Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона. - Роберт Грейвз

Парламент стал побаиваться подобного развития событий и предложил провести переговоры с армией — у кого меч, у того и сила! Но пресвитерианское население Лондона, подстрекаемое генералом Массеем, который так долго удерживал Глостер против короля, и генералом Брауном, «Пожирателем печенки», стало возражать и заставило парламент поддержать оппозицию. Генерал Фейерфакс отправился в Лондон и продвигался к нему, как к городу, занятому врагами. Тогда для моего мужа настали великие дни. Пресвитерианцы, его враги, перепугались и держались, как трусы. Они начинали громко вопить: «Один за всех!», когда узнавали, что армия остановилась. Но тут же начинали орать: «Переговоры! Переговоры!», когда армия начинала продвигаться вперед. Тауэр без боя сдался генералу Фейерфаксу, и он со своим войском торжественно промаршировал по городу с лавровыми ветвями на шляпах. Парламент им покорился и приказал продать конфискованные земли епископов и других нежелательных личностей, чтобы выплатить долги солдатам. Солдаты приободрились и стали задавать вопросы:

— Кто был первыми пэрами Англии? Разве не полковники Вильгельма Завоевателя и его солдаты? Или рыцари со своим предводителем? Или знать со своими солдатами?

Муж написал сонет, направленный против пресвитерианцев, назвав их губителями совести, и заявил, что новые пресвитеры были хуже епископов, которых они вытеснили. Он всегда выступал против них. Но это был тот же самый Джон Мильтон, который писал следующие строки шесть лет назад:

«Я могу сказать, что просто невозможно найти какие-то отклонения или пятнышко в Пресвитерианском Правительстве, и я могу взять на себя смелость предположить, что каждый честный протестант будет восхищаться его целостностью, правотой, священными и праведными целями и даже может поклясться, что это правительство является единственным истинным церковным правительством, настолько точно оно соблюдает Евангелие и Заповеди Священного Писания».

Теперь у нас в доме служил Том Теннер, он был на посылках и выполнял тяжелую, непосильную для женщин работу. Он был ярым пресвитерианцем и называл себя «зимней пылью» и «червем длиной в пять футов». Он постоянно благодарил Бога за Его милости и сильно закатывал глаза, так что были видны только белки. Транко и мне его рассуждения казались поразительно нудными еще и потому, что каждый день он нам ведал о своих хворях и болячках. Один день это была флегмонозная ангина, на следующий — понос, затем воспаление легких, и каждый раз он нас просил, чтобы мы за него помолились Богу, а когда ему становилось легче, он страстно благодарил Бога. Муж над ним подшучивал и спрашивал, о чем говорилось на проповеди в церкви святой Анны.

И Том ему отвечал:

— О, хозяин, я слышал такую чудесную проповедь, жаль, что вы ее не послушали!

Как-то раз он добавил:

— После такой службы ваша душа воспарит из вашего грешного тела!

— Что это еще такое? — воскликнул муж. — Как ты смеешь называть мое тело грешным? Выражайся поосторожнее!

— Нет, хозяин, — продолжал Том. — Вы, конечно, настоящий джентльмен, благодаря Богу, но я хотел сказать, что молитвы…

— Расскажи мне, какой текст читали, — прервал его муж.

— Текст, хозяин? Что? Какой текст? Там говорилось о короле иудеев, который взял нож, отрезал страницы у книги и стал швырять их в огонь. Наш священник заявил, что с помощью ножа можно разрезать на кусочки…

— Что тот же самый нож? — насмешливо воскликнул муж. — Неужели он сохранился?

— Не знаю, сохранился он или нет, но священник готов был разрезать ножом на клочки произведения ныне здравствующих поэтов, вплетающих в свои стихи имена языческих богов и богинь: которые рассказывают пошлые сказки о нимфах и тому подобное.

— Лучше бы он отрезал себе уши!

— О, господин, разве можно плохо отзываться о нашем священнике, преподобном Кристофере Лаве? Он так хорошо молится вместе с несчастными прихожанами, у которых кроме работы и молитв нет других радостей… Он говорит с ними от чистого сердца и благословляет имя Божье!

— Том, — продолжал муж, — клянусь, что твой преподобный не может хорошо читать проповедь. Но расскажи мне, как был разделен текст?

— Хозяин, священник взял маленький перочинный нож… — начал было Том.

— Что, тот же самый небольшой перочинный нож? — нарочито удивленно воскликнул мой муж. — Неужели он не затупился после того, как он кромсал твердость бессмертных поэм?

Он продолжал дразнить бедного Тома, подражая распевности выговора проповедника валлийца и насмехаясь над глупостью его паствы. В конце концов Тому это надоело, и он ушел.

Пресвитерианскую доктрину, установленную по шотландской модели и навязанную всем приходам Лондона, мой муж не принимал. Его дом в Барбиконе находился в приходе святого Иоанна Захария, и он переехал сюда по этой причине. Проповедником был некий Вильям Бартон, бывший в долгу перед мужем. Вскоре должны были отказаться от старой манеры читать псалмы Давида нараспев, эту манеру считали папистской. Теперь требовалось все переложить на стихи и петь псалмы как гимны. Преподобный Бартон сделал аккуратную метрическую версию псалмов (в отместку Джорджу Цитеру, который сделал свое переложение Псалмов — музыкальное, но весьма неряшливое, а также стараясь переплюнуть старый текст Стернхолда и Хопкинса). И мой муж кое-где подправил стихи и уговорил графа Бриджвотера и других знакомых, чтобы они рекомендовали этот сборник палате лордов вместо другого сборника, опубликованного господином Френсисом Роузом,[64] чей сборник поддерживала палата общин. Лорды согласились, а преподобный Бартон честно заявил мужу, что рука руку моет, и защитил его от неприятного расследования, связанного с его религиозными верованиями. Ему пришлось поручиться за мужа перед старейшинами приходского суда. Мне кажется, ему пришлось их убеждать, что муж, наконец, перестал писать свои памфлеты по поводу разводов, и позволил мне вернуться к нему. Но господин Мильтон говорил, что он не собирается прятаться за рясой священника. Он написал послание, где изложил свое религиозное кредо, передал его преподобному Бартону для представления перед приходским судом, причем написал на арамейском языке, так как был уверен, что его не сможет понять никто из них, включая самого преподобного Бартона. Наш Спаситель говорил на этом языке, и поэтому арамейский лучше всего подходил для этих целей.

Армия контролировала происходящее в стране, и муж перестал бояться пресвитерианцев, а после переезда в новый дом в Хай Холборне, принадлежавший к приходу святого Эндрю, он заявил, что перешел к индепендентам. Господин Агар привел к нам генерала Айертона, священнику сразу же сообщили об это посещении, и он стал относиться к мужу с еще большим уважением. Генерал Айертон, после брака с дочерью генерала Кромвеля, стал весьма уважаемым господином, а сам генерал Кромвель настолько сильно его полюбил, что когда услышал, что поместьем и городом Айертона в Дербишире завладел капитан Саундерс, он произвел Саундерса в полковники, чтобы уговорить его продать поместье, которое он решил подарить мужу своей дочери. Но полковник Саундерс заартачился, и его лишили чина и полка.

Мы переехали по следующей причине: спустя два месяца после смерти моего бедного отца, умер милый Джон Мильтон Старший, оставив мужу значительные средства. Господин Мильтон Младший решил, что ему не стоит держать много учеников. Он хотел поискать дом поменьше и распустить всех учеников, кроме двух-трех самых старших, которые станут ему помогать, а не раздражать и злить его. В последнее время его беспокоил левый глаз, который сильно напрягался от того, что он всегда много читал, ученики будут читать ему вслух и делать обзоры книг, которые он не успевал прочитать из-за недостатка времени.

Муж, конечно, порекомендовал сборник псалмов господина Бартона палате лордов, и говорил, что он значительно лучше сборника господина Роуза, но решил, что вполне и сам сможет перещеголять их. Эти псалмы должны были петь во всех церквях Англии каждое воскресенье, и это могло продолжаться многие годы. Господин Мильтон решил, что ему не помешает насладиться славой, если он переложит псалмы на стихи сам. У Джона Мильтона был хороший музыкальный слух, и он мог подобрать красивые и гармоничные слова, клянусь, что не лгу, он был образованным человеком и мог перевести псалмы с оригинала на иврите.

Господин Агар поддерживал его в этом начинании и просил, чтобы господин Мильтон давал ему прочитать образцы перевода, и даже предложил, если палаты лордов и общин не остановятся на его переводе, то генерал Айертон или кто-нибудь еще из высокопоставленных лиц своим приказом обяжут всех читать в церкви его перевод.

Наш новый дом, куда мы въехали на Михайлов день в 1647 году, был очень милым и выходил в поля Линкольн Инн. Мой муж начал заниматься переводом и переложением на стихотворный лад псалмов, так продолжалось два-три месяца. Он послал девять отрывков, скопированных и переплетенных в отдельную книгу и решил, что если ни один не будет поддержан Парламентом, это произойдет потому, что они слишком хорошо написаны. Я сказала мужу, что пресвитерианцы обычно выбирают не самое лучшее, потому что считают, что нельзя стремиться к совершенству.