Там, за зорями. Пять лет спустя - Оксана Хващевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Злата в общем-то догадывалась, что именно. Дорош приехал без звонка, а значит, был уверен, что Леши дома нет. И сейчас, глядя на нее в упор, он не улыбнулся, как прежде. Наоборот, его лицо было мрачным, серьезным. Да и карие глаза, обычно ласкающие ее теплым светом, сейчас были холодными и злыми.
И Злата догадалась: Дорошу все стало известно…
— Привет! — первой нарушила молчание девушка.
— Привет! — сказал он и вошел в комнату, прошелся по ней и остановился перед девушкой. — Как дела? — спросил мужчина.
Он произносил слова так, как будто выплевывал, как произносил бы их чужой, враждебно настроенный человек. И Злата интуитивно догадалась, какие чувства клокотали в душе мужчины. Они волнами исходили от него, касались ее, заставляя содрогаться.
Не в состоянии это выносить, девушка поднялась со стула и отошла от Дороша.
— Нормально, — только и сказала она.
— Неужели? Вот уж действительно интересно! — усмехнулся мужчина. — А мне, знаешь ли, золотая моя, тут донесли интереснейшую информацию. Знаешь, какую?
— Догадываюсь!
— Ты мне не хочешь ничего сказать?
— Ты ведь и сам все уже знаешь!
— Я что-то не пойму, золотая моя, ты в положении… Блотский ушел! Что происходит? Он что, не хотел ребенка? Блотский не хотел ребенка? Такого просто не может быть! Уверен, твой Лешка был на седьмом небе от счастья, узнав, что ты ждешь ребенка…
— Ребенка от тебя? У Леши не может быть детей! — бесстрастно произнесла девушка, встретившись с ним взглядом, и увидела его окаменевшее лицо. И взгляд, скользивший по ее фигуре, лицу, взгляд, в котором неверие сменялось темной яростью.
Застывшая маска, вдруг дернувшись, как будто от нервного тика, рассыпалась, лицо исказилось, и даже в усмешке, злой, недоброй, застыло презрение.
— Что ты сказала? Ребенка от меня? А не рехнулась ли ты, моя золотая? Никакого ребенка у тебя от меня не будет! Какого хрена?! Ты не в своем уме, что ли? Твою мать! Черт возьми! Мне следовало бы догадаться! Зная тебя… Ты что же, все решила по-своему? Ты что же думаешь, это может как-то изменить ход событий? Но ты, надеюсь, помнишь, что у меня уже есть ребенок? Помнишь, да? Вот и замечательно! Вот и умница, ведь то, что ты в положении, ничего не меняет! Нет, это меняет все и в первую очередь наши с тобой дальнейшие отношения! Черт тебя побери, Злата Юрьевна, какого хрена я должен узнавать это от Масько?! Почему ты мне ничего не сказала? Почему приняла это решение сама и не спросила меня? — орал Дорош, и лицо его было страшным.
Злата кусала губы и едва сдерживала слезы. Она знала, знала, что так будет, но, как известно, надежда умирает последней. И слышать от Витали все эти слова, видеть его лицо было мучительно больно…
— Я знала, каким будет твое решение. И я знала, что ты вот так отреагируешь…
— А как, по-твоему, я должен был отреагировать? — брови мужчины взметнулись вверх. — Обрадоваться? Броситься тебя обнимать и благодарить за такой чудный «сюрприз»? В деревне, небось, уже все бабки в курсе произошедшего? А если учесть тот факт, что ты у нас девушка публичная, сие обстоятельство скоро станет достоянием всеобщей гласности! И моя, конечно, тоже узнает. Твою мать, Злата, ну на хрена тебе это нужно было?!
— Я не планировала это специально! Не просила тебя об этом! И не я одна виновата в том, что так случилось. Да я даже не думала об этом, не мечтала, но коль уж это случилось… Да, я хотела ребенка! И я хочу ребенка от тебя! Я любила тебя! И если уж ты никогда не будешь принадлежать мне, ребенок от тебя останется со мной навсегда. И заметь, желанный ребенок! К тому же мне казалось, что и ты любишь меня…
— Да при чем тут любишь, не любишь? — взвился снова мужчина и, засунув руки в карманы куртки, принялся расхаживать по комнате. — Я, кстати, вижу, как, любя, ты подставляешь мне подножку, создавая большие проблемы! Чего ты хочешь этим добиться? Нет, чего ты хотела этим добиться, я как раз догадываюсь! Но уж не слишком ли много ты на себя берешь? Нет, Злата Юрьевна, так не поступают взрослые, здравомыслящие люди, которые любят друг друга. А ты… Ты разрушила свою семью, теперь хочешь так же поступить и с моей?
— Не волнуйся, — горько усмехнулась девушка. — Если хочешь, я могу подписать любые документы, в которых к тебе мы не будем иметь никаких претензий. Мы даже не станем претендовать на твое имя, не говоря уж о фамилии. Более того, я могу написать расписку, что угодно, где пообещаю никогда и никому не говорить, кто отец моего ребенка!
— Сходи со своими бумажками знаешь куда?! — грубо оборвал ее Дорош. — Неужели так трудно было сказать Блотскому, что это его ребенок? Он бы поверил…
— Нет, не поверил бы, но принял бы эту ложь. Я говорила тебе уже, что у Леши не может быть детей. Я не смогла бы в глаза ему смотреть. И в тридцать лет я не стану делать аборт!
Нервная дрожь, сотрясавшая девушку, стала немного ослабевать, и она заговорила увереннее и спокойнее. Дорош, остановив свое беспрестанное хождение по комнате, замер у окна. Между ними воцарилось молчание. Злата, чувствуя, что ноги не держат ее и сейчас, возможно, решается главное в ее жизни, опустилась на стул и, стянув со спинки шаль, закуталась в нее. — Так что же ты предлагаешь мне, Злата Юрьевна? — заговорил, наконец, Дорош, оборачиваясь к ней.
— Ничего. Ты правильно сказал: я сама приняла это решение, а значит, я сама справлюсь со всем. Езжай домой, забудь о нас, живи как раньше. Я уже говорила, ты ничем мне не обязан… Вот и все! — не глядя, однако, на мужчину, произнесла Полянская.
— Вот и все… — медленно повторил за ней Дорош и пошел к выходу.
Злата не подняла глаз, но как только за ним захлопнулась входная дверь, закрыла лицо руками и зажмурилась. Слезы сдавливали горло, жгли в груди, готовые вот-вот хлынуть из глаз потоками, но девушка не могла себе их позволить. Нет, если сейчас она начнет плакать, остановиться не сможет, а она должна быть сильной.
