет играть со мной. Так мы и живем. В кармане друг у друга три с половиной года. И пытаемся не совершить убийство.