Люсипаф - Кока Феникс

* * *

Штанги Пафнутия скрестились над тетиной головой так стремительно, что выскочила искра. - О! - вскричала Люси. - Шо?! - встрепенулась тетя Пальмира. - Да ничего, ничего, тетя, просто искорка выскочила, - Пафнутий, напрягшись, развел штанги и замер.

- Ис-ко-рка, - повторила нараспев тетя. - Есть порча, - начал трагически Пафнутий. - И не шуточная, тетя, у тебя порча! Люси поднесла ко рту носовой платок и не то чихнула, не то фыркнула. Впрочем тете было не до нее.

- А шо за порча-то, Вадичка? - робея, выясняла она. - Отчего она?

Люси не зевала: - Это, тетя Пальмира, если хто-нибудь из ваших недрухов схлазит вас. Она и висит на позвоночнике, висит себе, висит, а человек живет, улыбается. Потом какая-нибудь критическая ситуация - раз и в ящик! - чесала без обиняков по-пупырински Люси.

Тетя это разом поняла, приняла и озаботилась: - А шо ж делать, Вадичка? - обратилась она к парившему над ее головой судье. - Как что?! - будто читая по букварю, без запинки отбарабанил тот. - Завтра пойдем к целителям, они ее и снимут, твою порчу. Я бы и сам, да...

- Нет-нет, Влад! - кинулась спасать будто мужа Люси. - Ты не можешь еще, ты ж не очистился, тебе ж еще нельзя!

- Да, правда! - сокрушенно согласился Пафнутий. - А так бы и ходить никуда не надо было! - вздохнул он.

- А почему завтра? - заторопилась тетя. - Сегодня уж вечер, темно, да и футбол сегодня, - вырвалось у племянника, - наши с Америкой, на УЕФА...

Тут он осекся. Люси сверлила своего идиота взглядом. "Сейчас эта корова почувствует профанацию и все!" - кричало ей сердце. - "Выручай, Люсенька! Себя выручай!" И она схватила тетю под руку, бормоча и шепча:

- Вам надо подхотовиться, дорохая. Это же не шуточное дело. Вы даже не подозреваете, как это серьезно! Я вон семь лет мучилась-мучилась, скиталась по свету, не знала, куда деваться от себя... Хорошо Влада встретила. Он посмотрел на меня и сразу ховорит: "Порча!" Проверили - точно, проклятая. Баба какая-то насадила...

Пафнутий, раскрыв рот, смотрел на жену и тетю. Ничего подобного с ним и Люси никогда не происходило. Она сама влезла к нему в кровать после вечеринки, да так прилепилась, что Пафнутию даже отдирать ее не хотелось. А уж много времени спустя он начал на эти курсы колдунов ходить. А Люсенькина порча... Так надо ж было пациентам что-нибудь да привести в пример!

А Люси шла дальше: - Так Влад мне все определил. Кохда, хде, большая ли, правда, Влад?! - Угу! - подтверждая свою репутацию, кивнул Пафнутий. Тетя обмякла и попросилась спать. Люси с энтузиазмом взбила ей подушку, подвела к кровати и уложила, погасив свет и пожелав тете спокойной ночи.

- И безоблачных снов, как в наших краях ховорят! - прибавила она, улыбаясь.

Затворив дверь в тетину комнату, Люси приложила палец к губам, тссыкнула на мужа, и опрометью бросилась в туалет.

* * *

Проснувшись, Зигфрид пошарил первым делом под диваном, ухватил там что-то и вытащил на свет огромное эмалированное ведро, полное до краев спермы. Похлопав подушку, он нащупал свои очки и надел их.

- И это за ночь?! - не веря собственным глазам, прошептал он. - Ну и ну!

- Впрочем оно и ясно, - подводил он теоретический фундамент под неоспоримый факт. - Сколько нас по степи таких батыров? И если б не мы, то, глядишь, степь бы давно уже в пустыню превратилась и пирамидами бы поросла. А так!..

Зигфрид вскочил с дивана, взял ведро и понес его на кухню. Там он аккуратно разлил по стеклянным баночкам содержимое ведра и, закрывая их полиэтиленовыми крышками, тщательно вывел на каждой: ночь с 20 на 21. Проделав все это, он открыл холодильник и двумя ярусами составил свежий консервант на хранение.

- Так, это готово! бодро потянулся он и распахнул шторы. Окно выходило на детскую площадку. Но она была на удивление вымершей и унавожена свеженасыпанным песком. Всю площадку заливало горячее солнце. Зигфрид даже зажмурился и хотел уже задернуть штору и закатиться назад под прохладную простынь, как вдруг он увидел, что через площадку идет одетый бедуином мужчина и несет на голове спеленутое по рукам и ногам тело. Пот обливал его лицо и шею. И было этому бедняге так тяжело, что он все более и более сгибался под своей ношей.

Откуда ни возьмись выскакивают тут два низкорослых субъекта, может быть даже и калмыки, а может и не засыпанные ранее песком дети, сбивают мужичка с ног и погребают его на глазах у Зигфрида вместе с трупом, прямо посреди детской площадки.

Зигфрид, видя такое, хватает нож - и вниз. Он подбегает к оставшемуся на месте убийства холмику, и, ничего не соображая, видит, что холмик начинает прорастать. Но растет из него какая-то мертвечина и разложение. Тогда он бросается назад, вытаскивает из холодильника один из ночных сосудов и бежит вниз.

- Успею ли? - шепчет он трагически на бегу. - Не успею, все погибнем!

Он подбегает к разрастающемуся холмику, отдирает зубами крышку и опрокидывает банку в песок. Тление захлебывается, а среди разложения возникает живое тельце. Оно начинает пухнуть и расти вместе с увеличивающимся холмиком. Зигфрид - домой! Один за другим он выливает свои ночные сборы на животворную землю, и вдруг на него из песка смотрят голубые глаза его любимого Фюрера.

* * *

Утром тетя Пальмира проснулась и почувствовала, что на пояснице у нее что-то висит и тянет книзу. Она попробовала встать. Пожалуйста! Но висит и тянет! Тетя струхнула.

- Неужто порча? - проговорила она, и испугалась самого уже только слова.

Пафнутий разговаривал в прихожей по телефону. - Да вы поймите, надо срочно! Она на недельку только приехала. Что? Понимаете! Конечно, серьезный случай! Стал бы я вас пустяками отвлекать. Нет, очень и очень серьезно! Договорились. Все. Будем. Гуд. Бай. Да, а смотрели вчера? Три ноль. Как они! Ну, ладно. Все.

Тетя, обычно ничего не соображая спросонок, кроме как сбегать до ветру, сразу вдруг пришла в себя и струхнула еще больше.

- Вот так-так, - опустившись на кровать и раскачиваясь из стороны в стороны, тупо повторяла она, - вот так-так.

Пафнутий толкнул дверь, просунул в щель голову и чуть не защемил себя. Так он хотел одновременно и помочь тетушке и в то же время захлопнуть дверь, чтобы не видеть леденящего сердце зрелища. Тетушка, его веселая родная тетя Пальмира, сидела взлохмаченная с синими глазами величиной в пятак на кровати и, раскачиваясь как полоумная приговаривала, будто баюкая ребеночка:

- Вот так-так, вот так-так, моя маленькая, вот так и так.

Пафнутий подошел к тете, попытался улыбнуться и, посмотрев на тетю, подумал: "А вдруг поздно?"

- Ну шо там, Вадичка? - опомнилась тетя и пригладила свои растрепавшиеся патлы. - Будем лечиться?

- Конечно! - обрадовался такому повороту Пафнутий. - Я уже все устроил. Позавтракаем и поедем. Натощак нельзя.

- А хде хучь она у меня, Вадичка висит, проклятая? - с последней надеждой еще спросила тетя.

- Как у всех - на позвоночнике, только глубоко внизу, почти у попы, так что тащить долго придется. Ее через голову снимают.

- Так я и знала, - потеряв последнюю надежду железно отчеканила тетя.

"Значит не лажанул. Значит точно есть, родимая! То есть проклятая! Значит, Влад, вперед! Еще посмотрим, кто кого!" - сражался неизвестно с кем Пафнутий.

- Пойдем, тетя, пойдем. Умоешься, позавтракаем и поедем. Люси уже чаек заварила, - и он помог тете приподняться и проводил ее в ванную.

Люси как увидела, проходившую мимо тетю, чуть ли не зажмурилась от радости - такая произошла перемена в ней за ночь, просто другой человек: больной, спокойный, безнадежный.

"Вот так-так!" - подумала, гордо поднимая голову, Люси, а Пафнутию послала такой взгляд победительницы, что тот не знал, куда ему теперь двинуться: в ванную ли, на кухню или сразу под землю.

- А, шо я тебе ховорила?! - подскочила к мужу Люси. - Вишь, какая она больная, идти даже не может.

Тетя же, закрыв дверь в туалет, пустила горяченькой водички и, охватив стоявший на раковине стакан со следами напомаженных губ свояченницы, приложила его донышком вплотную к двери, а к отверстию припала ухом, и превратилась в слух.

На кухне шептались, но конкретно разобрать нельзя было ни слова. Люси что-то шипела, Вадичка дакал. "Проклятая вода!" - сообразила тетя и закрыла кран. Но на кухне все уж было разрешено, и зазвенела посуда. Тетя Пальмира вяло оторвалась от слухового оконца и начала тщательно намыливать лицо и голову. А в пояснице все тянуло и звало: "Книзу, книзу!"

* * *

Маргинальный Морг расставил перед собой фотографии и начал беседу. Темой сегодня он избрал свое грядущее выздоровление.

- Что, грядет мое выздоровление? - обратился он сначала к перекошенному лицу черно-белой загибающейся по краям Люси.

- Захибай, Люси, не захибай, куды тут денесси... Нет-нет, Владик, я уж как-нибудь на своих двоих выберусь. Верю, верю - аура зеленая, на позвоночнике висит, да теперь уж все равно к выздоровлению.

Маргинальный Морг закатил вдруг глаза, зажал нос и спустя секунду взорвался. Из ушей, изо рта, из глаз полетели бесчисленные пузырьки и лопались весело и громко вокруг умственного центра Маргинального Морга.