Сполохи детства - Степан Калита

Даже странно, что сейчас я совсем не слушаю музыку. И в машине включаю радио на волну, где идут новости или звучат экспертные мнения. Музыка мне кажется лишним шумом, я уже не ловлю кайф от какой-нибудь совершенно убойной мелодии, которую сочинила Metallica или Rainbow — наоборот, шум меня раздражает. Только иногда включаю фоном классику. Наверное, я слишком состарился для другой музыки. Хотя я встречал фанатов и пятидесяти лет, и много старше… Но вот для меня это увлечение осталось в прошлом. А ведь когда-то за новый альбом Ozzy я мог убить. Не в буквальном смысле, конечно…

На Горбушке продавцы выставляли лотки и на них — кассеты, кассеты, кассеты. Все были подписаны фломастером или ручкой. Название альбома и группа. Некоторые — совсем неизвестные, редкие. Здесь же давали послушать начало первого трека. «Нравится, нет? Ну вот тебе второй. Ну как, берешь?» Я выискивал новые имена и многих открывал для себя — так я обнаружил Mercyful Fate, позже ставший сольным проектом King Diamond, Alice Cooper, Accept, Testament, Slayer, Running Wild и множество других команд, чьи названия навсегда запали в память, отпечатались в ней — очень разные коллективы, совсем не похожая музыка, но по энергетике они все действовали на меня, как отличный допинг.

Каждое мое утро начиналось с того, что я врубал магнитофон — и слушал тяжелый рок. При этом внешние атрибуты метала — косуха, цепи, «перстаки» — меня нисколько не привлекали. Чего не скажешь о моих приятелях того времени. Для них все это неформальное облачение было очень важным. Так они выражали себя. Леха, к примеру (приличный, в общем-то, парень, из хорошей семьи) ограбил детскую площадку, где повесили кольца на цепях. Его, конечно, привлекли цепи. Обмотавшись ими он ходил по квартире, и иногда даже выносил в них мусор. «Они меня защищают», — говорил. Сосед, раз увидев его в таком виде, чуть не подавился сигаретой. Он и так подозревал, что Леха — опасный сумасшедший с гитарой, а, увидев его в цепях, полностью утвердился в своем мнении.

Группу мы в конце концов сколотили. И даже нашли репетиционную базу — дешевенькую студию на Ленинском проспекте. Там мы играли песни нравившихся нам групп и кое-что своего сочинения. Я встал к микрофону, в который рычал не своим голосом, а еще написал тексты. Причем, на английском языке. Если бы коренной носитель языка их услышал, он бы решил, наверное, что это полная тарабарщина. Но я очень старался, чтобы вышло складно и в рифму. Помогла моя оккультная практика — я вписал в тексты имена некоторых демонов, которые помнил по тем временам, когда еще увлекался мистической литературой. Мы даже записали пару кассет — и отправили их на студию по почте, но ответа так и не получили. Наверное, продюсер знал английский язык. А может, его ужаснул мой вокал. Во всяком случае, дело это довольно быстро заглохло. И хорошо. Потому что если бы мы продолжали дальше «заниматься музыкой», я непременно оглох бы. Я и так выходил после каждой репетиции со звоном в ушах, как человек после тяжелой контузии. Мне словно забивали слуховые отверстия ватой. И только спустя пару дней слух восстанавливался. Нам казалось, что играть надо как можно громче, и тогда мы непременно добьемся успеха. Веселые были времена…

Я был частью громадной толпы на фестивале «Монстры рока» в девяносто первом году. И лично видел своих кумиров. Нет, не Black Sabbath, но зато Metallica, одна из любимейших моих команд, приехала в СССР. Мне даже не верилось, что я вижу их. Я стоял от сцены метрах в двадцати. Мог бы при желании докинуть до одного из музыкантов бутылкой. Эта мысль молодого меня, так я тогда подумал. И толпа периодически накатывала волнами, и едва не валила с ног. А упасть было страшно. Потому что понятно — тебя сразу затопчут. Но я не жалел ни секунды, что пришел на этот концерт на поле тушинского аэродрома — ни в каком концертном зале столько людей просто не поместилось бы. Уже вполне взрослый человек, я ощущал почти детский восторг. Так себя чувствует ребенок, когда находит игрушку под новогодней елкой. И это именно та игрушка, которую он так хотел — давным-давно. Электронная игра «Ну, погоди!», например — верх технического совершенства, пример превосходства компьютерных технологий Советского Союза. И никто тогда не знал, что точно такая же сделана в Америке, только с Микки-Маусом… Потом и наши стали клепать их с Микки-Маусами. И всем все стало понятно…

А после концерта меня задержали. Какой-то зеленый военнослужащий остановил, принялся бить по карманам и нашел раскладной нож. «Я им яблоки чищу», — сказал я. Но они налетели, взяли под руки и сразу потащили в милицию… По счастью, там было столько народу, что там даже разбираться не стали — нож изъяли, а меня отпустили. Сержант покрутил его в руках, померил лезвие и сказал: «Да это не холодное оружие. Туфта»… В общем, повезло. Не удалось ментам испортить настроение от концерта. Хотя нож было жалко. Мне его любимый дед подарил. Сказал: «Если кто-то спросит, говори, что ты им яблоки чистишь»…

Ларс (я уже упоминал, что назвал его в честь Ларса Ульриха, барабанщика группы Metallica) — пес довольно тупой. Когда мы с инструктором разучивали команду «Фас», он усвоил ее только с двадцать шестого дубля.

— Умные собаки со второго раза понимают, — заметил инструктор. — Но чего вы хотите? Бультерьер.

— А что, бультерьеры очень глупые? — спросил я.

— Обычно — нет. Но ваш особенный.

Друзья у меня тоже очень особенные. Узнав, что мой пес усвоил команду «фас», Диня тут же решил его проверить.

— Фас, — заорал он, указывая пальцем на меня.

Ларс дернулся, потом застыл, в собачьих глазах промелькнуло — «хозяин», развернулся и бросился на Диню… Девять швов на левой руке. Пока их накладывали, я думал, что он, в принципе, легко отделался. Потому что Ларс — не игрушечный, он может и в горло вцепиться. И вцепится, если понадобится. Но я вовсе не хотел его делать оружием. Так получилось.

И вот мы идем по району моего детства. Как же странно он уменьшился. Дома, деревья, улицы — все выглядит крошечным. Или это я стал великаном, приехавшим в Лилипутию?..

Почему мне все время кажется, что люди, населяющие район моего детства, чужаки, занявшие мою территорию — что они завоеватели? Особенно те, что помоложе. Их не должно здесь быть. Они изгнали меня оттуда, где я вырос. Заняли мое место. И теперь я здесь — чужак, явился издалека, объехав весь земной шарик, который тоже на поверку оказался крошечным. А когда-то, во времена когда еще не было интернета и айпи-телефонии, казался таким большим.

Мой переход в последний класс школы совпал с очередной посадкой Рыжего. Причем, на этот раз, все было серьезно, посадили надолго. Если раньше он освобождался довольно скоро, и снова брался за старое, то теперь все говорили, что дали ему очень большой срок. Район слухами полнится. Уверен, сдал его кто-нибудь из своих же шестерок. И погорел он на наркоте. Лучше бы занимался дальше обыкновенным бандитизмом, перешел со временем в рэкетиры, но ему всего было мало — он хотел диверсифицировать доходы (как говорят журналисты деловых газет) от преступной деятельности. Услышав, что Рыжего закрыли, я испытал радостное чувство. Но вместе с тем хотелось узнать, как на самом деле обстоят дела. В идеале, конечно, поговорить с его мамашей, она и на суде, скорее всего, присутствовала. Но заявляться к ней с такими вопросами нетактично, да и стратегически неверно. Она же обязательно на свидании расскажет о моем визите Рыжему. Поэтому я решил зайти в «логово» — порасспросить там, что да как…

В подвале оказалось на удивление многолюдно. И шел пир горой. Малолетки (я их так называю, хотя некоторые были моими ровесниками, а некоторые даже старше меня) были почти все сильно пьяными, на столе стояла водка, нарезка, огурцы в трехлитровой банке. На месте Рыжего сидел малознакомый парень. Я мог бы руку дать на отсечение — что его распирает от гордости. Дурачку казалось, он возглавил преступный синдикат. Хотя без Рыжего они — никто.

— О, Степка, — обрадовался новый главарь, — заходи, садись.

Я прошел, сел. Мне плеснули в стакан водки. Выпил, не закусывая.

— А что с Рыжим случилось? — спросил через некоторое время.

— Так посадили его, — ответили мне с удивлением, как будто все должны были это знать.

— За что?

— Так за наркоту взяли. Причем, в особо крупных размерах…

Больше меня ничего не интересовало.

— Ладно, пацаны, дела у меня, — сказал я и вышел. Очень вовремя, как выяснилось позже. В «логове» в тот же день был произведен шмон, и всех забрали в отделение — до выяснения обстоятельств. А потом на подвале появился новый замок. Но через некоторое время его взломали, и внутри снова обосновалась какая-то мелкая шпана. Меня их дела уже мало волновали. В последний класс я пошел в новую школу — и влюбился без памяти в первую красавицу класса.

Почти в каждом классе есть такая девочка. Она нравится всем, или почти всем, но большинство ребят это скрывают. В отличие от них я своей влюбленности не скрывал. Первым делом раздобыл номер ее домашнего телефона — спросил у ее подруги, и она мне не отказала. Только задала вопрос с любопытством: